Художественная литература

Джон Роналд Руэл Толкин

НАЧАЛО ПУТИ

 

Фолко проснулся от того, что его довольно бесцеремонно расталкивали. Он
нехотя приоткрыл глаза -- они слипались, страшно хотелось спать -- и
вспомнил, что настало утро их последнего дня в Аннуминасе. Над ним стоял уже
одетый Торин; в углу были свалены их походные мешки, упакованные только
вчерашним вечером; со двора доносились невнятные голоса и цоканье копыт
пополам со скрипом тележных колес.
-- Вставай, брат хоббит,-- глаза Торина были темны, голос глух,--
пришла пора. Мы выходим. Умывайся скорее и давай в трактир -- я уже
распорядился насчет завтрака. Наши все уже здесь.
Поеживаясь, Фолко вылез из-под одеяла. В доме было прохладно, камин не
разжигали. За окном в утреннем тумане двигались фигуры людей и гномов,
занятых последними приготовлениями. Фолко вздохнул и отправился завтракать.
В знакомом зале за длинным столом постепенно собрались все их товарищи
по отряду. Четырнадцать гномов, двенадцать людей и один ужасно одинокий в
тот момент и растерянный хоббит. Кое-кто негромко переговаривался, но все
были сумрачны и озабочены. Никто не произносил красивых речей, даже любящий
поговорить Хорнбори на сей раз безмолвствовал. Завтрак прошел невесело.
Фолко не мог отделаться от томивших его мрачных мыслей, иногда накатывавших
на него волнами непонятного ужаса. Куда они идут? Что он делает, как вообще
оказался здесь? С самого пробуждения он двигался бездумно-механически,
подчиняясь общей суете. Теперь, когда уже были распахнуты ворота трактира и
гномы стали выгонять на улицу один за другим крытые повозки с припасами,
хоббиту стало совсем плохо. Чувствуя себя страшно потерянным и никчемным, он
отошел в сторонку и присел на камень возле крыльца. Из ворот выскочил уже
одетый по-походному Малыш, с мечом и даго на поясе и топором за спиной.
-- Фолко! Идем, Торин зовет, надо дом закрыть... и проститься.
Хоббит нехотя поднялся и нога за ногу поплелся вслед за спешащим
Маленьким Гномом.
Торин стоял на крыльце их дома, уже в плаще и при оружии. Ставни дома
были закрыты, и сейчас гном держал в руках ключи от входной двери. Малыш и
Фолко подошли к нему, прочие тангары собрались в отдалении. Людей увел
Рогволд, решив не мешать товарищам. Торин заговорил, его лицо было хмуро и
непроницаемо.
-- Вот наконец настал день, к которому мы готовились всю зиму. Впереди
путь, труды и опасности которого провидеть не может никто. Давайте же
простимся с местом, что давало нам прибежище.
Он медленно поклонился дверям, и Малыш с хоббитом повторили его
движение. Торин глубоко вздохнул, вставил ключ в замочную скважину и
несколько раз медленно повернул его. Замок негромко клацнул. Дверь была
заперта. Торин снял с кольца два ключа и отдал их Малышу и Фолко.
-- Пусть каждый из нас, хозяев этого дома, имеет при себе ключи от
него,-- медленно проговорил Торин,-- ибо кто знает, кому из нас суждено
будет вернуться?
Фолко вздрогнул, будто от холода -- он чувствовал, что больше он уже
никогда не увидит их уютный домишко.
Торин повернулся к ждущим его товарищам и призывно махнул рукой. Все
гурьбой двинулись на улицу.
У трактира уже вытянулся их небольшой обоз. Люди стояли тесной кучкой
вокруг Рогволда. Старый ловчий тоже имел не слишком бодрый вид -- на его
лице резче пролегли морщины, и синева под глазами говорила о том, что и ему
пришлось провести бессонную ночь. Он подошел к Торину.
-- Давай команду, Торин, сын Дарта,-- негромко сказал он,-- Больше нас
здесь ничто не задерживает.
-- Эге-гей! Давай по седлам! -- крикнул Торин, махнув рукой.
Минутное движение -- и люди уже сидели верхом, гномы расселись кто на
пони, кто на передках телег. Верхом ехали Фолко, Торин, Малыш, Дори и
Хорнбори, как-то сразу оказавшись в головах отряда. Торин тронул поводья, и
его пони затрусил вперед. Цокот его копытцев оказался сразу же заглушен
топотом коней и скрипом тележных осей. Отряд медленно тронулся.
