Тысяча и одна ночь
Рассказ про Ала Ад-Дина и волшебный светильник
Перевод с арабского М. А. Салье
РАССКАЗ ПРО АЛА АД-ДИНА И ВОЛШЕБНЫЙ СВЕТИЛЬНИК
Говорят, о счастливый царь, будто был в одном городе из
городов Китая портной, живший в бедности, и был у него сын по
имени Ала ад-Дин.
И был этот сын шалый, непутевый с самого малолетства, и
когда исполнилось ему десять лет, отец захотел научить его
ремеслу. Но так как жил он в бедности, то не мог отдать сына
какому-нибудь мастеру, чтобы тот научил его ремеслу, ибо это
потребовало бы расходов на учителя, и он взял мальчика в свою
лавку с целью обучить его портняжному делу. А Ала ад-Дин был
непутевый мальчишка, он привык целый день шляться с уличными
ребятами, такими же беспутными, как он сам, и не мог ни часа,
ни минутки высидеть в лавке; он только и ждал, когда отец
уйдет к какому-нибудь заказчику, и сейчас же бросал лавку и
уходил играть с другими озорниками.
Вот каковы были его привычки, и нельзя было его заставить
слушаться отца, и сидеть в лавке, и учиться ремеслу. Отец
выбился из сил, наставляя его, но ничего не мог с ним
поделать, и от великой печали и огорчения он заболел тяжелой
болезнью и умер. А Ала ад-Дин продолжал вести себя как
шалопай, и когда мать Ала ад-Дина увидела, что ее муж
преставился к милости великого Аллаха, а сын повесничает и не
знает ни ремесла, ни другого какого дела, которым можно было
бы добыть пропитание, она продала все, что было у мужа в
лавке, и стала прясть хлопок, и кормилась трудами рук своих, и
кормила своего сына, непутевого Ала ад-Дина.
А Ала ад-Дин, увидев, что он избавился от сурового своего
отца, стал еще больше озорничать и повесничать и приходил
домой только в час еды, тогда как его родная мать пряла и
трудилась сверх сил, чтобы добыть пропитие для себя и для
сына, и жила она так, пока не стало ее сыну Ала ад-Дину
пятнадцать лет.
И вот однажды, когда Ала ад-Дин играл на улице с другими
непутевыми мальчишками, вдруг остановился неподалеку от
какой-то человек, чужеземец, и стал наблюдать за Ала ад-Дином,
не обращая внимания на его товарищей. А этот человек был
магрибинской породы*), колдун, который учинял своим
колдовством одну хитрость за другой, и знал он всякие
философии и все науки, и хорошо разбирался в науке о положении
звезд. Когда он всмотрелся в Ала ад-Дина, он сказал про себя:
"Поистине, этот мальчишка - тот, кто мне нужен."
Он отвел одного из мальчишек подальше и начал его
спрашивать про Ала ад-Дина - чей он сын, как зовут его отца, и
выспросил обо всех его обстоятельствах, а потом подошел к Ала
ад-Дину, отвел его в сторону и спросил: "Мальчик, ты такой-то
сын такого-то портного?" - "Да, господин паломник, - отвечал
Ала ад-Дин, - но мой отец уже давно мертвый".
И когда магрибинец услышал это, он тотчас же бросился Ала
ад-Дину на шею, обнял и стал целовать, а сам плакал, а Ала
ад-Дин, увидав, что магрибинец в таком состоянии, очень
удивился: "По какой причине ты плачешь и откуда ты знаешь про
моего отца?"
