Художественная литература

Джек Лондон

В бухте Йеддо

Д.Лондон. Собрание сочинений в 13 томах. Кошелек пропал у него где-то на Театральной. Он вспомнил, как на мосту через один из каналов, пересекавших эту оживленную улицу, его совсем затолкали в толпе. Возможно, какой-нибудь ловкий воришка именно тогда и выудил у него из кармана пятьдесят с лишним иен вместе с кошельком. А может быть, он сам потерял его, просто обронил по неосторожности. Напрасно уже в который раз обшаривал он карманы в поисках пропажи. Кошелька не было. Рука его задержалась в пустом кармане брюк, и он горестно посмотрел на горластого хозяина ресторана, который кричал, как сумасшедший: -- Двадцать пять сен! Давай плати! Двадцать пять сен! -- Да ведь кошелька-то нет! -- сказал парнишка.-- Говорят вам, я его где-то потерял. В ответ на это хозяин ресторана воздел руки к небесам и завопил: -- Двадцать пять сен! Двадцать пять сен! Плати давай! Вокруг них уже толпились любопытные, и Элфу Дэвису становилось не по себе. "До чего все это нелепо и мелочно,-- думал Элф.-- Поднять такой шум из-за пустяка! Нет, надо что-то делать". Он уже собрался было удрать как-нибудь -- прошмыгнуть сквозь этот лес ног или пробиться силой, но, словно разгадав его намерения, один из официантов, коренастый малый, единственный глаз которого горел злобой, схватил его за руку. -- Плати давай! Плати! Двадцать пять сен! -- орал охрипший от злости хозяин. Элф даже побагровел от унижения, однако упорно продолжал поиски. Он уже не думал о кошельке: не завалялось ли у него где-нибудь хоть немного денег -- вот на что он надеялся. В кармане блузы он обнаружил монету в десять сен и пять сен медяшками; потом, вспомнив, что недавно у него куда-то затерялись десять сен, он распорол карман и нашел их в самой глубине подкладки. Теперь у него было двадцать пять сен -- ровно столько, сколько требовалось заплатить за съеденный ужин Он протянул деньги хозяину, тот пересчитал их, сразу же успокоился и низко поклонился, и все собравшиеся вокруг тоже подобострастно поклонились и разошлись, Элфу Дэвису едва исполнилось шестнадцать, он служил матросом на американской парусной шхуне "Энни Майн", которая пришла в Иокогаму за очередной партией кож для Лондона. На берегу он был уже второй раз, и тут ему впервые мимолетно приоткрылись и озадачили его некоторые черты восточного характера. Когда поклоны и приседания кончились, он рассмеялся и вышел; ему предстояло решить еще одну задачу. Как теперь попасть на шхуну? Уже одиннадцать часов вечера, и судовых шлюпок, конечно, у берега нет, а нанимать местного лодочника, не имея в кармане ни гроша, совсем не весело. Внимательно глядя по сторонам в поисках товарищей по плаванию, он зашагал к пристани. В Иокогаме нет сплошной линии причалов. Суда отдают якорь на рейде, благодаря чему сотни малорослых, коротконогих японцев имеют возможность заработать на хлеб, перевозя пассажиров на берег и обратно. Десятка полтора лодочников, мужчин и подростков, окликнули Элфа и предложили свои услуги. Он выбрал наиболее подходящего с виду -- благообразного старика с сухой ногой. Элф шагнул в сампан и сел. В темноте он не мог видеть, чем занят старик, ясно было только, что тот не торопится в путь. Наконец лодочник подковылял ближе и заглянул Элфу в лицо. -- Десять сен,--сказал он. -- Да, я знаю, десять сен,-- небрежно подтвердил Элф.