Одну за другой они оставляли позади нарядные улицы Аннуминаса и наконец
подъехали к городским воротам. Предупрежденные приказом Наместника стражи
почтительно приветствовали уходящих на трудное и опасное дело товарищей.
Обоз миновал ворота, и в лицо внезапно ударил упругий, свежий и теплый
весенний ветер, развевая полы плащей и ероша волосы. Фолко невольно глубоко
вздохнул и тотчас услышал, как рядом с ним Рогволд едва слышно пробормотал
себе под нос:
-- Что-то душно мне было в Аннуминасе... Привстав в стременах, Фолко
кинул прощальный взгляд на могучие стены и башни великого города, вздохнул и
отвернулся. Теперь на долгие месяцы его взор будет прикован к югу и востоку.
Отряд двигался медленно, сберегая силы коней для последующего пути.
Друзья шли по тому же Зеленому Тракту, которым прибыли в Аннуминас осенью, и
первый день прошел без всяких происшествий. На ночлег они остановились в
одном из многочисленных постоялых дворов. Фургоны загнали внутрь, распрягли
коней, не торопясь основательно закусили и выпили пива, а потом улеглись
спать. К уныло замершему возле потухающего очага хоббиту незаметно подошел
Торин.
-- Есть еще угольки? -- Торин ловко выхватил тлеющую головешку и
принялся раскуривать трубку.-- Ну вот мы и в дороге.
Гном откинулся, привалившись спиной к бревенчатой стене, почти
скрывшись в темноте; алел лишь огонек его трубки.
-- Только чем она кончится,-- вздохнул Фолко, задумчиво пошевеливая
рдеющие угли очага.
-- Загрустил, брат хоббит? -- вдруг неожиданно жестко и в упор спросил
Торин.-- Не отпирайся, я все вижу. Вижу, как тебя всего трясти начинает,
стоит кому-нибудь речь о Мории завести! Ну признайся -- страшно ведь? То-то,
что страшно... Подумай, Фолко, подумай еще раз -- не в игрушки ведь идем
играть! -- Голос Торина стал глух.-- Что там впереди, никто не знает, может,
драться придется. Хватит ли тебя на это? Я ведь знаю -- с самого начала не
хотелось тебе под землю лезть. Понимаю, не хоббичье это дело, да и не
людское. Тебя ведь Хоббитания, как ни крути, крепко держит! Не случайно, еще
в нашу первую встречу, в твоей усадьбе я заметил, как в окно, пока ты спал,
заглядывала прехорошенькая мордашка... Как ее зовут? Подумай, Фолко, и не
надо только жертв и геройства. Если у тебя сил не хватит или струсишь ты, то
не то даже важно, что сам погибнешь, а что полягут те, кто на тебя
понадеялся, те, кому ты спину прикрывать вызвался! Ты не думай, что я там
или Малыш такие уж. храбрые. Думаешь, мне самому хочется в Морию? Да я с
огромным удовольствием бы остался в Аннуминасе, завел бы свое дело. А то
пошли бы на юг, в Пещеры Агларонда, или в Эребор подались, там война недавно
была, опытные и неробкие в Железных Холмах нужны. Пойми, Фолко, не своею
волею мы идем! Ни я, ни Малыш. Так что снова говорю тебе -- крепко подумай!
Иначе можешь оказаться обузой. Времени тебе до Пригорья даю.
Торин, внезапно оборвав разговор, резко поднялся и скрылся во мраке.
Гном ушел, а Фолко, казалось, оцепенел возле угасшего огня. Щеки и уши
пылали, он едва удерживался от слез. Деваться некуда. Торин прав. Милисента
каждую ночь снится... Бэкланд, усадьба, дядюшка. Да что же делать, в
конце-то концов!
Слезы наконец прорвались наружу.
"Да в который это уже раз! -- всхлипывая, думал хоббит.-- Видно, совсем
я никуда не гожусь... Только и остается, что репу выращивать, больше
ничего".
