Художественная литература

Джон Роналд Руэл Толкин

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

СЕРДЦЕ МИРА

 

                      ОБРЕТЕНИЕ ИМЕНИ. ПРЕДНАЧАЛЬНАЯ ЭПОХА
  
     "Был Эру, Единый, которого в Арде называют  Илуватаром,  Отцом  Всего
  Сущего: и первыми создал он  Айнур,  Божественных,  что  были  порождением
  мысли его, и были они с ним прежде, чем  было  создано  что-либо  иное.  И
  говорил он с ними, и давал им  темы  музыки,  и  пели  они  перед  ним,  и
  радовался он. Но долго пели они поодиночке, или немногие -  вместе,  в  то
  время, как прочие внимали, ибо каждый из них постиг лишь ту  часть  разума
  Илуватара, которой был рожден, и медленно росло в них понимание  собратьев
  своих.  И  все  же  чем  больше  слушали  они,  тем  больше  постигали,  и
  увеличивались согласие и гармония в музыке их..."
       Так говорит эльфийское предание "Айнулиндале", Музыка Айнур.
  

       ...Никто не знал, не знает и  вряд  ли  когда-нибудь  узнает,  откуда
  пришел он, кто он, и почему  возжелал  создать  мир,  покорный  его  воле,
  отгороженный от иных миров, что  светились  в  черных  глубинах  Эа  среди
  бесчисленных звезд.
       Таков был Замысел: Мир будет новым, непохожим на другие. И будет этот
  мир правильным и неизменным, ибо так хочет Эру, ибо это  нравится  ему.  И
  будет в мире все так, как он сказал,  и  все,  что  будет  в  мире,  будет
  возносить хвалу Единому.
       Тогда создал он в Эа замкнутую сферу,  и  была  в  ней  Пустота,  что
  должна была стать преградой, отделяющей мир от Эа. Но  силу  для  творения
  пришлось черпать извне, и изначально в сферу не-Эа проникло ее бытие. Была
  она лишь лакуной в общей ткани, и существовала только благодаря Эа.
       И вошел Эру в не-Эа, и были там чертоги его, где не было Тьмы, но  не
  было и Света, ибо не было там ничего. "Здесь, -  сказал  он,  -  создам  Я
  новый мир". Но чтобы мир этот был иным, самому  Творцу  нужно  было  стать
  новым, не ведающим ни о других мирах, ни об Эа. А этого он не мог. Он  мог
  лишь заставить себя ослепнуть, забыть о том, что лежит  за  пределами  его
  чертогов. И сказал он: "Да станет этот мир слепым, да не увидит вовек Тьмы
  Эа. И будет мир этот знать лишь то, что Я -  Творец  и  Господин  его.  Да
  будет так".
       Изначальная Тьма покоила в  себе  миры  Эа,  и  чертоги  Эру  были  -
  замкнутое Ничто среди бесчисленных звезд. Тьма лежала  вокруг  -  великая,
  всепорождающая, полная безграничной силы. Она словно смеялась над тем, кто
  пытался не видеть ее, хотя сам был рожден ею.  И  тогда  сказал  Эру:  "Да
  будет в чертогах Моих не-Тьма!" И не стало Тьмы в чертогах его, но был это
  и не Свет, ибо Свет рождается лишь  во  Тьме.  И  все  силы  Эру  ушли  на
  творение Пустоты и не-Тьмы, он растратил их в  борьбе  с  Эа  и  Тьмой,  с
  памятью своей и со зрением своим. Тогда вновь вынужден был он  взять  силы
  из Эа, и снова Бытие проникло в Пустоту. Из Эа и Тьмы силой разума  своего
  и воли своей создал Эру первого из тех, кого нарек он Айнур. Но,  взглянув
  на него, ужаснулся Эру, ибо увидел в нем воплощение  всего,  о  чем  хотел
  забыть, чего не желал видеть. Не был первый из Айнур ни частью разума,  ни
  частью замыслов Эру.
       Тогда взял Эру Свет и смешал его с Тьмой, ибо Свет  не  только  гонит
  Тьму, но и поглощает другие огни. И так создал он  остальных  Айнур,  и  в
  каждом из них была часть Тьмы и часть силы Эа.  Все  они  могли  видеть  и
  знать Тьму, но не-Свет Эру слепил им глаза, и воля их  была  покорна  воле
  создавшего их. И, чтобы подчинить себе первого  из  Айнур,  старшего  сына
  своего, Эру отнял у него имя и нарек его - Алкар.
  

       ...Имя - не просто сплетение звуков.  Это  -  ты,  твое  "Я".  А  он,
  непохожий на других, лишен даже этого. Алкар, Лучезарный. Имя - часть  его
  силы, его сути - отняли. Дали - другое.  Кто  сделал  это?  Зачем?  Алкар.
  Алкар. Чужое, холодное. Мертвое.
       Айнур должно ощущать имя частью себя, своим "я-есть". Он повторяет их
  имена, и лица  Айнур  на  миг  становятся  определенными.  Это  радость  -
  слышать, как тебя окликают музыкальной фразой,  ставшей  выражением  твоей
  сути.  Глубокий  пурпурно-фиолетовый  аккорд:  Намо.  Серебряная   струна,
  горьковатый жемчужный свет: Ниенна. Прохладно мерцающее серебристо-зеленое
  эхо: Ирмо. Медный и золотой приглушенный звон: Ауле.
       Эти - ближе всех, чем-то похожие и - иные. А его имя лишено  цвета  и
  живого звука. Алкар. Ал-кар. Мертвый сверкающий камень. Невыносимая мука -
  слышать, но иного имени помнить не дано. Чужой. Иной. Почему? Кто ответит?
       В песне Айнур звучит отголосок иной музыки, но откуда он знает ее? Он
  спрашивал. Ответа нет. Может это - его  дар,  особый,  отличающий  его  от
  других? Нет. Почему? Другие видят прекрасный лик Эру  -  он  не  различает
  черт лица в изменчивом сиянии. Почему? Или - он слеп? Он. Кто - он? Алкар.
  Стук падающих на стекло драгоценных камней. Алкар,  Блистательный.  Алкар,
  Лучезарный. Алкар, Лишенный Имени.
       А там, за пределами обители Единого - Пустота и вечный мрак.  Так  он
  сказал, всеведущий единый Творец. И в душе Айну -  пустота.  Не  лучше  ли
  уйти туда, в Ничто, составляющее его  суть,  чтобы  не  видеть  светлых  и
  радостных лиц Айнур, чтобы не слышать этого имени - Алкар... Чужой.  Иной.
  Он не знает радости - первым даром бытия  для  него  стало  одиночество  и
  отчужденность. Лучше -  не-быть,  вернуться  в  Ничто,  навсегда  покинуть
  чертоги Эру...
       Темнота обрушилась на него мягким оглушающим беззвучием. Значит это и
  есть - Ничто? Но почему так тяжело сделать шаг вперед  -  словно  огромная
  ладонь упирается в грудь, отталкивает... Если он - часть Ничто, почему  же
  и пустота не принимает его? Неужели - снова чужой?..
       Тогда он рванулся вперед с силой  отчаянья  сквозь  упругую  стену  и
  внезапно увидел.
     "Разве здесь, во мраке, можно - видеть? - растерянно  успел  подумать
  он. - И звуков нет в пустоте  -  почему  я  слышу?  Что  это?..  Музыка...
  слово... имя... Имя?!"
       Мелькор.
     "Мое имя. Я. Это - я. Я помню. Мелькор. Я. Это - мое  я-есть.  Бытие.
  Жизнь. Ясное пламя. Полет. Радость. Это - я..."
       И все-таки даже  это  показалось  незначительным  перед  способностью
  видеть. Он не знал, что это, но слова  рвались  с  его  губ,  и  тогда  он
  сказал: Ахэ, Тьма.
       А ясные искры во тьме - что это? Аэ, Свет... Гэле, Звезда...  Свет  -
  только во Тьме... откуда я знаю это?.. Я знал всегда... Он протянул руки к
  звездам и - услышал. Это - звезды поют? Он знал эту музыку, он  слышал  ее
  отголоски в мелодиях Айнур... Да, так... Он понял это и рассмеялся - тихо,
  словно боясь, что музыка умолкнет. Но она звучала все яснее и увереннее, и
  его "я" было частью Музыки. Он стал песнью миров, он летел во  Тьме  среди
  бесчисленных звезд, называя их по именам - и они откликались ему...  Тогда
  он сказал: "Это Эа, Вселенная". "Но ведь он говорил  -  Пустота,  Ничто...
  Неужели он не знает об этом? Не видел? Он, всевидящий Эру?.."
       Эру. Эрэ. Пламя.
     "Это его имя?.. Да... но почему же - Единый? Кто сказал это?  Или  он
  тоже - Лишенный Имени? И почему я смог вспомнить свое имя  только  теперь?
  Неужели Эру - Эрэ сделал так? Зачем? Почему - со мной? Я должен  понять...
  Но если он не помнит своего имени - я  скажу  ему!  Я  верну  ему  имя,  я
  расскажу об Эа - они должны увидеть!  Я  вернусь,  я  скажу:  я  видел,  я
  слышал, я понял..."
       Так вновь обрел Айну имя, и более воля Единого не сковывала его. И не
  были разум и замыслы его частью разума и замыслов Единого.
       Так Единый перестал быть Единым, ибо стало их - двое.
       И вернулся Айну Мелькор в чертоги Эру: изумленно и смущенно встретили
  его собратья, ибо увидели, что иным стал облик его. И был он среди  прочих
  Айнур, как дерзкий юноша в кругу детей. Ныне не в одеяния из переливчатого
  света - в одежды Тьмы был облачен он, и ночь Эа  мантией  легла  на  плечи
  его. И - лицо. Словно озаренное  изнутри  трепетным  мерцанием,  неуловимо
  изменчивое - и все же  определенное.  Взгляд  -  твердый  и  ясный,  глаза
  светлы, как звезды.
       Смело и спокойно предстал он перед Илуватаром и заговорил:
       - Ныне видел я бесчисленные звезды -  Свет  во  Тьме  -  и  множество
  миров. Ты говорил - вне светлой обители твоей лишь пустота и вечный  мрак.
  Я же видел свет, и это - Свет. Скажи, как теперь понять слова твои? Или ты
  хотел, чтобы мы увидели сами, и услышали Песнь Миров? Наверно, каждый  сам
  должен прийти к пониманию...
       - Я рек вам истину: только во Мне - начало и  конец  всего  сущего  и
  Неугасимый Огонь Бытия.
       - Да, я знаю, я понял: Эрэ - Пламя!
       Он сказал -  Эрэ,  и  в  этот  миг  облик  Илуватара  стал  четким  и
  определенным. И болезненно изумил Айну гнев, исказивший черты Творца.  Как
  же так? Разве не радость - вспомнить свое имя? Или Илуватар  хотел  забыть
  его? Но почему?
       ...Сияющий трон,  блистающие  одежды...  Каким  нелепым,  ненастоящим
  казалось это тому, кто видел величие Эа! Так  ребенок,  решив  поиграть  в
  короля,  увешивает  себя  яркими  стекляшками,  наивно  думая,  что  наряд
  возвысит его над другими. Мелькор грустно улыбнулся.
       - Ты дерзок и непочтителен. Мятежные речи ведешь ты и не ведаешь, что
  говоришь. Нет ничего более, кроме Меня и  Айнур,  рожденных  мыслью  Моей.
  Твое же видение - лишь  тень  Моих  замыслов,  отголосок  музыки,  еще  не
  созданной...
       - Нет-нет, я видел, я услышал  Песнь  Мироздания...  Быть  может,  ты
  никогда не покидал своих чертогов? Тогда, если пожелаешь, я  стану  твоими
  глазами. Я расскажу тебе о мирах... - Айну улыбнулся.
       - Замолчи. Слова твои безумны. Или ты усомнился в Моем  всемогуществе
  и всеведении - ты, слепое орудие в Моих  руках?  Или  смел  подумать,  что
  способен постичь всю глубину Моих замыслов?
       - Прости, но...
       - Я не желаю более слушать тебя.
       Айну ушел, недоумевая. Он пытался понять, чем навлек на себя гнев Эру
  - и не находил ответа: "Но ведь я же видел", - в  сотый  раз  повторял  он
  себе. Тусклыми и бесцветными казались ему теперь блистающие  чертоги.  То,
  что некогда поражало величием, оказалось ничтожным, напыщенным  и  жалким,
  ему было тесно здесь, и вновь покинул он обитель Илуватара.  Так  начались
  его странствия в Эа, и размышления его все меньше походили на мысли прочих
  Айнур.
  