-- Однако поторопись. На американскую шхуну. -- Десять сен. Давай плати,-- настаивал старик. Элфа бросило в жар от этого ненавистного "давай плати". -- Свези меня на американскую шхуну, тогда и заплачу,-- сказал он. Но лодочник терпеливо стоял перед ним с протянутой рукой и твердил свое: -- Десять сен. Давай плати. Элф попробовал объясниться. У него нет денег. Он потерял кошелек. Но он обязательно заплатит. Как только попадет на шхуну, сразу же и заплатит. Нет, он даже не станет подниматься на борт. Он крикнет товарищам, и они сначала отдадут лодочнику эти десять сен. А уж потом он поднимется на корабль. Так что все будет в порядке, пусть лодочник не беспокоится. Однако благообразный старец в ответ только повторил: -- Давай плати. Десять сен. Хуже всего, что остальные лодочники сидели на ступенях причала и слушали. Раздосадованный и сердитый Элф поднялся и уже хотел выйти из лодки, но старик ухватил его за рукав. -- Давай блузу. Я везу тебя американская шхуна,-- предложил он. И тут все, что было в Элфе от американской независимости, вспыхнуло в его груди. Англосакс вообще терпеть не может, когда его обманывают, здесь же, как показалось Элфу, был явный грабеж. Десять сен -- это шесть американских центов, а ведь блуза, очень хорошая и совсем еще новая, обошлась ему в два доллара. Ни слова не говоря, он повернулся спиной к старику и пошел в конец пристани, а по пятам за ним двигалась смачно хохотавшая толпа лодочников. Большинство -- плотные, мускулистые парни, почти совсем голые, так как июльская ночь была изнуряюще жаркой. Прибрежные жители в любой стране--народ буйный, грубый, и Элф подумал, что оказаться глухой порой на краю пристани с целой оравой таких людей, да еще в большом японском городе, небезопасно. К нему подошел рослый малый с копной черных волос на голове и свирепым взглядом. Остальные сгрудились за ним, готовые принять участие в переговорах. -- Давай башмаки,--сказал парень.--Давай, ну! Я свезу тебя на мериканскую шхуну. Элф покачал головой, а толпа загалдела, требуя, чтобы он соглашался. Но англосакс так уж устроен: на испуг его не возьмешь. Он скорее пойдет на риск, чем позволит командовать собой. И попытка лодочников нажать на Элфа лишь пробудила в нем все неистребимое упрямство его расы. Им двигало то же чувство, какое бывает у солдат, обреченных почти на верную гибель и все же не теряющих мужества; и там, под звездами, на пустынном причале, взятый в кольцо этой бандой, он решил лучше умереть, чем унизиться и отдать им хоть единую тряпку. Дело не в цене -- на карту поставлена его честь. Кто-то грубо толкнул его в спину. Сверкнув глазами, он быстро обернулся, и круг невольно раздался. Но галдеж все усиливался. Каждому хотелось урвать что-либо из его одежды, и они, перебивая друг друга, во всю силу здоровенных глоток выкрикивали свои требования. Элф уже давно не произносил ни слова, однако видел, что положение становится опасным -- нужно уходить. Челюсти его были упрямо сжаты, в глазах-- стальной блеск, тело -- как пружина, готовая развернуться. В нем чувствовалась такая решимость, что когда он двинулся к берегу, лодочники расступились и пропустили его. Крича и смеясь громче прежнего, они пошли за ним, одни сзади, другие сбоку. Какой-то нахальный парнишка ростом с Элфа сорвал с него кепи и хотел было напялить на себя, но не успел: Элф сильным ударом сбил его с ног, и тот растянулся на камнях. Падая, парнишка выронил кепи, и оно исчезло под ногами лодочников. Элф торопливо соображал -- матросская гордость не позволяла ему оставить им кепи. Он бросился вслед и вскоре нашел кепи -- здоровенный босой верзила стоял на нем столбом и явно не желал сдвинуться с места. Элф попытался выдернуть кепи, но безуспешно. Он попробовал спихнуть ногу в сторону, но верзила только мычал в ответ. Это был прямой вызов, и Элф принял его. С быстротой молнии он подставил парню сзади подножку, а плечом сильно толкнул его в грудь. Тот не ожидал такого жестокого приема и грохнулся навзничь. Миг -- и кепи уже у Элфа на голове, а кулаки его готовы к бою. Затем он