Продолжая всхлипывать, хоббит ощупью пробрался к своему месту и улегся,
прикрывшись плащом. Слезы высохли, уступив место обиде:
"И с чего это он взял, что я струшу или подведу?! В Могильниках что бы
они без меня делали? Эйрик его чуть дубиной не пришиб, кто выручил? От
призрака во дворе кто отбился? Не побежал ведь почему-то. А раз так, то спи,
Фолко, сын Хэмфаста, и не обращай внимания, у тебя еще будут случаи
доказать, что ты не зря ешь хлеб в отряде! -- Хоббит перевернулся на другой
бок и решил об этом больше не думать,-- Ничего. Ничего! Фродо, Сэмуайз,
Мериадок и Перегрин шли на куда более опасное и, по сути-то, гибельное дело,
и ничего, не хныкали, не стонали! Так что пусть себе Торин говорит, что
хочет. Он тоже не всегда прав... Эх, кабы старина Гэндальф не отсиживался
себе за Морем, а был бы здесь... Толку от нас было бы больше".
Он медленно проваливался в ласково обнимающую его пелену спокойного
сна, с его губ вновь сорвалось едва слышимое имя мага, его веки смежились, и
сон окончательно овладел им.
Он не знал и не мог определить, сколько прошло времени, но внезапно
увидел те белые стены на розовой скале, окруженные дивными садами. Видение
ускользало, таяло, и он напряг все силы, чтобы оно не исчезло. А потом
берег, деревья и скалы неожиданно помчались прямо на него, словно за его
плечами появились крылья, и спустя секунду он краем глаза заметил их -- это
были крылья морской чайки. Внизу пронеслась белопенная полоса, мелькнули
зеленые кроны, тотчас слившиеся в сплошной ковер. Его несло все дальше и
дальше, все мелькало перед глазами, и опомнился он, уже очутившись в
заполненном сиянием пространстве, где невозможно было понять, где пол, где
потолок, а где стены. Он не заметил, как зелень вокруг него исчезла, уступив
место мягким светящимся завесам,-- так, наверное, мог бы выглядеть внезапно
оживший и наполненный огнем мрамор. И из этого сияния прямо навстречу ему
выступила высокая, одетая в белое фигура старика с длинным белым посохом в
левой руке. Справа висел показавшийся странно знакомым меч в синих ножнах.
Еще не видя лица, Фолко с замершим сердцем понял, что перед ним Гэндальф.
Он замер, точнее, замерло все вокруг него, и лишь старик неспешно шагал
ему навстречу. Хоббит видел густые брови, глубоко посаженные яркие глаза,
лучащиеся небывалой силой, величием и добротой, и тут же услышал голос,
исходивший из обросших белоснежной бородою губ того, кто был на самом деле
Олорином:
-- Ты звал меня, и вот мы встретились. Говори же, я слушаю, да не медли
-- времени у нас мало.
-- Гэндальф...-- пролепетал хоббит, точнее, понял, что пролепетал.--
Так ты теперь в Заморье, да?
-- И это все, что ты хотел сказать мне?
-- Нет, конечно же нет,-- зачастил Фолко,-- Но, Гэндальф, нам так не
хватает твоей помощи! У нас тут такое... Как нам разобраться без тебя?
Почему ты там, а не здесь?!
Улыбка исчезла с лица привидевшегося хоббиту старика.
-- Что творится в Средиземье, мне известно, разумеется, в самых общих
чертах. Но теперь вам придется решать и разбираться во всем самим. Я и
другие ушли как раз потому, что народам Северного Мира более не нужны
пастыри, они могут жить собственным разумением. Поэтому я здесь, у эльфов,
на земле моей юности. Моей эпохой была Третья. Я противостоял Саурону, а
исполнив возложенный на меня долг, смог вернуться. Таков мой ответ на твой
первый вопрос.
-- Но неужели ты не подскажешь нам? Не посоветуешь? Не все наши тревоги
и страхи родились ныне, кое-какие, похоже, из Предначальных Дней!
-- Я не могу давать советов,-- прозвучал глубокий скорбный вздох.--
Просто я не смог отрешиться от Средиземья, и, хотя у меня теперь совсем иные
дела и заботы, я сохранил возможность иногда беседовать кое с кем из
населяющих Средиземье. С теми, в ком жив еще отблеск Первого Костра: с
древними -- то есть с эльфами, гномами и вами, мои милые чудаки-хоббиты. Но
не проси меня о советах -- здесь я не властен. Потому что всеведущих нет и
не может быть, лишь непрестанным трудом Мудрый может заслужить высочайшее
право судить и советовать. Когда-то оно было у меня, и я им воспользовался.
-- Так что же, ты совсем не можешь помочь нам? -- Фолко показалось, что
он выкрикнул эти слова.