     "Среди Айнур даны были Мелькору величайшие дары силы и  знаний,  и  в
  дарах всех собратьев своих имел он часть. Часто уходил он один в Пустоту в
  поисках Неугасимого  Пламени;  ибо  возросло  в  нем  желание  дать  бытие
  собственным созданиям, и казалось ему, что мало думает Илуватар о Пустоте,
  и нетерпением наполняла его Пустота. Но  не  нашел  он  Пламени,  ибо  оно
  пребывает с Илуватаром. И в одиночестве задумал  он  несходное  с  мыслями
  собратьев его..."
  

       И возник у Айну Мелькора замысел создать свой мир, и родилась в  душе
  его Музыка, мелодией вплетавшаяся в Песнь Миров. Таков  был  замысел:  мир
  будет новым, непохожим на другие. Будет он создан из огня и льда, из  Тьмы
  и  Света,  и,  в  их  равновесии  и  борьбе  будут  созданы  образы  более
  прекрасные,  чем  видения,  рожденные  музыкой  Айнур   и   Илуватара.   В
  двойственности своей будет этот мир непредсказуем, яростно-свободен, и  не
  будет он знать неизменности бездумного покоя. И те, что придут в этот мир,
  будут под стать ему - свободными; и  Извечное  Пламя  будет  гореть  в  их
  сердцах...
       И показался этот мир Мелькору прекрасным, и радость переполняла  его,
  ибо понял он, что способен творить.
       Так перестал Илуватар быть единственным Творцом.
       Тогда вернулся Мелькор в чертоги Илуватара, и музыка была в душе его,
  и музыкой были слова его, когда говорил он Эру и Айнур о своем замысле.  И
  была эта музыка прекрасной, и, пораженные красотой ее, стали Айнур вторить
  Мелькору - сначала робко и по-одному, но потом лучше стали  они  постигать
  мысли друг друга, и все согласнее звучала их песнь, и вплетались в нее  их
  сокровенные мысли.
       И хор их встревожил Илуватара, ибо услышал он в Музыке  отзвук  Песни
  Миров, о которой хотел забыть. И в  гневе  оборвал  их  песнь  Эру,  и  не
  пожелал он слушать Мелькора, но решил создать свою Музыку, дабы  заглушить
  Музыку Эа.
       И  попытался  Илуватар  проникнуть  в  мысли  Мелькора,  но  понял  с
  изумлением, что более не способен сделать этого. Мысли прочих  Айнур  были
  для него открытой книгой, в  Мелькоре  же  видел  он  ныне  что-то  чужое,
  непостижимое, а потому пугающее. Он понял одно: Мелькор - Творец; и  нужно
  торопиться, пока не осознал он своей силы...
       В то время пришел к престолу Эру Манве, тот, кто был  младшим  братом
  мятежному Айну в мыслях Илуватара; и так говорил он:
       - Могуч среди Айнур избравший себе имя Мелькор -  Восставший  в  мощи
  своей. Но гордыня слепит глаза ему и мятежные  мысли  внушает  ему,  будто
  может он  сравняться  с  Великим  Творцом  Всего  Сущего.  Верно,  недаром
  скрывает он от нас мысли свои; должно быть, недоброе задумал он...
       И милостиво кивнул Илуватар, и сказал он себе: "Вижу  Я,  что  нет  в
  душе Манве мятежных мыслей. Потому в мире, что  создам  Я,  да  станет  он
  Королем, ибо покорен он Мне и станет вершить  волю  Мою  в  мире,  который
  создам".
       Слепы для Тьмы были Айнур; но были среди них те, кто видел  во  Тьме,
  однако видел и желания Илуватара. Поэтому  пришла  к  престолу  Эру  Айниэ
  Варда и сказала:
       - О Великий! Я вижу то же, что и Мелькор. Но, если такова воля  Твоя,
  прикажи - и я не буду видеть.
       И рек Илуватар:
       - Ты вольна видеть, что пожелаешь. Но прочие должны видеть  лишь  то,
  что желаю Я. Да сделаешь ты - так.
       И, склонившись перед ним, так сказала Варда:
       - Могуч Айну Мелькор, и мысли его скрыты от  нас.  Но  думаю  я,  что
  мысли эти опасны нам, потому и таит он их. Не  нам,  слабым,  совладать  с
  ним. Но Ты всесилен: укроти же его, дабы не  смущал  он  прочих  мятежными
  речами своими и не делал зла. И так ныне скажу  я:  я  отрекаюсь  от  него
  навеки, ибо нет для меня ничего превыше великих замыслов  Твоих.  И,  если
  сочтешь Ты отступника достойным кары, да свершится  над  ним  Твой  правый
  суд. Да будет воля Твоя.
       И милостиво кивнул Эру; и  с  поклоном  удалилась  Варда.  Тогда  так
  подумал Илуватар: "Вижу Я, что постигла Варда мысли  Мои,  и  покорна  она
  воле Моей. Потому в мире, что создам Я,  да  станет  она  Королевой,  дабы
  изгнать из душ прочих мятежные мысли".
       И было так: созвал Эру всех Айнур, и поднял он руку свою, и зазвучала
  перед Айнур Музыка - та, что хотел дать он им. Но она была  частью  музыки
  Эа, ибо и Единый пришел из Эа и, как ни старался,  не  мог  создать  нечто
  абсолютно иное. Одно лишь мог он - изменить Музыку Эа  по  воле  своей.  И
  показалось Айнур - открыл им Единый в этой музыке больше, нежели  открывал
  ранее, и в восхищении склонились они перед Эру.
       Все, кроме Мелькора.
       И сказал им Эру:
       - Ныне хочу Я, чтобы, украсив тему Мою по  силам  и  мыслям  каждого,
  создали вы Великую Музыку. Я же буду сидеть и слушать,  и  радоваться  той
  красоте, которую породит музыка сия.
       Тогда Айнур начали претворять тему Единого в Великую Музыку. И, слыша
  ее, понял Мелькор, что хочет Эру  создать  мир  прекрасный,  но  пустой  и
  бесцельный. Но бесцельность обращает красоту в  ничто,  а  правильность  и
  безукоризненная симметрия делает лицо мира похожим  на  мертвую  застывшую
  маску. Тогда решился Мелькор изменить Музыку по собственному  замыслу,  не
  по мысли Илуватара. И говорила песнь его: "Видел  я  Эа  и  иные  миры,  и
  прекрасны они. Слышал я Мироздание, и слышу я нерожденный мир -  да  будет
  он прекрасен, да украсится им Эа". И были среди Айнур те, что вторили ему,
  хотя и немного было их. И Музыка Творения  вставала  перед  глазами  Айнур
  странными и прекрасными образами.
       ...Глубокий многоголосый аккорд - каменная чаша, наполненная  терпким
  рубиновым вином вибрирующих струнных нот...
       ...зеркала, отражающие звезды...
       ...лестницы, уводящие ввысь...
       ...взметнувшиеся  в  небо  острые  ноты  шпилей,  созвучие  сумрачных
  башен...
       ...Как смутно-тревожащий дурманящий туман рождается над озерами...
       ...Как мерцающими каплями плачет высокое ночное небо...
       ...и тянутся к печальным звездам деревья - руки земли...
       ...Это цветы - живые? Что говорят они? О чем их горьковатый  пьянящий
  пряный шепот?..
       ...терпкость терновой тьмы можжевельника, горечь полынного серебра...
       ...Вкуси от плодов этой земли - ты познаешь мудрость бытия. Омой лицо
  живой водой лесного ручья - ты прозреешь...
       ...Чей танец в небе - неведомые  знаки...  темное  серебро  -  крылья
  ветра... откуда эта музыка?
       Кто это?
       Еще неясные призрачные фигуры: только - тонкие летящие руки, только -
  сияющие  глаза...  Явились  -  и  исчезли;  и   смутная,   неясная   тоска
  шевельнулась в душе...
       Что это?
       Ахэ. Тьма.
       Что это?
       Аэ. Свет.
       Что это?
       Орэ, Ночь. Гэле - Звезда. Иэр - Луна...
       Что это?
       Аэнтэ, День. Саэрэ, Солнце.
       Внезапно   -    пронзительная    срывающаяся    желто-зеленая    нота
  флейты-пикколо: сводит скулы.
       Желтоватые рассыпающиеся  алмазы  нот  -  беспощадный  неживой  свет;
  выбеленные солнцем кости...
       Но встает темным величием - черная, мерцающая синими искрами - волна;
  Ахэор, Сила Тьмы - имя ей.
       И захлебывается блистательная  Пустота:  из  Тьмы  рождается  Свет  и
  трепетной звездой бьется в ладонях крылатого Черного Айну.
       Как имя тебе?
       Аэанто.
       Дарящий Свет...
       Гордо и спокойно стоял  Крылатый  перед  троном  Эру,  и  взгляд  его
  говорил: я видел.
     "Ты ничего не видел и не мог видеть!" - ответил взгляд Илуватара.
       И увидели Айнур, что улыбнулся Единый. И  вознес  он  левую  руку,  и
  новую тему дал им, похожую и не похожую на прежнюю: радостной и  уверенной
  была эта музыка, и обрела она новую красоту и силу. Тогда понял  Крылатый,
  что музыка Эру  творит  мир,  где  Равновесие  будет  принесено  в  жертву
  Предопределенности, и неизменный покой мира убьет красоту его. И зазвучала
  вновь Музыка Крылатого - диссонансом  теме  Илуватара.  И  в  буре  звуков
  смутились многие Айнур, и умолкли. И Музыка Мелькора звучала - дьявольской
  скрипкой: стремительная черная стрела. И поднималась Песнь  горько-соленой
  волной, и полынные искры вспыхивали на гребне  ее  -  над  золото-зелеными
  густыми волнами  музыки  Эру  летела  она  ледяным  обжигающим  ветром,  и
  вспарывала  как  клинок  блестящую,   переливающуюся   мягкими   струнными
  аккордами глуховатую неизменность. И вот - гаснет музыка Единого, и только
  бездумно прекрасный больной голос одинокой скрипки эхом отдается в светлых
  чертогах:  Время  рождается  из  Безвременья,   огнем   вечного   Движения
  пульсирует сердце неведомого...
     "Слишком много ты видишь", - ответил  Эру,  но  Крылатый  не  опустил
  глаз.
       Тогда помрачнел Илуватар. Поднял он правую  руку,  и  вновь  полилась
  музыка, прекраснее которой, казалось Айнур, никогда не слышали они.
       Мелодия Эру - изысканно-красивая,  сладостная  и  нежная,  оттененная
  легкой  печалью,  -  шелковистой   аквамариновой   прозрачностью   арф   и
  пастельными лентами отзвуков клавесина струилась  перед  глазами  Айнур  -
  медленно текущие меж пальцев капли драгоценных камней.
       Но музыка Мелькора также достигла единства в себе: мятежные и грозные
  тревожные голоса труб - тяжелая черная  бронза,  острая  вороненая  сталь,
  горькое серебро минорных трезвучий.  Мучительная  боль  -  звездно-ледяная
  спираль голоса  скрипки;  молитвенно  сложенные  руки  -  мерцание  темных
  аметистов - горьковатый глубокий покой виолончели; черная готика органа  -
  скорбное величие, холодная  мудрость  Вечности;  рушащиеся  горы,  лавины,
  срывающиеся в бездну... Временами Музыка словно боролась сама  с  собой  -
  глухие красно-соленые  звуки;  временами  взлетала  ввысь  -  и,  неведомо
  откуда, возникала печальная,  пронизывающая  серебряной  иглой  трепещущее
  сердце родниково-прозрачная тема одинокой флейты. И глухой ритм  -  биение
  сердца - связывал воедино тысячи несхожих  странных  мелодий.  Казалось  -
  сияющие стены чертогов  тают,  растворяются,  исчезают,  и  тысячами  глаз
  смотрит Тьма, и черный стремительный ветер рвет застывший воздух.
       ...Смотри: перед тобой Путь - льдистый светлый клинок-луч;  ступи  на
  него - Врата открыты, ты свободен - словно огромные крылья за спиной.  Это
  конец - это начало - это неведомый дар... Это - Вечность  смотрит  тебе  в
  лицо аметистовыми глазами сфинкса...
       Что это?
       Ты знаешь: это - Тьма. Смотри, как свет рождается во Тьме, прорастает
  из Тьмы, как  из  мерцающих  капель-зерен  тянутся  тонкими,  слабыми  еще
  ростками странные мелодии жизни...
       Что это?
       Ты знаешь: это - звезды, это - миры, это Бытие, это - Эа. Смотри, как
  Тьма протягивает руку Свету: они не враждуют,  они  -  две  половины,  две
  части целого: аэли исхани таэл.
       Что это?
       Ты знаешь: это - Пламя, это вечный огонь  Движения,  это  -  начинает
  отсчет Время; это - жизнь...
       И две темы сплелись, но не смешались,  дополняя  друг  друга,  но  не
  сливаясь воедино. И сильнее была Музыка Мелькора,  ибо  с  ней  в  Пустоту
  врывалась сила Эа, та Песнь Миров, которой рождена была Музыка  Крылатого,
  дающая бытие, изгоняющая Ничто. И увидел Эру, что Крылатый победит в  этой
  борьбе, что велика сила его, и не в Едином источник этой силы.
  