резко обернулся, чтобы предупредить нападение сзади, и все бросились врассыпную. Этого он и хотел. Между ним и берегом никого не осталось. Пристань была узкая. Повернувшись лицом к противнику и угрожая кулаками тем, кто пытался обойти его с тыла, он продолжал отступление. Пятиться так, сдерживая наседавшую ораву, было делом не легким. Но люди с темной кожей во всем мире хорошо знают кулак белого человека, и своей победой Элф был обязан не столько собственной воинственности, сколько бесчисленным потасовкам, в которых когда-либо участвовали матросы. На берегу, у самой пристани, находился полицейский участок, и Элф, пятясь, ввалился в ярко освещенную комнату на потеху щегольски одетому лейтенанту. Лодочники сразу умолкли, присмирели и, как мухи, облепили открытую дверь, сквозь которую им было видно и слышно все, что делается внутри. В нескольких словах Элф рассказал о своих злоключениях и потребовал, чтобы из уважения к правам иностранца его доставили на шхуну в полицейской шлюпке. В ответ лейтенант, знавший назубок все "правила и предписания", разъяснил ему, что портовые полицейские не перевозчики, а полицейские шлюпки предназначены вовсе не для того, чтобы развозить на суда запоздавших и безденежных матросов. -- Конечно,-- прибавил он, --- здешние лодочники -- прирожденные грабители, но пока они грабят в рамках закона, я бессилен. Требовать плату вперед--их право, и не в моей власти заставить их брать плату за проезд в конце пути. Элф согласился с его доводами, однако намекнул, что если уж он не может приказать, то мог бы уговорить. Что ж, лейтенант готов сделать одолжение: он подошел к двери и произнес перед лодочниками речь. Но они тоже знали свои права, и не успел лейтенант закрыть рот, как они хором завели свое отвратительное: "Десять сея! Давай плати!" -- Как видите, я ничего не могу сделать,-- сказал лейтенант, кстати, безупречно говоривший по-английски.-- Но я предупредил, чтобы они не причиняли вам вреда и не приставали, так что вы, по крайней мере, будете в безопасности. Ночь теплая, да и до утра уже недалеко. Ложитесь где-нибудь и спите. Я бы позволил вам спать здесь, в участке, но это против правил и предписаний. Элф поблагодарил полицейского за доброту и учтивость, но лодочники разбудили в нем всю его национальную гордость и упрямство, и такое решение вопроса его не устраивало. Провести ночь на камнях пристани значило признать себя побежденным. -- Лодочники отказываются переправить меня на шхуну? Лейтенант кивнул. -- Вы тоже отказываетесь? Последовал еще один кивок. -- Ну, а как там, по вашим правилам и предписаниям, вы будете против, если я переправлюсь сам?. Лейтенант был озадачен. -- Лодки-то у вас нету,-- сказал он. -- Дело не в лодке,-- горячился Элф.-- Если я сам переправлюсь, никто ведь от этого не пострадает? -- Так-то оно так,--упорствовал в недоумении лейтенант,-- но вы же не сможете переправиться. -- А вот увидим. Элф швырнул на пол кепи. Следом в разные стороны полетели туфли. За ними блуза и брюки. -- Запомните,-- сказал он зазвеневшим голосом,-- я, гражданин Соединенных Штатов, возлагаю на вас ответственность за эту одежду. На вас, на город Иокогаму и "а японское правительство. Спокойной ночи! Он бросился к двери, растолкал изумленных лодочников и выскочил на пристань. Но они тотчас опомнились и кинулись за ним, восторженными воплями приветствуя этот новый поворот событий. Лодочники и рыбаки Иокогамы долго еще вспоминали эту ночь. Элф добежал до причала и с ходу ловко нырнул. Он поплыл размашистыми саженками, потом любопытство взяло верх, и он на минуту задержался. Из темноты, с пристани, ему что-то кричали. Он перевернулся на спину, замер и прислушался. -- Ладно! Твоя взяла! -- разобрал он отдельные голоса.