-- Могу ободрить и поддержать в минуты тягостного сомнения,-- ответил
Гэндальф.-- А поднесенное готовым знание, право же, немногого стоит. Я могу
только догадываться о первопричине ваших нынешних тревог, а рассказать тебе
о Заморье просто не имею права. Ты ведь уже слышал о Весах? Всякое знание
должно быть заслужено, так что погоди отчаиваться! А всемогущих, запомни, в
нашем мире нет и не было. Даже Светлая Королева не всесильна.
-- Но спросить тебя о прошлом, о Войне за Кольцо, о судьбе хоббитов,
ушедших с тобой, о Валарах и Эарендиле я могу?
-- О хоббитах можешь,-- улыбнулся Гэндальф.-- Можешь их даже увидеть. А
об остальном... о Войне за Кольцо все, что нужно знать Смертным, изложено в
Красной Книге. Об Эарендиле там тоже сказано достаточно, а о Валарах... тебе
довольно будет знать, что они есть и служба их далека от завершения. Пойми,
это не моя злая воля, а все те же Весы. За знание надо платить. Иногда и
собой.
-- Но почему Эарендилу не было разрешено вернуться после его подвига в
Средиземье? Есть ли на самом деле Великая Лестница? Куда делся Саурон?
Почему остался Трандуил?
-- В одном вы, хоббиты, точно не изменились,-- вновь улыбнулся
Гэндальф.-- Вы столь же несносно любопытны, когда дело доходит до вопросов.
Я не могу ответить тебе -- пока не могу.
Уже то, что наши помыслы встретились, преодолев гигантские расстояния и
кое-что посильнее их, говорит о многом. Ты сможешь в будущем подняться и
выше... Если не оступишься. Права говорить со Смертными Средиземья добился
тут один я, причем приложив неимоверные усилия. Я еще покажу тебе тех, кого
ты хотел увидеть. И помни -- наша встреча была не последней. И запомни еще
-- держись Пелагаста! А пока прощай!
Гэндальф сделал шаг в сторону и исчез. Фолко неожиданно увидел окно в
сплошном золотистом сиянии. У окна сидели трое, и, присматриваясь, он понял,
что это -- хоббиты. Два из них выглядели очень старыми, один -- так и совсем
древний, а ближе всех к Фолко оказался крепкий хоббит средних лет. Их головы
были склонены, и Фолко не мог разглядеть их лиц, но тут же понял, кто из них
кто. Видение это продолжалось лишь краткий миг, затем все погасло.
Наутро он пробудился на удивление свежим и успокоенным. Куда-то сгинули
все обуревавшие его мрачные мысли, и даже не дававшее покоя в последние дни
лицо Милисенты не то что поблекло, но несколько отдалилось. Теперь он рвался
вперед, крепко запомнив сказанное ему во сне Гэндальфом: ты можешь подняться
выше, если не оступишься. Здесь понятно -- поднялся же на самый верх
Гэндальф после победы над Барлогом! И кто знает, увидел бы он мага, не будь
до этого Могильников...
Шла первая неделя апреля, но все вокруг уже начинало пышно зеленеть и
расцветать. И хотя небо затягивали серые ровные тучи, Фолко казалось, что
это один из самых ясных дней в его жизни. Они двигались через коренные
арнорские земли, не опасаясь нападений, но все же ночью оставляли
кого-нибудь сторожить их коней и фургоны.
Время от времени Фолко ловил на себе одобрительные взгляды Торина;
перемена в его настроении не ускользнула от внимания вожака отряда. Никто не
провозглашал его предводителем, но как-то так получилось, что все спрашивали
его мнение, даже Рогволд. Ловчий тоже заметно изменился после того, как они
покинули столицу. Его поступь вновь стала свободной, мягкой и легкой, речь
обрела знакомые металлические нотки, а взгляд -- обычную сосредоточенность и
уверенность. Под стать ему были и отправившиеся с ними люди -- среднего
возраста, коренастые,' сильные, опытные. Они не скрывали, что не собираются
лезть в Морию; их задачей было оставаться на поверхности, охраняя запасы
отряда и поддерживая связь с Аннуминасом. Люди и гномы шли мирно и дружно,
не считаясь родом, а делая одно дело. Так прошло четыре дня.