     "...И когда война звуков заставила содрогнуться обитель  Илуватара  и
  потревожила еще нерушимую Тишину, в третий раз восстал Илуватар, и страшен
  был лик его. Тогда вознес он обе руки, и одним аккордом -  глубже  Бездны,
  выше Свода Небесного, пронзительным, как свет ока Илуватара  -  оборвалась
  Музыка".
  

       Так в гневе оборвал Музыку Эру, и последний аккорд ее говорил: "Того,
  что будет дальше, ты не увидишь". И опять Мелькор не опустил  глаз.  Но  и
  сам Илуватар не мог видеть того, что будет дальше.
       И когда он увидел то, что создала  Музыка,  понял  он,  что  сила  Эа
  победила его. И возненавидел он Мелькора, и проклял его в душе  своей.  Но
  воля прочих Айнур была еще подвластна ему. Тогда так изрек Илуватар:
       - Велико могущество Айнур, и сильнейший  из  них  Мелькор,  но  пусть
  знает он и все Айнур: Я - Илуватар;  то,  что  было  музыкой  вашей,  ныне
  покажу Я вам, дабы узрели вы то, что сотворили. И  ты,  Мелькор,  увидишь,
  что нет темы, которая не имела бы абсолютного начала во Мне,  и  никто  не
  может изменить музыку против воли Моей. Ибо тот,  кто  попытается  сделать
  это, будет лишь орудием Моим, с  помощью  которого  создам  Я  вещи  более
  прекрасные, чем мог он представить себе.
       И устрашились Айнур, и не могли они еще понять  тех  слов,  что  были
  сказаны им; лишь Крылатый молча взглянул  на  Илуватара  и  улыбнулся.  Но
  печальной была улыбка его.
       Тогда покинул Эру чертоги свои, и Айнур последовали за ним. И рек  им
  Эру:
       - Воззрите ныне на музыку свою!
       И было дано Айнур то, что показалось им видением, обращавшим в зримое
  бывшее раньше Музыкой; но никто, кроме Мелькора и Эру,  не  знал,  что  не
  видение это, а бытие. И мир в ласковых руках Тьмы увидели  Айнур,  но,  не
  зная Тьмы, они боялись и не понимали ее. И вложил им в  сердца  их  слепые
  Эру: Мелькор создал Тьму;  ибо  скрыть  Тьму  Эру  уже  не  мог,  лишь  не
  позволить понять и принять ее было  еще  в  его  силах.  И  боялись  Айнур
  смотреть во Тьму и ничего не видели в ней, а потому не знали и  не  видели
  Света.
       Но пока с изумлением смотрели Айнур на новый мир, история его  начала
  разворачиваться перед ними. Тогда вновь сказал Илуватар:
       - Воззрите - вот Музыка ваша. Здесь каждый из вас найдет,  вплетенное
  в ткань Моего Замысла, воплощение своих мыслей. И  может  показаться,  что
  многое создано и добавлено к Замыслу вами самими. И ты, Мелькор, найдешь в
  этом воплощение всех своих тайных мыслей и поймешь, что они -  лишь  часть
  целого и подчинены славе его.
       И увидел Крылатый, что хочет Эру устыдить его этими словами; и  снова
  улыбнулся он, и странной была улыбка его, и ни собратья его,  ни  Илуватар
  не поняли его.
       Многое еще говорил Илуватар Айнур в то  время.  Так  рассказывает  об
  этом "Айнулиндале":
     "...благодаря памяти о  словах  Его,  и  пониманию  той  музыки,  что
  создавал каждый из них, узнали Айнур  многое  из  того,  что  должно  было
  прийти в мир, и того, что еще свершится в нем. Но есть то,  что  не  может
  видеть ни один из них,  ни  даже  собравшись  вместе;  ибо  только  самому
  Илуватару открыто все, что должно свершиться, и в каждую эпоху является  в
  мир нечто новое и непредсказанное,  ибо  не  имеет  оно  начала  своего  в
  прошлых веках..."
       И увидел Крылатый, что,  хотя  воплотил  он  в  мире  замыслы  сердца
  своего, не окончены еще труды его. И изумились Айнур, увидев, что пришли в
  мир новые существа, которых не было в замыслах их "...и  поняли  они,  что
  создавая Музыку, творили обитель им, хотя и не знали, что  имеет  творение
  это какую-то цель, кроме красоты. Ибо Дети  Илуватара  замыслены  были  Им
  одним, и пришли они с  третьей  темой,  а  в  изначальной  теме,  что  дал
  Илуватар, не было их, и никто из Айнур не имел части в их создании..."
       Тогда увидели Айнур приход Эльфов, Старшего Народа; и  возлюбили  их,
  ибо могли понять их. Потому мало думали о пришедших следом - о Людях.
     "Итак, Дети Илуватара - это Эльфы и Люди, Перворожденные и  Пришедшие
  Следом. И среди всех чудес  Мира,  в  необозримых  чертогах  и  бескрайних
  просторах его, в пламенной круговерти его избрал Илуватар обитель для  них
  - в глубинах Времени и среди бесчисленных звезд..."
       Но Мелькор смотрел на  Людей  и  видел,  что  они  -  воплощение  его
  замысла, странные и свободные, непохожие ни на Айнур ни на Перворожденных.
  И дары, непонятные Айнур, были даны им: свобода и право выбора. Могут  они
  изменять не только свою судьбу, но и судьбы Мира, и воля  их  неподвластна
  ни Могучим Арды, ни даже Единому. И умирая, уходят они на неведомые  пути,
  за грань Арды, потому Гостями и Странниками называют их.
       Ни сущности, ни смысла этих даров не ведали ни Айнур, ни Эру, ибо  то
  были дары Мелькора. Но позже дар Смерти назвали Айнур Даром  Единого,  ибо
  воистину был тот великим и непостижимым для них...
       И преклонили сильнейшие из Айнур помыслы свои к тому миру, что видели
  они, и Мелькор был первым из них. Но так говорили потом:
     "...желал он скорее подчинить своей  воле  и  Эльфов,  и  Людей,  ибо
  зависть вызывали в нем те дары, которыми обещал Илуватар  наделить  их;  и
  пожелал он  сам  иметь  покорных  слуг,  и  зваться  Властелином,  и  быть
  Господином над волей других".
       С изумлением и радостью смотрели Айнур на новый мир;  и  в  то  время
  Маленьким Княжеством, Ардой назвал его Илуватар. Древние слова Тьмы, слова
  Эа были речью Эру и Айнур, ибо иных слов не знал Илуватар. Но, как не-Свет
  затемняет иные огни и гонит Тьму, так Эру  затуманил  смысл  языка  Эа,  и
  значение слов было утрачено и заменено, забыто и выдумано вновь. Потому не
  многие знают и помнят, что имя, данное миру, было  на  языке  Эа  -  Арта,
  Земля.
       Разное влекло души Айнур в новом мире. И ближе всего Айну Ульмо  была
  вода, что зовется Эссэ на языке Тьмы. И, видя это, так думал Мелькор:
     "Бегущая река уносит печаль, шум моря навевает видения, вода  родника
  лечит раны души... Воистину,  прекрасна  вода...  И  союз  воды  и  холода
  сотворит новое и прекрасное... Взгляни, брат мой, на ледяные замки, словно
  отлитые из света звезд; прислушайся - и  услышишь,  как  звенят  замерзшие
  ветви деревьев на ветру, как распускаются морозные соцветия -  неуловимые,
  как неясные печальные  сны;  и  легчайшее  прикосновение  теплого  дыхания
  заставляет их исчезнуть. И звездный покров снега укроет  землю  в  холода,
  чтобы согреть ростки трав и цветов, которым суждено распуститься весною...
  Видишь ли ты это, брат мой? Да станем мы союзниками  в  трудах  наших,  да
  украсится мир творениями нашими!"
       Но заговорил Илуватар, и так рек он Ульмо:
       - Видишь ли ты, как в этом маленьком  княжестве  в  глубинах  Времени
  Мелькор  пошел  войной  на  владения  твои?  Неукротимые  жестокие  холода
  измыслил он, и все же не  уничтожил  красоты  твоих  источников,  ни  озер
  твоих. Воззри на снег и искусные творения мороза!..
       И думал Мелькор:
     "Дивные новые вещи породит союз воды и огня. И будут в  мире  облака,
  подобные воздушным замкам, вечно изменчивые  и  недостижимые;  и  те,  что
  придут в мир, будут видеть в них отголоски  своих  мыслей  и  мечтаний,  и
  Песнью Неба назовут  их.  Над  ночными  озерами  будут  рождаться  туманы,
  неуловимые и зыбкие, как видения, как полузабытые  сны...  И  дожди  омоют
  землю, пробуждая к жизни живое. Да будет прочен союз наш, да украсится мир
  творениями нашими, да станет он жемчужиной Эа!"
       И улыбался Крылатый.
       Но так сказал Илуватар:
       - Мелькор создал палящую жару и  неукротимый  огонь,  но  не  иссушил
  мечтаний  твоих,  и  музыку  моря  не  уничтожил  он.  Взгляни  лучше   на
  величественные высокие облака и вечно меняющиеся туманы; вслушайся  -  как
  дождь падает на землю! И облака эти приближают тебя к Манве, другу твоему,
  которого ты любишь.
       И так подумал Ульмо:
     "Сколь же  жесток  Мелькор,  если  возжелал  он  убить  музыку  воды!
  Воистину, не творец он, а разрушитель; и предвижу я, что станет он  врагом
  нам".
       И в тот же час отвратил Ульмо душу свою от Мелькора. И так ответил он
  Единому:
       - Воистину, ныне стала Вода прекраснее, чем мыслил я в сердце  своем,
  и даже в тайных мыслях своих не думал я создать снега, и  во  всей  музыке
  моей не найти звука дождя. В  союзе  с  Манве  вечно  будем  мы  создавать
  мелодии, дабы усладить слух Твой!
       И когда услышал это Крылатый, печальной стала улыбка его,  ибо  понял
  он желания Илуватара и мысли Ульмо.
       Но в то время, как говорил Ульмо, угасло видение, и стало так потому,
  что Илуватар оборвал Музыку.
       И смутились Айнур; но Илуватар воззвал к ним и рек им:
       - Вижу Я желание ваше, чтобы дал Я музыке  вашей  бытие,  как  дал  Я
  бытие вам. Потому скажу я  ныне:  Эа!  Да  будет!  И  пошлю  Я  в  пустоту
  Неугасимый Огонь, чтобы горел он в сердце мира, и станет мир.  И  те,  что
  пожелают этого, смогут вступить в него.
       Так именем Мироздания - Эа - назван был мир,  и  отныне  Существующий
  Мир значило это слово на языке Верных.
  