--Заплатишь после! Вернись! Плыви сюда! Плата потом! -- Нет уж, спасибо,-- откликнулся он.-- Обойдется без платы. Спокойной ночи. Он огляделся кругом, высматривая "Энни Майн". Она стояла в доброй миле от берега, и отыскать ее в темноте оказалось не просто. Сначала в глаза ему бросилась целая россыпь огней -- так сверкать мог только военный корабль. Очевидно, это был американский крейсер "Ланкастер". Где-то левее и дальше должна быть "Энни Майн". Но левее горели три близко стоящих друг к другу огня. Это не могла быть шхуна. На секунду Элф растерялся. Он лег на спину, закрыл глаза и попытался представить себе гавань, какою он видел ее днем. Потом удовлетворенно фыркнул и снова перевернулся. Три огня, видимо, принадлежат большому английскому грузовому пароходу. Значит, шхуна находится где-то между этими тремя огнями и "Ланкастером". Он долго и пристально вглядывался, и вот, совсем низко над водой, но как раз там, где он и ожидал, тускло засветился одинокий фонарь -- якорный огонь "Энни Майн". А плыть ночью под звездами было одно удовольствие. Воздух был теплый, как вода, а вода -- как парное молоко. На губах чувствовался приятный вкус соли, руки и ноги слегка покалывало, а сильные и ровные удары сердца наполняли его ощущением радости жизни. Да, это было чудесно, и доплыл он без всяких приключений. Справа остался ярко освещенный "Ланкастер", слева -- английский грузовой пароход, а вскоре над головой выросла громада "Энни Майн". Элф схватился за шторм-трап и бесшумно поднялся на палубу. Здесь не было ни души. В камбузе он заметил свет и понял, что это сын капитана варит кофе, коротая скучную стояночную вахту. Элф проскользнул дальше, на полубак. Матросы храпели на своих койках, и духота тесного помещения показалась ему невыносимой. Он надел тонкую бумажную рубаху, парусиновые брюки, сгреб в охапку одеяло с подушкой и, поднявшись наверх, забрался на палубу полубака. Едва он успел задремать, как его разбудил плеск подходившей к борту лодки и оклик вахтенного. Лодка оказалась полицейской, а подслушанный Элфом взволнованный разговор доставил ему немалое удовольствие. Да, конечно, сын капитана узнает эту одежду. Она принадлежит Элфу Дэвису, их матросу. А что случилось? Нет. Элф Дэвис не возвращался на шхуну. Он на берегу. Его нет на берегу? Ну, тогда, значит, он утонул. Тут лейтенант и сын капитана заговорили оба разом, и Элф ничего не мог больше разобрать. Потом он услышал, как они пошли и подняли на ноги команду. Матросы разворчались спросонок и сказали, что Элфа Дэвиса среди них нет, после чего сын капитана с яростью обрушился на иокогамскую полицию и ее порядки, а лейтенант оправдывался, ссылаясь на правила и предписания, и его английский язык на этот раз оставлял желать лучшего. Элф подошел к ним и протянул руку. -- Одежду я, пожалуй, заберу,-- сказал он.-- Спасибо, что быстро доставили. -- Не понимаю, почему он не мог тебя самого доставить,--отозвался сын капитана. Полицейский лейтенант промолчал и не без смуше-ния передал одежду ее законному владельцу. На другой день, когда Элф собрался в город, его окружила толпа лодочников, они кричали и размахивали руками, но были вполне почтительны, каждый хотел непременно сам перевезти его на берег. Он выбрал одного и, войдя в лодку, на сей раз не услышал: "Давай плати". Перед тем как шагнуть на причал, Элф протянул лодочнику обычные десять сен. Но тот выпрямился и затряс головой. -- Ты молодец,-- сказал он.-- Не надо платить. Никогда не надо. Ты смелый, хороший парень. И все время, пока "Энни Майн" оставалась в порту, лодочники отказывались брать деньги с Элфа Дэвиса. Восхищенные его отвагой и независимостью, они перевозили его даром.

Джек Лондон