На пятый день отряд вступил в хорошо знакомую троим путникам долину,
где осенью (Фолко теперь казалось, что это было давным-давно; время же после
того, как он покинул Хоббитанию, он уже мерил годами) довелось разнимать
сцепившихся на пыльной полевой меже крестьян. День уже угасал, когда они
перевалили через гребень гряды, и они решили заночевать в Хагале. До
Пригорья неторопливым ходом оставалось еще полных четыре дня дороги.
В деревне мало что изменилось -- разве что прибавилось несколько новых
изб на окраинах. Селяне не забывали об осторожности, и их добровольная
стража остановила отряд у крепких деревенских ворот. К счастью, Торина и
Рогволда узнали, и вскоре путников встретил самый радушный прием. Услышав об
их появлении, с какого-то дальнего поста примчался Эйрик, трактирные слуги
уже сдвигали столы, кто-то послал мальчишек в Харстан, и пир затянулся на
полночи.
Друзья узнали, что зима прошла спокойно, если не считать трех стычек
хагальских дружинников под водительством Эйрика с разбойниками. Ангмарские
отряды ни разу не побеспокоили селян, и это показалось всем хорошим
признаком. Фолко долго не мог решиться спросить о Суттунге, а когда набрался
храбрости, ему ответили, что еще несколько месяцев этот неугомонный человек
подбивал харстанцев отомстить за обиды и поджечь деревню соседей, после чего
всем уходить на север; там, дескать, у него есть настоящие друзья, там они
смогут жить свободно и безбедно, под надежной защитой. Его сначала просили
угомониться, грозили даже сдать в Пригорье новому Капитану Дизу; говорили,
что Эрстер впал в немилость и был сильно разобижен. Однако Суттунг не стал
дожидаться, когда его сородичи потеряют терпение, и в одну прекрасную ночь
исчез вместе с семьей и несколькими близкими друзьями, такими же оголтелыми,
как и он сам. О них не вспоминали.
Деревенский отряд увеличился вдвое за счет примкнувших к ним соседей,
рассказывал тем временем хоббиту Эйрик. С хорошего осеннего урожая прикупили
оружия, кое-что смогли выковать свои местные умельцы. Деревенская дружина
достигла почти двух сотен мечей и служит теперь надежной защитой всей
округе.
-- Да, кстати! -- вдруг хлопнул себя по лбу Эйрик--- Тут еще один слух
о Храудуне прокатился. Он ведь тогда, как помните, бежал.
И вот дня три тому весть поспела: две деревни лигах в тридцати к
востоку от нас насмерть поссорились, настоящее побоище учинили, дома
пожгли... Говорили, что в одной поселился какой-то чудной старик, вроде
чем-то помогавший приютившим его селянам, а их за это невзлюбили почему-то
соседи. Знакомое дело! Не иначе, как опять Храудун, лиходейщик проклятый! --
Эйрик грохнул по столу тяжелым кулаком.-- Эх, поймать бы -- да за бороду! Мы
бы уж с ним разобрались!
-- Вечно ты, Эйрик, в чужие дела лезешь,-- укоризненно заметил ему
Рогволд.-- Зима прошла, разбойников подвыбили, ангмарцам отпор дали. Отписал
бы ты лучше шерифу, да не проморгал бы сев!
Эйрик побагровел, но сдержался и ничего не сказал.
-- Деревня, где он поселился, взяла-таки верх,-- продолжал он.-- Да на
них ополчилась разом вся округа, подтянулась местная дружина, и те, кто
остался из горе-победителей, ушли в леса, а там что -- только разбойничать.
Вот вам и Храудун!
На рассвете, когда они выступили дальше, Эйрик долго провожал их
верхами, и Фолко крепко запомнил сказанные вожаком Хагаля слова:
-- Тяжело что-то у меня на душе, друг Фолко. Не случайно все это, и
Храудун этот тоже не случайно. Большая кровь будет, помни мои слова, большая
кровь...
Отряд двигался на юг по спокойной, надежно охраняемой дороге. Повсюду
начинались полевые работы; весна выдалась дружная. Миновало еще четыре дня,
и перед ними замаячили долгожданные крыши Пригорья.
Все эти дни у Фолко не проходило то легкое, уверенное настроение,
появившееся у него после удивительного видения Заморья. Он часто и подолгу
размышлял над словами Гэндальфа, и чем дальше, тем больше вопросов возникало
у него. Почему, если маг не может ничего ему рассказать, зачем Гэндальфу
вообще это нужно -- беседовать с кем-то из живущих в Средиземье? Может, он
выслушивает их рассказы? Но маг его ни о чем не расспрашивал...