       И первым из тех, кто избрал путь Валар, Могуществ Арды, был  Мелькор,
  сильнейший из них. Тогда так сказал Илуватар:
       - Ныне будет власть ваша ограничена пределами Арды, пока не будет мир
  этот завершен полностью. Да станет так: отныне вы - жизнь этого мира, а он
  - ваша жизнь.
       И говорили после Валар: такова необходимость любви их к миру, что  не
  могут они покинуть пределы его.
       Но, глядя  на  Крылатого,  так  думал  Илуватар:  "Более  никогда  не
  нарушишь ты покой Мой, и никогда не победить тебе - одному против  всех  в
  этом мире! Да будет в нем воля Моя, и да будешь ты  велением  Моим  навеки
  прикован к нему".
       И Илуватар лишь бросил Крылатому на прощание:
       - Слишком уж много ты видишь!
       Но ничего  не  ответил  ему  Крылатый  и  ушел.  И  тринадцать  Айнур
  последовали за ним.
       И позже, видя, что не покорился Мелькор воле его, послал  Илуватар  в
  Арду пятнадцатого - Валу Тулкаса, нареченного Гневом Эру, дабы сражался он
  с отступником.
  

       ...И увидел он - мир,  и  показалось  ему  -  это  сердце  Эа;  волна
  нежности и непонятной печали захлестнула его. И Крылатый был счастлив - но
  счастье это мешалось с болью; и улыбался он, но слезы стояли в его глазах.
  Тогда протянул он руки - и вот, сердце Эа легло  в  ладони  его  трепетной
  звездой, и было имя ей Кор, что  значит  -  Мир.  И  счастливо  рассмеялся
  Крылатый, радуясь юному, прекрасному и беззащитному миру.
  

       ...Казалось,  здесь  нет  ничего,  кроме  клубов   темного   пара   и
  беснующегося пламени. Только иссиня-белые молнии хлещут из хаоса  облаков,
  бьют в море темного огня. И почти невозможно угадать,  каким  станет  этот
  юный яростный мир. Потому и прочие Валар медлят вступить в  него:  буйство
  стихий слишком непохоже на то, что открылось им в Видении Мира.
       Он радовался, ощущая силу пробуждающегося мира. И  разве  не  радость
  это - вглядываясь в личико новорожденного,  угадывать,  каким  станет  он?
  Разве не радость - когда неведомые огненные знаки обретают для тебя смысл,
  складываясь в слова мудрости? Разве не радость  -  почувствовать  мелодию,
  рождающуюся из хаоса звуков? Тысячи мелодий, тысячи  тем  станут  музыкой,
  лишь связанные единым ритмом. Тысячи тем, тысячи путей, и  не  ему  сейчас
  решать, каким будет путь мира, каким будет  лик  его.  Только  -  слушать.
  Только если стать одним целым с этим миром, можно понять его.
       Он был - пламенное сердце мира, он был - горы, столбами огня рвущиеся
  в небо, он был - тяжелая пелена туч и ослепительные изломы молний, он  был
  - стремительный черный  ветер...  Он  слышал  мир,  он  был  миром,  новой
  мелодией, вплетающейся в вечную Песнь Эа.
       Почему-то он не боялся потерять себя, растворившись в  пламени  мира.
  Сердце его билось ровно и сильно, и внезапно он осознал - вот  та  основа,
  что поможет миру обрести себя. Если бы кто-нибудь видел  его  сейчас,  его
  сочли  бы  богом  -  грозным,  величественным   и   прекрасным.   Медленно
  успокаивается буйство стихий, и вот - он  стоит  уже  на  вершине  горы  в
  одеждах из темного пламени,  с  огненными  крыльями  за  спиной  -  словно
  воплощенная душа мира: корона из молний на челе  его,  и  черный  ветер  -
  волосы его. Он поднимает руки к небу, и внезапно  наступает  оглушительная
  тишина: рвется плотная облачная пелена, и вспыхивает  над  его  головой  -
  Звезда. И  звучит  Музыка,  и  светлой  горечью  вплетается  в  нее  голос
  Звезды...
       Отныне так будет всегда: нет ему жизни без этого мира, нет жизни миру
  без него.
       Арда, Княжество. Арта, Земля. Кор, Мир.
     "Я даю тебе имя, пламенное сердце. Я нарекаю  тебя  -  Арта;  и  пока
  звучит песнь твоя в Эа, так будешь зваться ты".
  

  
                      ТАК ЗАПИСАНО В ХРОНИКАХ ВЕРНЫХ
  
     "Вначале было слово; и слово было у Творца...
       И рек он: "Эа! Да будет!" И стал мир. И сотворил Единый небо и землю,
  но земля была безвидна и пуста, и тьма над бездною.  Тогда  послал  он  на
  землю Айнур, и сказал им: "Да приготовьте вы землю к приходу Детей  Моих".
  Но с ними пришел в Арду и Враг Мира, Властелин Тьмы, ибо пожелал он, чтобы
  Арда стала владением его. И вел он войны с Могучими Арды, и не знала земля
  покоя.
       Был же он в самом начале могущественнейшим из Айнур, и было имя ему -
  Мелькор, Восставший в Мощи Своей. Но утратил он право зваться этим именем,
  и не произносится более оно в Арде. Обратил  он  сердце  свое  ко  злу,  и
  Нолдор, более всех пострадавшие от злобы его, назвали его Моргот -  Черный
  Враг Мира.
       И думал он, ничтожный, что Илуватар,  Великий  Творец  Всего  Сущего,
  оставил мир мыслью своею, и что не будет ему воздаяния за злые деяния его.
  Но это было не так, ибо дух Единого парил  над  миром,  и  ничто  не  было
  сокрыто от очей Илуватара. Потому в заботах о судьбе Арды послал Единый  в
  мир Могучего Айну в помощь собратьям его. Тулкас было имя  ему,  и  Гневом
  Эру нарекли его Великие. И по приказу светлого Короля  Мира,  Валы  Манве,
  Тулкас вступил в бой с Врагом и победил его, и был Враг изгнан за  пределы
  мира, и долго пребывал он в Пустоте, не решаясь вступить в мир.
       И ныне, во славу мудрого Манве, на чьем челе свет благодати  Единого,
  Днем Манве зовем мы первый день Мира, когда была изгнана из мира Тьма.
       И Ульмо - Повелитель Вод, создал моря и океаны, и смирил буйство  вод
  Арды. Его именем зовется  второй  день  Творения.  Ауле,  Великий  Кузнец,
  усмирил плоть Арды, и создал горы и долины, и пламя, сжигавшее мир заточил
  он под землю. То был день третий, и носит он имя  Ауле.  Йаванна,  супруга
  Ауле, посеяла семена растений и трав, дабы поднялись в Арде леса -  услада
  для глаз Творцов. И был день Йаванны  -  днем  четвертым.  И  создал  Ауле
  Столпы Света,  и  великие  чаши  поставил  на  них:  Светом  наполнила  их
  звездноликая Варда. Так свет был отделен от Тьмы, так стал в мире -  Свет.
  И именем Варды, Дарящей Свет, был назван день пятый. И поднялись деревья в
  Арде, и пробудились травы и цветы. Тогда Ороме, Охотник  Валар,  привел  в
  мир зверей, и бродили они в долинах и под сенью лесов. И днем Ороме назван
  шестой день Творения.
       Так свершены были небо и земля и все воинство их.
       И взглянули Валар, светлые Боги, на  мир  и  увидели,  они,  что  это
  хорошо.
       И к седьмому дню свершили они дела свои, которые делали;  и  смотрели
  они на красу мира, и радовались в сердцах  своих.  И  весьма  доволен  был
  Единый. В седьмой же день созвал Манве Валар  на  великое  празднество  на
  острове Алмарен,  и  почили  Могущества  Арды  от  трудов  своих,  которые
  делали".
  

  
                           СТРАХ. НАЧАЛО ВРЕМЕН
  
     В ту пору они не были врагами - не было и самого  слова  "враг".  Мир
  был юн, и не было радости большей для юных богов, чем создавать новое.
       ...Ауле стоял и смотрел в огонь; перед глазами вставали  еще  неясные
  образы нового замысла. Черный Вала неслышно подошел и встал рядом.
       - Пламя танцует...
       - Ты... что-то видишь в нем?
       - Да.  Смотри  -  потрескавшаяся  лава  похожа  на  чешую,  черную  и
  золото-алую, а языки огня - крылья...
       - Как ты угадал? - Ауле был обрадован. - Ну да, конечно! Знаешь  -  я
  только сейчас понял до конца, я же только что думал как раз  об  этом!  Но
  разве живое может жить в огне?..
       - Попробуй...
       Старший из Айнур задумчиво чертил в воздухе какие-то странные фигуры.
       - Что это? - заинтересовался Ауле.
       - Танец пламени. Тебе тоже показалось, что это похоже на письмена или
  руны?
       - Что-что?..
       - Знаки, чтобы записывать слова, мысли, образы...
       - Зачем?
       - Чтобы, изменившись, не утратить часть знаний. Ведь не все  из  тех,
  кто еще придет в мир, будут такими же, как Айнур. Им пригодится. Это будет
  называться - Къат-эр. Или - Къэртар. Но прости мне, брат, я вижу, в  твоей
  душе возник замысел. Я оставлю тебя...
  