Предъявив последний раз подорожную конному патрулю у северных ворот
Пригорья, они неспешно втянулись в поселок. И, конечно же, их руки сами
собой направили коней к гостеприимным дверям "Гарцующего Пони".
Ничего не изменилось в знакомой зале, и даже народ, как сперва
показалось Фолко, был тот же, что и в тот злополучный вечер,-- не хватало
лишь людей в зеленом. Немало было выпито пива и спето песен; гномы то и дело
затягивали свое знаменитое "За синие горы, за белый туман", люди, в свою
очередь, начинали "Сидел король в тот вечер одиноко", и лишь когда сгустился
вечер, хоббиту удалось незаметно ускользнуть и отправиться туда, где, как он
безошибочно определил, его ждали. Он пошел в лавку Пелагаста.
Окна лавки были темны, но когда Фолко негромко постучал в дверь, она
неожиданно легко распахнулась. Он ступил в черный проем.
-- Дверь за собой запри,-- раздался спокойный знакомый голос, и Фолко
увидел впереди себя слабый, дрожащий огонек свечи и в его скупом свете --
склоненного над книгой человека.-- Обойди там, справа...
Хоббит осторожно приблизился, Пелагаст поднял на него свой единственный
глаз, и Фолко невольно вздрогнул. Глаз казался бездонным черным колодцем, на
дне которого, -- подобно тусклому огоньку, билась непонятная прочим мысль.
Упавшие на древние страницы руки Пелагаста казались сухими ветвями дрока,
плечи и грудь утопали во тьме, слабые отблески света падали на рассеченные
морщинами щеки.
-- Садись сюда, на лавочку,-- продолжал Пелагаст.-- Я давно жду тебя.
Рассказывай все по порядку. Не бойся сбиться: что нужно, я переспрошу.
-- Но... кто ты? -- выдавил из себя хоббит, только теперь сообразив
задать сидевшему против него этот самый простой и естественный вопрос.-- О
тебе мне говорил сам...-- Он осекся, вовремя вспомнив, что все привидевшееся
ему может быть и простым сном.
-- Сам Гэндальф, вернее, Олорин? -- чуть усмехнулся Пелагаст.-- Я
догадывался, что рано или поздно он отыщет тебя. Он всегда был неравнодушен
к вам, хоббитам. Ты, значит, видел его! Он, конечно, ничего не сказал тебе,
толкуя про Весы?
-- Так и есть... Но откуда...-- начал было изумившийся Фолко и вновь
остановился, почувствовав неуместность своего вопроса.
-- Проклятые Весы,-- вздохнул Пелагаст.-- Но ничего не поделаешь. Что
же до меня... неужели ты еще не догадался? А еще Книгу читал. Ну, впрочем,
это не так важно. Ты же сам пришел ко мне, значит, знал, хоть и не умом. Обо
мне мы еще поговорим, а пока -- я жду твоего рассказа.
И Фолко, подчиняясь властно зазвучавшей в этом спокойном голосе силе,
начал свое повествование. Оно оказалось длинным -- Пелагаст требовал, чтобы
хоббит не опускал ни одной детали. Он долго и дотошно выспрашивал его обо
всем происшедшем в Могильниках; интересовался Храудуном, причем, слушая
Фолко, еще больше нахмурился и что-то прошептал. Хоббиту показалось, будто
Пелагаст сказал нечто вроде "опять он за старое". Их Аннуминасские
приключения он выслушал не так внимательно, остановившись лишь на истории с
явившимся призраком. Он молча покивал при этом, словно находя подтверждение
каким-то своим мыслям, а потом вдруг как-то по-особенному щелкнул пальцами,
и в углу вдруг вспыхнули два больших желтых глаза. Не ожидавший этого Фолко
вскрикнул.
-- Не бойся,-- повернулся к нему Пелагаст,-- это Глин, мой филин;
Крылатая тень бесшумно скользнула прямо на плечо Пелагаста. Фолко
увидел круглую голову, большие глаза, сейчас прикрытые от света тяжелыми
веками. Пелагаст что-то тихо сказал огромной птице, и Глин неслышно взлетел,
тотчас скрывшись в темноте. Фолко почувствовал на лице упругие толчки
воздуха. И тотчас, словно у него в голове вспыхнула молния, он внезапно
понял, кто сейчас перед ним. И прежде чем он успел подумать, что же ему
делать дальше, его спина уже согнулась, а сам он склонился в низком,
почтительном поклоне.