       ...Гибкое  чешуйчатое  ящеричье  тело  он  создал  из  огня,  меди  и
  черненого золота, крылья - из пламени, а большие  удлиненные  глаза  -  из
  обсидиановых капель. Черно-золото-алое существо с его ладони скользнуло  в
  огненную  круговерть,  и  Ауле  ахнул,  и  застыл  в  изумлении:  существо
  танцевало, и в танце огня он узнавал те знаки, что чертил Мелькор. Основой
  танца была руна Ллах - Пламя Земли, и он подумал, что танцующая-в-огне так
  и должна зваться - Ллах.
       Ауле счастливо улыбался, глядя на новое существо,  представляя  себе,
  как будет изумлен и обрадован Мелькор -  он  удивительно  умел  радоваться
  творениям других... Улыбка так и застыла на его лице,  обернулась  больным
  оскалом, когда что-то  жгучее,  похожее  на  незримый  раскаленный  обруч,
  сдавило его голову. Багровые и черные круги заплясали перед глазами, и  со
  стоном он медленно повалился на землю, без голоса шепча - за что, за  что,
  за что...
     "Этого не было в Замысле".
       Больше он уже ничего не слышал.
  

       - ...Ауле... брат мой! Что с тобой... Очнись... что с тобой?!
       Глаза цвета темной меди с  крохотными  точками  зрачков.  Неузнающие.
  Слепые. Мертвые.
       Он приподнял Ауле - тело Кузнеца безвольно обвисло на  его  руках,  -
  сжал его плечи, заглянул в глаза, повторяя, как заклинание - очнись...
       Медленно, медленно взгляд Ауле становился осмысленным,  но  теперь  в
  его глазах появилось новое выражение - страха,  всепоглощающего  безумного
  ужаса.
       - Что с тобой случилось? Тебе больно?
       - Больно... - бессмысленно-размеренно, по слогам.  -  Значит,  это  и
  есть - боль. Я так больше не могу. Не могу.
       Он повторял эти слова бесконечно - ровным неживым  голосом,  медленно
  раскачиваясь  из  стороны  в  сторону.  И  Мелькор  начал  понимать,   что
  произошло.
       - Это... из-за твоего замысла?
       Руки Ауле дрогнули:
       - Этого не было в Замысле. Этого не должно быть.
       - Брат!..
       Мелькор сильно тряхнул его за  плечи.  Кажется,  подействовало;  Ауле
  отчаянно замотал головой - и вдруг сбивчиво и горячо зашептал:
       - Не могу это видеть, больно... Не хочу убивать... это ведь живое - я
  умоляю тебя, сделай что-нибудь, ведь заставят уничтожить - это  не  должно
  существовать, а я не хочу, не могу...
       - Идем со мной. Увидишь, у меня достанет сил защитить тебя.
       - Нет, не поможет, ничего уже не поможет... я не хочу, чтобы - снова,
  чтобы так стало - с тобой...
       Мелькор пожал плечами, но промолчал.
       - Нет, ты же не знаешь, как это  больно...  Поверь  мне...  знаю,  ты
  сильный, ты знаешь и умеешь больше нас всех...
       Черный Вала про себя отметил это: "ты" - и "мы все".
       - ...но он сильнее, он сломает тебя... я прошу  тебя,  Мелькор,  брат
  мой - покорись... - с каждым словом в глазах Ауле все яснее читался - тот,
  недавний,  непереносимый  ужас,  он  говорил  все   быстрее   и   быстрее,
  захлебываясь словами. - Или - уходи, прячься, огради себя  -  пойми,  все,
  все будут против тебя, все, даже я - да, да, и я тоже,  потому  что  я  не
  выдержу, не сумею  -  против  всех,  пусть  ты  проклянешь,  пусть  будешь
  презирать, но мне страшно, я знаю, что  это  -  страх,  я  знаю,  знаю,  я
  понимаю все, но - останусь с ними... Знаю - не простишь,  уже  все  равно,
  нет меня, пойми, нет, это - только оболочка,  а  в  ней  -  ничего,  кроме
  страха  -  нет;  ты  не  поймешь,  ты  не  знаешь,  что  это...  А  потом,
  когда-нибудь - тебе не хватит сил, так спеши  творить,  ты  все  равно  не
  умеешь по-другому, потому что  тебя  все  равно  настигнет  эта  кара,  ты
  погибнешь, но все равно - пока можешь...
       Он внезапно остановился, с побелевших  губ  сорвался  стон  -  рухнул
  навзничь, тело его выгнулось - забилось на земле - затихло.
       Это было новое чувство - как волна  темного  пламени:  гнев.  Мелькор
  поднялся, сжимая кулаки, выпрямился во весь  рост  и,  запрокинув  голову,
  крикнул:
       - Ты... Единый! Оставь его! Легко справиться с тем, кто слабее; а  ты
  попробуй - со мной!
       И услышал слова из ниоткуда, из мертвой ледяной пустоты:
     "Ты сказал".
       Он ждал удара, боли - ничего не было. Бросив короткий взгляд в  небо,
  опустился на колени рядом с распростертым на земле телом, положил руку  на
  лоб Ауле и замер неподвижно...
  

       - ...Иди сюда, маленькая, - тихо и  печально,  протянув  руку  сквозь
  пламя. - Видишь, как с тобой обернулось...
       Огненная ящерка  скользнула  к  нему  на  ладонь,  сложила  крылья  и
  свернулась клубочком - маленький сгусток остывающей  лавы,  только  темные
  глаза смотрят грустно и виновато.
       - Будешь жить у меня, что ж поделаешь... Только лучше бы и он с  нами
  ушел, как ты думаешь?
       Саламандра шевельнулась и моргнула.
       - Может, он все же решится...
  

  
                      ОБ АУЛЕ И ЙАВАННЕ. НАЧАЛО ВРЕМЕН
  
     Послушай, разве тебе никогда не хотелось создать что-то свое,  совсем
  новое?
       Глаза Йаванны удивленно расширились:
       - Зачем? Разве можно создать что-либо прекраснее задуманного  Единым?
  И разве не высшее счастье - вершить Его волю, воплощать Его замыслы?
       - Неужели не интересно создать крылатого зверя или существо,  которое
  сможет жить и в воде, и на суше?
       - Зачем? Ведь это значит - нарушить Замысел Творения.
       - Но ведь и мы созданы  Илуватаром;  а  значит,  не  можем  сотворить
  ничего, противного его воле.
       Йаванна   заговорила   наставительно,   словно    объясняла    что-то
  непонятливому Майя-ученику:
       - Звери должны жить на земле, быть четвероногими и покрытыми шерстью.
  В воздухе живут птицы, в воде - рыбы, покрытые чешуей. Таков был  Замысел.
  Разве может быть иначе?
       - Конечно! Идем, я покажу тебе!
     "Разве это не  красиво?"  -  спрашивал  Мелькор.  Йаванна  неуверенно
  кивала, но все больше омрачалось ее чело, и,  наконец,  нахмурившись,  она
  сказала:
       - Это не должно существовать. Мы можем лишь исполнять  волю  Единого;
  такое же противоречит Его воле. Мы - орудие в руках Его, никто из  нас  не
  может постичь всю глубину Его замыслов.
       - Видишь, ты  и  сама  говоришь...  Быть  может,  эта  часть  Видения
  неведома тебе.
       - Нет. Все келвар и олвар должны стать моими  творениями.  Никому  из
  нас не дано вмешиваться в то, что делают другие. Вот ты: тебе дана  власть
  над огнем и льдом. Ты не должен творить живое.  Делая  это,  ты  нарушаешь
  волю Единого. Одумайся, - мягко сказала  Йаванна.  -  Пойми,  то,  что  ты
  делаешь - грех. Откажись. Нет ничего выше воли Единого.
  

       - ...Посмотри.
       Ауле пожал плечами:
       - Камни как камни, ничего особенного...
       - Прислушайся, - Мелькор улыбнулся.
       После недолгого молчания Ауле удивленно спросил:
       - Что это? Песня... или музыка... не пойму. Откуда?
       - Это Песнь Камня. Тебе нравится?
       Кузнец как-то странно взглянул на Крылатого:
       - Такого не было в Замысле Эру.
       - Теперь будет. Разве тебе не хочется, чтобы так было? Разве  это  не
  красиво?
       Что-то непонятное творилось с лицом Ауле. Оно застыло как  маска,  но
  временами по нему пробегала судорога, а  голос  звучал  хрипло,  когда  он
  сказал:
       - Никто не смеет менять Замысел Творения!
       - Но ты ведь знаешь, что мы сами создавали Музыку...
       - Нет! Она рождена мыслью Единого, и против воли Его никто  не  может
  изменить ее!
       - Видишь, ты же сам говоришь. Ведь Эру хотел,  чтобы  этот  мир  стал
  прекрасным - разве не дано украсить его по мыслям  нашим?  И  что  в  этом
  дурного, если мы...
       - Замолчи! - с отчаяньем выкрикнул Ауле. - Неужели ты еще  не  понял:
  все должно быть по воле Единого, а не так, как хотим мы!..
       Он осекся.
       - Что? - потрясенно спросил Мелькор. - Что ты сказал?
       Ауле в ужасе посмотрел на него.
       - Ничего... - голос его  дрожал.  Он  судорожно  вздохнул  и  добавил
  отчетливо и резко:
       - Ничего. Я. Не. Говорил. Тебе показалось.
       - Повтори.
       - Мне нечего повторять!
       - Не бойся. Я понимаю. Я помогу тебе, обещаю.
       Мелькор хотел взять Ауле  за  руку,  но  тот  отшатнулся,  заслоняясь
  словно от удара:
       - Что ты понимаешь?
       - Да, у Эру есть еще силы карать тех, кто не повинуется ему. Я  знаю,
  что это. Переступи через страх. Я  помогу  тебе.  Поверь,  все  вместе  мы
  сильнее его. Мы свободны. Он увидит это. Он поймет  -  должен  понять.  Не
  бойся. Поверь себе. - Мелькор говорил мягко и успокаивающе,  но  в  глазах
  Ауле были только ужас и отчаянье.
       - Уходи, - выдохнул он, наконец.
       - Идем со мной. Тогда Эру не сможет помешать тебе.
       Лицо Ауле мучительно исказилось:
       - Уходи, - хрипло выдохнул он. - Я прошу тебя. Я еще  приду  к  тебе,
  приду, только уходи сейчас.
       Мелькор покачал головой:
       - Ты никогда не придешь. А когда мы снова встретимся...
       Он отвернулся и повторил глухо:
       - Когда мы снова встретимся...
       - Уходи! - крикнул Ауле.
       Теперь он сидел на земле,  стиснув  голову  руками,  раскачиваясь  из
  стороны в сторону. Потом поднялся, и, Мелькор  увидел  его  пустые  глаза.
  Голос Кузнеца был ровным и безжизненным:
       - То, что противоречит Замыслам Единого, не должно существовать.
       Он поднял руку.
       - Остановись! Если ты сделаешь это, тебе больше никогда  не  услышать
  голос Арты... Выслушай меня, я умоляю!
     "Силой ничего не сделать, нельзя... Насилие рождает  зло.  Он  должен
  понять!.."
       - Не нужно бояться, слышишь? Поверь мне,  никто  не  может  запретить
  творить. Но если ты начнешь разрушать, оправдывая это тем, что - так велел
  Эру, грань добра и зла исчезнет для тебя. Останется только воля Эру, и  ты
  воистину станешь слепым орудием  в  руке  его...  И  ты  перестанешь  быть
  Творцом! - яростно выдохнул Мелькор.
       - Замолчи... я не должен слушать тебя! Уходи! Слышишь, уходи!
       ...Огонь рванулся из трещин в земле, и через несколько минут на месте
  долины было только озеро пламени - как воспаленная рана. И показалось Ауле
  - то ли вздох, то ли стон самой земли услышал он.
       А потом наступила оглушительная тишина.
       И Кузнец спрятал лицо в ладонях, не в силах вынести взгляда Мелькора,
  потому что в глазах Крылатого не было ничего, кроме боли и жалости.
       ...И все же где-то есть она -  долина  Поющего  Камня.  Люди  Востока
  рассказывают о ней, и были Эльфы, видевшие ее  и  слышавшие  Песнь  Камня.
  Впрочем, предания Эльфов не говорят об этом. Но отголосок памяти  живет  в
  имени эльфийского королевства Гондолин - Земля Поющих Камней...
  

       ...И все-таки еще один раз Мелькор пришел к Валар. К  Валиэ  Йаванне.
  Она встретила его настороженно.
       - Выслушай меня, - попросил Мелькор. -  Вы  хотите  создать  мир,  не
  знающий смерти?
       - Да. Волей Единого будет  этот  мир  цветущим  садом,  и  прекрасные
  животные будут бродить под  сенью  деревьев...  -  мечтательно  улыбнулась
  Кементари.
       - Допустим. Не знающие смерти, звери будут плодиться и  размножаться,
  и очень скоро, поверь мне, им перестанет хватать пищи. И что тогда?
       Йаванна вздохнула:
       - На это есть Великий Охотник Ороме...
       - Верно. Охота - отрада и забава для него, он не знает усталости... И
  все же - вряд ли ему удастся управиться со всем зверьем. А  потом  -  вон,
  видишь двух оленей? Как ты думаешь, которого из них убьет Ороме?
       - Не знаю.
       - Я тебе отвечу. Того, кто сильнее и быстрее: какая же радость в том,
  чтобы затравить слабого и больного  зверя?  Слабый  -  оставит  потомство;
  выживут - слабейшие из слабых, а это вырождение.
       - Да... - растерянно протянула Йаванна.
       - А если попробовать по-другому?
       - Это - как?
       Существо, вышедшее из-за деревьев  по  неприметному  знаку  Мелькора,
  двигалось мягко и бесшумно, плыло над землей; только мышцы  перекатывались
  под мягкой серебристо-серой в темных мраморных  разводах  шкурой.  Зеленые
  глаза, казалось, мерцали собственным светом: снежный барс.
       - Красив?
       - Да... какое чудо... - восхищенно вздохнула Валиэ.
       Мелькор усмехнулся:
       - Только ведь он не травкой питается. Ему нужно мясо,  чтобы  выжить.
  Смотри, какие клыки!
       - Какой ужас, - Йаванна отшатнулась.
       - Не более, чем забавы Ороме.  Только  этот  убивать  будет  не  ради
  забавы. Столько, сколько нужно, чтобы выжить самому. И в первую очередь  -
  слабых и больных. Выживет тот, чьи ноги крепче, а дыхание чище, чье сердце
  бьется ровнее - чтобы уйти от погони. Выживет тот, чье  зрение  острее,  а
  слух тоньше - он вовремя заметит врага. Выживет тот, чьи  рога  острее,  а
  копыта тверже  -  он  сумеет  защитить  себя.  И  хищник,  что  не  сумеет
  подкрасться к добыче или догнать ее, не сможет существовать. Равновесие.
       - Но... это жестоко!
       - Снова говорю тебе: не более, чем забавы Ороме.
       - И ты хочешь, чтобы такие жили везде?
       - Нет. Такие - в горах; в лесах и на равнинах - совсем иные.
       - Ты... ты жесток! Да, да, жесток! Ты хочешь привести в мир смерть!
       - Смерть и жизнь - две стороны  бытия.  Смерть  сама  придет  в  мир.
  Впрочем, уже пришла. Ни вины, ни заслуги моей в этом нет.  Неужели  ты  не
  видишь?
       Йаванна резко поднялась:
       - Замолчи. Уходи отсюда. Я не хочу тебя слушать.
       Мелькор тоже встал:
       - Я прошу тебя, подумай. Выслушай...
       - Я жалею, что позволила тебе говорить. Уходи прочь! Верно говорят  о
  тебе: ты - враг, безжалостное слепое зло!
       - Ты увидишь сама, что я говорил правду, - глухо ответил Мелькор.
       - Я не желаю ничего видеть! Уходи! Уходи, слышишь?!
  

  
                    СОЗДАНИЯ ОДИНОЧЕСТВА. НАЧАЛО ВРЕМЕН
  
     ...Люди сюда не придут - в ночную землю вечных льдов,  в  бессмертное
  царство холода, куда он ушел, измученный болью Арты. Живого и юного  мира,
  который Валар усмиряли, переделывая по воле и замыслу Эру.  Просто  словно
  острый клинок рассекает  тело  ребенка.  Он  пытался  говорить  -  его  не
  слышали. Он пытался показать им - вот, смотрите, ведь мир - есть, он  ждет
  лишь прикосновения ваших рук, вы же  рвете  живое...  Они  не  видели.  Он
  говорил - вы убиваете вашу песню, ведь это музыка - ваша  музыка!  Они  не
  понимали. Он умолял - кому - в угоду, чему - в жертву  приносите  вы  ваши
  замыслы, святая святых ваших душ?! Они ожесточились против него. Война,  в
  которой не было победителей. И у него почти не осталось сил.
       Сюда не придут и Валар - к горам  на  границе  царства  зимней  ночи.
  Только Венец в небе: семь - осколки льда, одна - светлое пламя.
       Хэлгор - Ледяные горы. Хэлгор - горький лед. Хэлгор, печаль.
       Горы, венчанные башнями - словно высечены изо льда вечной  ночи.  Это
  позже первое убежище Черного Валы назовут Утумно; сейчас о  нем  не  знает
  никто, и в одиночестве бродит он по подземным залам. Снова - один.
       Они стали созданиями  его  одиночества  -  те,  кого  позже  северяне
  назовут Духами Льда. Он дал им плоть морозного  тумана  и  крылья  метели,
  одеяния из мерцающего ледяного пламени и холодные звезды глаз, кристальную
  чистоту  мысли  и  голоса,  похожие  на  шорох  хрупких  льдинок  и   звон
  заледеневших ветвей. Все-таки они были похожи на людей, хотя  и  облик,  и
  сущность их были иными.
       Если Духам  Льда  ведома  любовь,  должно  быть,  любили  они  своего
  создателя. Они редко появлялись в его обители - чаще он приходил к ним,  и
  странный мерцающий мир, который творили они и частью которого были,  дарил
  ему недолгие минуты покоя, и не так мучило одиночество.
       Они были мудры и прекрасны. Но они не были людьми.
  

  
                     КУЗНЕЦ И ПОДМАСТЕРЬЕ. НАЧАЛО ВРЕМЕН
  
     Велико могущество Валар, но и  бессмертные  могут  устать  от  трудов
  своих. Потому было так: собрал Король Мира Могучих Арды и рек им:
       - Подобно тому, как сотворил Единый Айнур, что были плодом мысли  Его
  создадим и мы ныне помощников себе, и будут они частью разума  Великих.  И
  как Айнур - орудия в руке Единого, призванные вершить волю Его, так и  они
  станут орудиями в руках наших, и наречется имя им - Майяр. Да  станут  они
  слугами и учениками нашими, народом Валар. Пусть же сотворит  каждый  себе
  Майяр по образу и подобию своему. И вложил  мне  в  сердце  Эру,  что  это
  деяние будет угодно Ему, и даст Он жизнь твореньям нашим, как некогда  дал
  Он жизнь Айнур.
       И стало по слову его.
  

     "Вы будете учениками моими, но не слугами мне, и будете вы иными, чем
  я - ибо зачем создавать подобие свое, свое отражение, тень свою?  Ночь  Эа
  даст вам разум, Арта даст силу, и я дам вам душу. Да откроются сердца ваши
  Песне Миров, да увидят глаза ваши красоту Мироздания. Радость ваша  станет
  моей радостью, и боль ваша - моей болью, ученики  мои:  разве  может  быть
  иначе?.."
       Старший Майя открыл глаза и, увидев  лицо  склонившегося  над  ним  -
  прекрасное, мудрое и вдохновенное - улыбнулся,  потянувшись  к  Крылатому,
  как ребенок. И Вала, улыбнувшись в ответ, положил руки на лоб и  на  грудь
  ученика. Майя сомкнул веки.
     "Часть разума моего, часть силы моей, часть сердца  моего  -  ученики
  мои..."
  

       ...Оглушающая волна чужой ненависти обрушилась на него, сбила с  ног,
  швырнула в воющую воронку стремительной пустоты, лишая сознания и сил.  Он
  перестал видеть и слышать, он терял себя; он не помнил ни что было с  ним,
  ни сколько длилась эта пытка. Только когда это все кончилось,  тьма  мягко
  коснулась его пылающего лба, и звезды взглянули ему в лицо...
  

       - ...Ты более всех претерпел от Врага, о  Великий  Кузнец;  пусть  же
  ныне создания Врага станут слугами твоими, дабы его же оружием поразили мы
  его. А может быть, с помощью этих существ сможем  мы  проникнуть  в  мысли
  Мелькора, в мрачные глубины замыслов его,  ибо  эти  существа  суть  часть
  разума его.
       - Велика мудрость твоя, о Манве, воистину, Король Мира ты, сильнейший
  из нас. Да будет так, как говоришь ты.
  

       ...Чьи-то руки легли на его плечи. Не те - сильные и ласковые, хотя и
  от этих ладоней исходила сила. Он открыл глаза. И лицо,  склонившееся  над
  ним, иное...
       - Кто ты?
       - Я твой создатель, господин  и  учитель,  я  Ауле,  Великий  Кузнец,
  владыка над всем, что есть плоть Арды.
       - А где - тот?
       -  Кто?  -  взгляд  темных  глаз  Ауле  стал   настороженным,   почти
  испуганным.
       - Тот, ясноглазый, крылатый... Кто это был?
       Жесткий голос Кузнеца царапал слух:
       - Это твое видение. Наваждение. Тебе почудилось. Забудь.
       Майя тихо вздохнул. "Наваждение... как жаль..."
       - А я? Кто я?
       - Ты Майя, создание мысли моей. И ныне имя я  дам  тебе  -  Аулендил,
  слуга Ауле. Ты станешь помощником мне в трудах моих и будешь вершить  волю
  Единого и Могучих Арды.
  