Пелагаст усмехнулся.
-- Понял наконец... Да, я был когда-то Радагастом Карим, одним из Пяти.
А теперь я торговец оружием в Пригорье... Я последний из Пяти, оставшийся в
Средиземье. Гэндальф ушел, и остальные тоже... Сарумана вроде бы убили... А
я остался. Мне нечего делать в Заморье, Фолко, сын Хэмфаста. Я не был ничьим
врагом, мне служили растения, звери и птицы. Один-единственный раз я
оказался втянут в людские дела -- когда я на беду передал Олорину
приглашение Сарумана, еще не зная, что тот уже сплел черные сети коварства и
предательства. После этого я сказал себе: "Радагаст, не твое дело
вмешиваться в Великие Войны, занимайся своими делами!" Да не вышло...
Старина Гэндальф разыскал меня после Победы, звал с собой. Но я отказался: в
Заморье у меня дел не было, и в отдыхе я не нуждался.
"Так ты решительно против? -- спросил меня Гэндальф, и я видел, как его
лицо потемнело.-- Ты понимаешь, что тебя ждет?"
"Что может меня ждать? -- беспечно ответил я.-- У тебя свои дела.
Белый, у меня. Карего, свои. Враг пал, и это прекрасно. Твои труды, быть
может, и закончены, мои же будут продолжаться вечно, пока стоит этот мир.
Нет, это решено -- я остаюсь".
"Ты, конечно, думаешь, что сохранишь все, чем владел, и всю свою
древнюю силу?" -- прищурившись, спросил меня Гэндальф.
И я понял, что он сердится, но тогда я еще не знал, что он хочет мне
добра, только на свой манер. Сперва я, признаться, подумал, что
новоиспеченный глава заканчивающего свое существование Светлого Совета хочет
в последний раз показать свой знаменитый характер.
"Что бы я ни сохранил,-- ответил я,-- ты не уговоришь меня. Я никогда
не променяю бесконечность жизни на бессмертие".
"Так слушай же, Радагаст Простак, как назвал тебя как-то Саруман! -- в
сердцах вскричал Гэндальф.-- Тебе придется принять на себя все то рассеянное
зло, что еще осталось в Средиземье. Светлый Совет больше никогда не будет
созван, наш Орден прекратил существование, Саруман пал, я ухожу. Твой посох
теряет силу! И здесь уже бессилен и я. Ты знаешь, кто распорядился так и
почему не может быть иначе. Тебе придется идти к людям и тяжким трудом
зарабатывать себе на хлеб. Бесконечность жизни ты сохранишь, и мудрость у
тебя останется, а вот силы поубавится, и останется ли что-нибудь, не знаю ни
я, ни пославшая нас Светлая Королева. Ты не изменишь своего решения?!"
Признаться, мне стало не по себе, но я собрал всю волю и гордо ответил,
что остаюсь, что бы ни произошло. И Гэндальф как-то сразу угас, осунулся,
сделавшись вдруг невообразимо старым.
"Прощай, Радагаст,-- сказал он, медленно идя к двери.-- Кто знает, быть
может, ты и не столь уж неправ. Оставайся! Я верю, что найду способ
свидеться с тобой. Но умоляю тебя, пригляди за хоббитами! Они очень дороги
мне, я покидаю их с болью в сердце. Ты обещаешь мне это? Тогда я смогу уйти
спокойно".
"Разве я когда-нибудь не выполнял своих обещаний?" -- сказал я в ответ.
Гэндальф обнял меня и скрылся за порогом. Потом я узнал, что он покинул
Средиземье вместе с Элрондом и Галадриэлью. А затем,-- он вздохнул,-- все
произошло так, как предсказывал мне Гэндальф. Мой посох сломался.-- Радагаст
вздрогнул, его лицо искривила гримаса когда-то пережитой нестерпимой боли.--
И я стал тем, кем ты меня видишь -- Пелагастом, лавочником с патентом Короля
Соединенного Королевства!