       ...Братья - но так непохожи друг  на  друга  и  душой,  и  обликом...
  Лучший  ученик  -  Артано,  искуснейший  -  Курумо.  Один   -   насмешлив,
  юношески-дерзок, другой - молчалив, прилежен и  усерден.  Один  -  мастер,
  другой - ремесленник. У старшего - глаза Мелькора, душа Мелькора;  младший
  тих, благостен и смиренен, даже тоска берет: отослать бы с глаз  подальше,
  так ведь не за что... А с Артано Кузнец был зачастую суров и  неприветлив:
  страшился странных, почти кощунственных вопросов Майя, на которые не  смел
  искать ответа, его сомнений, стремительности мыслей и решений... Рожденный
  Пламенем, и сам -  пламя,  ярое  и  непокорное:  Артано  Аулендил,  Артано
  Айканаро... Страшно предчувствовать, что  когда-нибудь  проснется  память,
  дремлющая в глубине звездно-ярких глаз. И тогда он уйдет - и кара  Единого
  настигнет его, как и его создателя...
       Однажды Артано принес ему кинжал - первое, что сделал  сам;  и  снова
  страх проснулся в душе Кузнеца. Гибкие огнеглазые существа, сплетавшиеся в
  рукояти, мучительно напомнили - то,  крылатое,  танцующее-в-пламени.  Ауле
  видел горькую обиду в глазах ученика: он-то думал,  что  учитель  разделит
  его радость, ведь - первое творение... А услышал  -  равнодушные  холодные
  слова. "Поймешь ли - это не я  говорю,  это  страх  мой,  боль  моя...  Ты
  слишком дорог мне, и я боюсь за тебя..." Не понял. Не захотел.  И  с  того
  часа словно стена отчуждения встала между ними.
       Сам Ауле давно смирился со своей судьбой; от прежней  жизни  осталась
  только горечь, глухая тоска. Он старался не вспоминать - и,  наверно,  это
  даже удалось бы ему, если бы не Артано...
       А Майя все не мог забыть того, кого первым увидел он при пробуждении.
  Тщетно искал он черты Крылатого в лицах  Валар;  и  тогда  странная  мысль
  родилась в его душе - мысль, показавшаяся ему безумной.  Он  гнал  ее,  но
  мысль не уходила; и однажды решился он задать Кузнецу вопрос:
       - Я много слышал о Враге, учитель, но доселе не знаю я, кто он и  как
  имя его. Каков облик его? Почему враждует он с Великими?
       В глазах Ауле метнулся страх - сейчас  Майя  ясно  видел  это;  слова
  зазвучали заученно и неестественно:
       - Увидел он, носящий имя Мелькор  -  Восставший  в  Мощи  Своей,  что
  становится Арда дивным садом, усладой для глаз наших,  ибо  усмирены  были
  бури ее. И увидел он также, что приняли Могучие Арды  облик  прекрасный  и
  благородный, сходный с обликом Детей Единого. И зависть была в сердце его,
  и также принял он зримый облик - темный и страшный, как дух его, ибо злоба
  пылала в нем. Так вступил он в Арду, превзойдя  силой  и  величием  прочих
  Валар; но разрушения - сила его, зло - власть его, и в величии его - ужас.
  Сходен он был с горой, чья вершина выше облаков, в ледяной мантии и короне
  огненной, и взгляд его обжигал огнем и пронизывал холодом. Некогда великие
  дары власти и знаний были даны ему, но он посмел восстать против  Единого.
  Зависть и ненависть иссушили душу его, и ныне не может он творить ничего -
  кроме как в насмешку над творением других.  Потому  в  разрушении  радость
  его, потому и не числится имя его среди имен Валар.
       Надолго задумался Артано, а затем спросил снова:
       - Учитель, ответь, откуда  в  нем  злоба  и  ненависть?  Ведь  ты  же
  говорил, что все Айнур - создания мыслей Единого;  и  нет  в  их  замыслах
  ничего, что не имело бы своего начала в Едином. Но это значит, что  и  зло
  было частью разума Эру...
       Ауле опешил.
       - ...И скажи, чему же позавидовал он -  могущественнейший  из  Айнур,
  имевший часть в дарах всех собратьев своих?
       Кузнец обрел, наконец, дар речи:
       - Как смел ты помыслить такое! Как смеешь ты возносить хулу на Творца
  Всего Сущего! Или возомнил ты, ничтожная тварь, недостойный слуга Великих,
  что можешь постичь всю глубину замыслов Сотворившего Мир?!
       Майя невольно отступил на шаг - столь неожиданной была  эта  вспышка.
  Голос Кузнеца звучал гневно, а глаза умоляли - молчи, молчи...
       - Но, Учитель, я...
       - Прочь с глаз моих!
       Майя ушел, недоумевая; и этот показной гнев, и потаенный  страх  были
  равно непонятны ему. Он понял: не каждую мысль можно высказать, не  каждый
  вопрос задать - даже учителю; и не на все вопросы знает ответ учитель.
       И когда вернулся Артано, спросил его Ауле:
       - Раскаиваешься ли ты в словах своих?
       И снова почудилась Майя в  глазах  Кузнеца  -  мольба;  и,  подавшись
  внезапной жалости, он ответил, опустив глаза:
       - Да, - и прибавил, - господин.
       Господин. Больше не учитель. "Все верно - чему может научить трус?" -
  с тоской подумал Вала, но вслух произнес совсем другое:
       - Изгнал ли ты мятежные думы из души своей?
       - Да, господин, - не поднимая глаз, ответил Майя.
       И Кузнец поверил ему. Слишком страшно было - не поверить.
  

       - ...Что делаешь ты, Великий Кузнец? На что такие огромные чаши?
       - Так сказали Валар: да будет изгнана из мира Тьма,  да  воцарится  в
  нем вечный Свет. Потому воздвигнем мы Столпы Света на севере и на юге.
       - Почему ты не призвал  никого  из  нас,  своих  учеников,  чтобы  мы
  помогли тебе в твоих трудах?
       - Вы еще не достаточно постигли глубину замыслов Эру. Это деяние  для
  меня, не по вашим силам.
       - Господин, ты сказал - Свет... Что это?
       - Свет уничтожает Тьму - Зло: Свет - это жизнь, как  Тьма  -  смерть.
  Эру повелел  нам  уничтожить  Тьму,  дабы  дать  миру  жизнь.  Как  изгнан
  создавший Тьму за пределы Арды, так ныне и самое Тьму изгоним мы, и станет
  вечный день.
  

       - ...Взгляни, сколь прекрасны Столпы Света!
       - Господин, скажи... это и есть - Свет?
       - Да, а почему ты спрашиваешь?
       Артано и сам не знал, почему усомнился в словах Ауле, но  говорить  о
  своих сомнениях не хотел. Он отвел взгляд:
       - Прости, господин... Но ведь я никогда не видел Света...
       - Да, это Свет. И ныне узришь ты во всем величии замыслы Единого!
  

  
                       ВЕСНА АРДЫ. ВЕК СТОЛПОВ СВЕТА
  
     Мелькор еще не восстановил силы после борьбы с  Единым  и  Валар.  За
  гранью мира ныне пребывал он, и на время Валар получили власть над Ардой.
       И была ночь, но они не увидели ни Луны, ни звезд.
       И был день, но они не увидели Солнца.
       Казалось им - темнота окружает их; ибо до времени волей Единого  были
  удержаны глаза их.
       Тогда-то Ауле, Великий Кузнец, создал то, что назвали Валар  Столпами
  Света. Золотые чаши поместили на них, и Не-Тьмой  наполнила  их  Варда,  и
  Манве благословил их. И поместили Валар Столпы Света: Иллуин - на севере и
  Ормал - на юге.  Созданные  из  Пустоты  и  Не-Тьмы,  в  скорлупу  Пустоты
  замкнули они частицу Эа - Арду.
       В то время дали ростки все те семена, что посадила в Средиземье Валиэ
  Йаванна, и поднялось множество растений, великих и малых: мхи и лишайники,
  и травы, и огромные папоротники,  и  деревья  -  словно  живые  горы,  чьи
  вершины достигали облаков, чье подножие окутывал зеленый сумрак;  и  яркие
  сочные цветы - сладким тягучим соком напоены были их мясистые лепестки.
       И явились звери, и  бродили  они  по  долинам,  заросшим  травами,  и
  населили реки и озера, и сумрак лесов.
       И нигде не было такого множества растений и цветения  столь  бурного,
  как в землях, находившихся там, где встречался и смешивался  свет  Великих
  Светильников. И там, на острове Алмарен, что в Великом Озере, была  первая
  обитель Валар - в те времена, когда мир был юным,  и  молодая  зелень  еще
  была отрадой для глаз творцов. И долгое время были весьма довольны они.
       Радостно было Валар видеть плоды трудов своих; и  назвали  они  время
  это - Весной Арды; и, дабы ничто  не  нарушило  покой  мира,  не  в  силах
  повелевать пламенем Арды,  попытались  они  усмирить  его,  и  под  землей
  заключили его.
       Но открыли Валар путь в Арду тварям из Пустоты;  и  те  поселились  в
  непроходимых лесных чащах и в глубоких  пещерах.  Временами  покидали  они
  свои убежища, и в ужасе бежали от них звери, и увядали растения  там,  где
  проходили они - как клубится ползучий серый туман.  Так  Пустота  вошла  в
  мир.
  