Кое-что я, конечно, утратил, но все же не все. Выполняя обещание,
данное Гэндальфу, я стал подыскивать себе новое местожительство, где-нибудь
поближе к его любимой Хоббитании, когда на мой небольшой дом на восточном
краю Чернолесья обрушились дикие кочевники истерлинги. И тут я понял, что
мои силы действительно очень ослабли. Я не мог отстоять свое жилище и едва
спасся сам. Теперь вот живу здесь.-- Радагаст тяжело вздохнул.-- Я давно
заметил неладное, но разбойники меня занимали мало -- это дело людей. Мне
пришлось иметь дело с остатками иного зла, но и тут я мог немногое... Разве
что -- подать вовремя нужный совет. Поэтому ты так заинтересовал меня. Тебе
нужно побольше увидеть, чтобы нам можно было решить, куда направиться
дальше. Ты принес мне очень важные сведения. Храудуном я займусь сам, а с
Могильниками пока ничего не сделаешь. Их порождения пока еще не слишком
опасны, однако я обязательно повидаюсь со стариной Бомбадилом -- он-то
найдет на них управу. Тот призрак действительно явился в Аннуминас за мечом,
унесенным Торином. Передай ему, чтобы он не выбрасывал его -- так умертвия
копят силу, отдаваемую им поклоняющимися Могильникам людьми.
Я наведу Диза на мысль крепче следить за Полем. А вот Мория... Тут я
мало что могу добавить к твоим предположениям. Туда надо идти, и чем скорее,
тем лучше. Будь уверен -- слушающиеся меня звери и птицы помогут вам,
предупредят об опасности, и они же будут приносить мне сведения о вас. А
после Мории постарайся увидеться со мной, мы вместе все обдумаем. Я пошлю
вести к Кэрдану и Трандуилу, но все будет зависеть от того, что ты сможешь
узнать. Вот так! Но ты, я вижу, что-то хочешь спросить?
-- Что значат твои слова о Западе, Востоке, Севере и Юге? -- облизнув
губы, жадно спросил Фолко.
-- Это твой путь,-- печально усмехнувшись, ответил Радагаст.-- Не
требуй от меня большего, далеко не всегда предсказывающий может истолковать
пришедшие ему в голову слова. И я тоже пока не могу. Но будь уверен: везде,
где бы ты ни был, мои помыслы будут с тобой. Ты оказался первым хоббитом
после знаменитой четверки, рискнувшим ввязаться в дела Большого Мира, и это
уже само по себе грозный признак.
Радагаст умолк и опустил голову.
-- Расскажи, прошу тебя, расскажи мне что-нибудь о Валарах и о Заморье!
-- умоляюще выдохнул Фолко.
Радагаст с улыбкой взглянул на него своим единственным глазом.
-- Расскажу, когда придет время,-- ответил он.-- Не торопись! К этому
ты еще придешь. Твой путь сейчас лежит на юг. Кстати, не очень нравится мне
этот Олмер из Дэйла,-- вдруг перебил себя бывший мат.-- Есть в нем что-то,
пока еще неопределенное, но подозрительное. Ладно, быть может, мы сумеем
прояснить и это... А ты пока иди и погоди рассказывать своим друзьям о нашей
встрече! Всему свое время. Мы еще встретимся, Фолко, сын Хэмфаста. А пока
прощай...
Ярким весенним утром они покидали Пригорье. Позади остались его
добротные дома и высокий частокол. Их обогнал очередной патруль из десяти
конных дружинников, поскакавших куда-то на юг. Обоз съехал с холма, на
котором стояло Пригорье, и неспешно двинулся по укатанной южной дороге. Три
дня пути прошли без происшествий, а вечером четвертого, когда солнце уже
приблизилось к западному горизонту, окрасив полнеба багрово-алыми красками,
ехавшие впереди Рогволд и Дори внезапно подняли руки, указывая на
расположенный на вершине придорожного холма высокий черный камень. Фолко и
Торин подъехали к ним. Трехгранная каменная игла высотой в два человеческих
роста стояла, намертво врытая в землю, а внизу, в ложбине, где меж двух
холмов проходил Тракт, Фолко разглядел арнорскую заставу. Он оглянулся -- то
здесь, то там по равнине были рассыпаны крохотные огоньки далеких деревень,
в расположенных вдоль Тракта поселениях путешественники получали кров и
пристанище. Хоббит взглянул вперед -- там лежали непроглядные густые
сумерки. Земли впереди них затягивали вечерние туманы, и ни одного огонька
не было видно. Он с внезапной растерянностью глянул на Рогволда и вдруг
понял, что означал каменный клинок,-- они достигли рубежей Арнора. Впереди
расстилалось Глухоманье.

все книги автора