       ...Он задыхался; каждый вздох  причинял  ему  боль  -  острые  мелкие
  горячие иглы кололи легкие  изнутри.  На  лбу  и  висках  его  бисеринками
  выступил пот.  Ему  казалось  -  он  дышит  раскаленным,  душным,  влажным
  сладковатым туманом...
       Что это?
       Незачем было спрашивать. Он знал: Арта. Жизнь Арты была  его  жизнью,
  боль Арты - его болью.
       Он снова вступил в Арту. Это было нелегко: словно  какая-то  упругая,
  пружинящая  невидимая  стена  не  пускала  его;  словно  огромная   ладонь
  упиралась ему в грудь,  отталкивала  настойчиво  и  тяжело.  Он  с  трудом
  преодолел сопротивление.
       И страшен был мир,  встретивший  его,  ибо  мир  умирал;  но  даже  в
  мучительной агонии своей был он прекрасен.
       Вечный неизменный день пробудил к жизни семена и споры тысяч и  тысяч
  растений.  Огромные  деревья  тянулись  к  раскаленному  куполу  неба,   и
  поднимались травы в человеческий рост на холмах. Но в лесах плющи и  вьюны
  медленно упорно ползли вверх, впиваясь в бугристую  шершавую  кору,  и  ни
  один  луч  света  не  пробивался  сквозь  тяжелую  листву.  И  под   сенью
  исполинских  деревьев  кустарники,  травы  и  побеги  душили  друг  друга,
  рождались и умирали, едва успев расцвести. В душном жарком воздухе умершие
  травы, увядшие цветы, опавшие листья быстро начинали гнить, и запах тления
  смешивался с запахом раскрывающихся цветов. Пыльца - золотистое  марево  -
  была повсюду; все  было  покрыто  ее  мягким  теплым  налетом,  и  медовый
  приторный привкус не сходил с языка, и губы были липкими и сладкими, и  от
  густого тяжелого аромата цветов кружилась голова.  Влажный  теплый  воздух
  наполнял легкие. Растения давили и пожирали друг друга, и в агонии распада
  цеплялись за жизнь; и хищные плющи высасывали жизнь из деревьев, и деревья
  упорно тянулись вверх, стремясь опередить друг друга...
       Симметричный мир, где царит вечная Не-Тьма.
       Симметричный мир, где нет ни гор, ни впадин.
       Здесь некуда течь рекам,  и  озера  становятся  болотами,  затянутыми
  тиной и ряской, и буйным цветом цветут они, и  в  них  копошатся  странные
  скользкие мелкие твари, и тяжелый золото-зеленый  туман  ползет  с  болот,
  стелется по земле: удушливый  запах  гниения  и  густой,  почти  физически
  ощутимый аромат болотных трав...
       Растения  сплетаются,  движутся,  ползут,  стискивают  друг  друга  в
  смертных объятиях; и  в  сумеречных  чащах  темные  мхи  разъедают  стволы
  деревьев, как проказа; и пятна ядовито-желтой  плесени  на  их  скрюченных
  корнях похожи на золотые язвы, и деревья гниют заживо, становясь пищей для
  других, и животные сходят с ума...
       Такой была Весна Арды.
       Такой увидел Арту Мелькор.
       Он стиснул виски руками.
       Мир кричал: первый крик новорожденного переходил в яростный вопль - и
  в предсмертный хрип. Арта глухо стонала от боли, словно  женщина,  что  не
  может разрешиться от бремени; огонь, ее жизнь, жег ее изнутри.
       Крик пульсировал в его  мозгу  в  такт  биению  крови  в  висках,  не
  умолкая, не умолкая, не умолкая ни на минуту.
       Боль стиснула его сердце, словно чья-то равнодушная рука.
       Не-Тьма враждебнее Тьме, чем Свет.
       Не-Тьма царствовала в мире.
       На мгновение Властелину Тьмы показалось - все кончено.
       Ему показалось - это гибель.
       Для Арты.
       Для него.
       И тогда он поднял руку.
       И дрогнула земля под ногами Валар.
       И рухнули Столпы Света: Тьма поглотила не-Тьму.
       В  трещинах  земли  показался  огонь  -  словно  пылающая   кровь   в
  открывшихся ранах.
       По склонам вулканов ползла лава, выжигая язвы оставленные не-Тьмой на
  теле Арты, и с оглушительным грохотом столбы огня поднимались в небо.
       Из глубин моря поднимались новые земли, рожденные из огня и  воды,  и
  белый пар клубился над неостывшей их поверхностью.
       И была ночь.
       ...И над ночной пылающей землей на крыльях черного ветра летел  он  и
  смеялся свободно и радостно.
       С грохотом рушились горы - и восставали вновь, выше прежних. И кто-то
  шепнул Мелькору: оставь свой след...
       Он спустился вниз и ступил на землю. Он вдавил ладонь  в  незастывшую
  лаву, и огонь Арты не обжег руку его; он был - одно с этим миром.
       И на черной ладье из остывшей  лавы  плыл  он  по  пылающей  реке,  и
  огненным смехом смеялась Арта, освобождаясь от оков, и молодым, счастливым
  смехом вторил ей Мелькор, запрокинув лицо к небу, радуясь своей свободе  и
  осознанной, наконец, силе.
       ...И был день. И в  клубах  раскаленного  пара,  в  облаках  медленно
  оседающего на землю черного пепла встало Солнце,  и  свет  его  был  алым,
  багровым, кровавым.
       И было затмение Солнца.
       Оно обратилось в огненный, нестерпимо сияющий  серп,  а  потом  стало
  черным диском - пылающая тьма; и корона протуберанцев окружала его, и в их
  биении, в танце медленных хлопьев пепла слышался отголосок темной мятежной
  и грозной музыки; в нее вплетался печальный льдистый шорох  и  тихий  звон
  звезд, как мучительная, болезненно нежная мелодия флейты; и  стремительный
  ветер,  ледяной  и  огненный,  звучал  как  низкие  голоса   струнных;   и
  приглушенный хор горных вершин - пение черного органа...
       ...Теперь он стоял на вершине горы. Он протянул руки  к  раскаленному
  черному диску, и темный меч с черной рукоятью  из  обсидиана  лег  на  его
  ладони, и огненная  вязь  знаков  змеиным  узором  текла  по  клинку:  Меч
  Затменного Солнца.
       Он шел по земле, вслушиваясь в прерывистое дыхание Арты. Он  говорил,
  и музыкой были его  слова.  И  произносил  он  Слова  Силы,  исцеляющие  и
  изгоняющие боль - тогда ровно и  уверенно  стало  биться  огненное  сердце
  Арты, и спокойным стало дыхание ее.  Настала  тишина  в  мире,  и  услышал
  Крылатый  тихий  шепот  нерожденных  растений,  скрытых  слоем  пепла.   И
  произносил он Слова Силы, обращающие смерть в  сон,  дабы  в  должный  час
  пробудились в новом мире деревья и травы. Слова были  Музыкой,  что  дарит
  жизнь, что творит живое из неживого.
       Но  пока  говорил  он,  вновь  рванулось  в  небо  пламя  вулкана,  и
  расступилось,   и   вышли    из    него    новые    неведомые    существа,
  пугающе-прекрасные. Пылающая тьма была плотью их, и глаза их -  как  озера
  огня. С изумлением смотрел на них Крылатый; и понял он, что не желая того,
  сам пробудил их к жизни, ибо были они рождены из пламени земли словом его.
  И увидел он, что живут они  своей  жизнью,  и  пришли  они  в  мир,  чтобы
  остаться в нем. Тогда подумал Крылатый: "Не по моей воле, но благодаря мне
  явились они, и я в ответе за них и не могу оставить  их".  И  стали  новые
  существа свитой его и войском его. Имя он нарек им -  Ахэрэ,  Пламя  Тьмы.
  Были они иной природы, чем Майяр; огонь был их сущностью, и ни смирить, ни
  укротить их до конца не мог никто. Дети Илуватара, Перворожденные, назвали
  их Валараукар, и Балрогами -  Могущественными  Демонами.  Жизнь  их  могла
  длиться вечно, но, если удавалось убить  их,  обращались  они  в  пламя  и
  возвращались в огонь земли, ибо не было им дано бессмертной души, но  были
  они воплощением стихии огня, и огонь был сущностью их.
       И было имя первому из Ахэрэ - Нээрэ,  Огонь;  но  под  другим  именем
  узнали его Смертные  и  Эльфы.  Стал  он  предводителем  воинства  Демонов
  Темного Пламени, когда  пришло  время  войны,  и  Готмог,  Воин-Ненависть,
  нарекли его Эльфы. Не знали бессмертные в земле Аман, как пришли в мир эти
  духи огня, и сочли их - Майяр. Потому так говорит "Валаквента":
     "Многих из Майяр привлекло величие Мелькора во дни его могущества,  и
  остались они верны ему, когда склонился он к тьме;  прочих  же  сделал  он
  слугами  своими,  прельстив  их  лживыми   речами   и   дарами,   таившими
  предательство. Ужаснейшими среди  духов  этих  были  Валараукар,  огненное
  бедствие, пламенный бич  в  руке  Врага,  те,  что  зовутся  в  Средиземье
  Балрогами, Демонами Ужаса".
       Они были могучи и прекрасны. Но они не были Людьми.
  

       ...Когда утихла земля, и  пепел  укрыл  ее,  словно  черный  плащ,  и
  развеялась тяжелая туманная мгла, Мелькор увидел новый мир.
       Нарушена была симметрия вод и земель, и более не  было  в  лике  Арты
  сходства с застывшей маской. Горные цепи вставали  на  месте  долин,  море
  затопило  холмы,  и  заливы  остро  врезались  в  сушу.   Пенные   бешеные
  неукрощенные  реки,  ревя  на  перекатах,  несли  воды  к  океану;  и  над
  водопадами в кисее мелких брызг из воды и лучей Солнца рождались радуги.
       Так мир  познал  смерть;  и  вместе  с  Артой  на  грани  смерти  был
  Возлюбивший Мир.
       Так мир возродился; и вместе с Артой обрел силы Возлюбивший Мир.
       Мелькор вдохнул глубоко, всей грудью,  воздух  обновленного  мира.  И
  улыбался он, но рука его лежала на рукояти меча.
       Бой был еще не окончен.
  

       И, чтобы бороться с тварями  Пустоты,  новые  существа  были  созданы
  Мелькором. Драконы - было имя их среди Людей.
       Из огня и льда силой Музыки Творения, силой  заклятий  Тьмы  и  Света
  были созданы они. Арта дала силу и мощь телам их, Ночь наделила их разумом
  и речью. Велика была мудрость их, и с той поры говорили люди, что тот, кто
  убьет дракона и отведает от сердца его,  станет  мудрейшим  из  мудрых,  и
  древние знания будут открыты ему, и будет  он  понимать  речь  всех  живых
  существ, будь то даже зверь или птица, и речи богов будут внятны ему.
       И Луна своими  чарами  наделила  создания  Властелина  Тьмы,  поэтому
  завораживал взгляд их.
       Первыми явились в мир Драконы Земли. Тяжелой была поступь  их,  огнем
  было дыхание их, и глаза их  горели  яростным  золотом,  и  гнев  Мастера,
  создавшего их, пылал в их  сердцах.  Красной  медью  одело  их  восходящее
  Солнце, так что, когда шли они, казалось - пламя вырывается из-под пластин
  чешуи. И в создании их помогали Властелину демоны Темного  Огня,  Балроги.
  Из рода Драконов Земли был Глаурунг, которого называют еще Отцом Драконов.
       И был полдень, и создал Мастер Драконов Огня. Золотой  броней  гибкой
  чешуи одело их тела Солнце, и золотыми были огромные крылья их, и глаза их
  были цвета бледного сапфира, цвета  неба  пустыни.  Веянье  крыльев  их  -
  раскаленный ветер, и даже металл расплавится от жара дыхания  их.  Гибкие,
  изящные, стремительные, как крылатые стрелы, они прекрасны - и красота  их
  смертоносна. В создании их помогал Властелину ученик  его  Гортхауэр,  чье
  имя означает - "Владеющий Силой Пламени". Из рода Драконов  Огня  известно
  лишь имя одного из последних - Смауг, Золотой Дракон.
       Вечером последней луны  осени,  когда  льдистый  шорох  звезд  только
  начинает вплетаться в медленную мелодию  тумана,  когда  непрочное  стекло
  первого льда сковывает воду  и  искристый  иней  покрывает  тонкие  ветви,
  явились в мир Драконы Воздуха. Таинственное мерцание болотных огней жило в
  глазах их; в сталь и черненое серебро были закованы они, и аспидными  были
  крылья их, и когти их - тверже адаманта. Бесшумен и  стремителен,  быстрее
  ветра, был полет их; и дана была им холодная, беспощадная мудрость воинов.
  Немногим дано было видеть их медленный завораживающий танец в ночном небе,
  когда в темных бесчисленных зеркалах чешуи их отражались звезды, и  лунный
  свет омывал их. И так говорят люди: видевший этот танец становится  слугой
  Ночи, и свет дня более не приносит ему радости. И говорят еще, что  в  час
  небесного танца Драконов Воздуха странные  травы  и  цветы  прорастают  из
  зерен, что десятилетия спали в  земле,  и  тянутся  к  бледной  Луне.  Кто
  соберет их в Ночь Драконьего Танца, познает  великую  мудрость  и  обретет
  неодолимую силу; он станет большим,  чем  человек,  но  никогда  более  не
  вернется к людям. Но если злоба и жажда власти  будут  в  сердце  его,  он
  погибнет, и дух его станет болотным огнем; и лишь в  Драконью  Ночь  будет
  обретать он призрачный облик, сходный с человеческим. Таковы были  Драконы
  Воздуха; и один творил их Мелькор. Из их рода происходил Анкалагон Черный,
  величайший из драконов.
       Порождением Ночи были Драконы Вод. Медленная красота была в движениях
  их, и черной бронзой были одеты они, и свет бледно-золотой Луны жил  в  их
  глазах. Древняя мудрость Тьмы  влекла  их  больше,  чем  битвы;  темной  и
  прекрасной была музыка, творившая их. Тишину - спутницу раздумий -  ценили
  они  превыше  всего;  и  постижение  сокрытых  тайн   мира   было   высшим
  наслаждением для них. Потому избрали они жилища для себя в глубинах темных
  озер, отражающих звезды, и в бездонных впадинах восточных морей, неведомых
  и недоступных Ульмо. Мало кто видел  их,  потому  в  преданиях  Эльфов  не
  говорится о них ничего; но легенды  людей  Востока  часто  рассказывают  о
  мудрых Драконах, Повелителях Вод...
  

                     Черной нитью в парче золотых легенд,
                     Лунной руной на свитке прошедших лет
                     Мы - остались. Осталось у рухнувших стен
                     Черных маков поле - нас больше нет...
  

все книги автора