И магрибинец ответил слабым, печальным голосом: "О дитя
мое, как ты можешь мне задавать такой вопрос? Я плачу потому,
что ты сказал о смерти твоего отца, а ведь он мне брат по
матери и отцу. Я утомился, идя из далеких стран, но радовался,
надеясь его увидеть и повеселить мои взоры лицезрением его, а
ты, племянник, говоришь, что он умер! Потому я о нем и плачу,
и еще я плачу о своей злой судьбе - ведь он умер раньше, чем я
его повидал. И едва я увидел тебя, дитя мое, от меня не
укрылось, клянусь Аллахом, что ты сын моего брата, и я узнал
тебя среди мальчиков, с которыми ты играл, а ведь мой брат,
твой отец, когда мы расстались, еще не женился. И клянусь
Аллахом, дитя мое, мне лучше бы повидать брата и умереть
вместо него, ибо я надеялся после долгих скитаний еще раз
взглянуть на него, но поразила меня разлука. От того, что
будет, не убежишь, и нет ухищрения против власти Аллаха над
его тварями, но ты, сынок, заменишь мне его, поскольку ты его
сын, и я буду утешаться тобою: кто оставил подобного тебе, тот
не умер".
Потом магрибинец сунул руку в карман, вынул десять динаров,
протянул их Ала ад-Дину и сказал: "О дитя мое, где вы живете и
где твоя мать, жена моего брата?" И Ала ад-Дин взял магрибинца
за руку и провел его к их дому, и магрибинец сказал ему:
"Возьми, сынок, эти деньги, отнеси их матери, передай ей от
меня привет и скажи: "Мой дядя, брат моего отца, вернулся с
чужбины". А я, если позволит Аллах, завтрашний день приду к
вам, чтобы поздороваться с твоей ма терью, и посмотрю на тот
дом, где жил мой брат, и погляжу на его могилу".
И потом магрибинец поцеловал Ала ад-Дина, и оставил его, и
пошел своей дорогой, а Ала ад-Дин, радуясь деньгам, побежал
поскорей домой. Он пришел в необычное время, так как
обыкновенно заходил домой только в час обеда и ужина, и,
полный радости, вбежал в комнату и закричал: "Матушка, я тебя
порадую: мой дядя, брат отца, вернулся с чужбины и передает
тебе множество приветов!" - "Ты как будто смеешься надо мной,
сынок! Где у тебя дядя и откуда ему взяться? Нет у тебя
никакого дяди!" - сказала ему мать.
И тут Ала ад-Дин воскликнул: "Как это ты, матушка,
говоришь, что у меня нет дяди и нет в живых никаких
родственников, когда я только что видел своего дядю и он меня
обнимал и целовал, а сам плакал! Он узнал меня, и он знает всю
нашу семью, а если ты не веришь, посмотри: вот десять динаров.
Он мне их дал и сказал: "Отнеси их матери", - и, если позволит
Аллах, он завтрашний день придет к нам, чтобы с тобой
поздороваться. И он велел тебе передать эти слова".
"Да, сынок, - сказала мать Ала ад-Дина, - я знаю, что у
тебя был дядя, но он умер задолго до твоего отца, а другого
твоего дяди я не знаю".
И она всю ночь раздумывала об этом событии, а
колдун-маг-рибинец, когда настало утро, поднялся, надел свою
одежду и от правился на ту улицу искать Ала ад-Дина, потому
что его душа не терпела разлуки с мальчиком. Он до тех пор
искал его, пока не нашел, а Ала ад-Дин, как всегда, играл с
детьми. Магрибинец подошел к Ала ад-Дину, обнял его и
поцеловал, потом вынул из кошелька два динара и сказал:
"Возьми их, сынок, отдай твоей матери и скажи: "Мой дядя хочет
прийти к нам сегодня вечером и поужинать у нас; возьми эти
деньги и сделай на них хороший ужин". Но прежде чем мы
расстанемся, проведи меня еще раз к твоему дому, чтобы я не
ошибся и нашел его". - "Слушаюсь!" - сказал Ала ад-Дин, и
пошел впереди магрибинца, и привел его к своему дому, и тогда
магрибинец оставил его и ушел, куда хотел, а Ала ад-Дин вбежал
к матери, передал ей слова своего дяди, и отдал те два динара,
и сказал: "Мой дядя хочет сегодня вечером у нас поужинать".
И мать Ала ад-Дина пошла на рынок, купила всего, что ей
было нужно, и вернулась домой, и стала готовить ужин, а блюда
и другую посуду она заняла у соседей. Когда же пришло время
ужина, она сказала своему сыну: "Сыночек, ужин готов. Может
быть, твой дядя не знает дорогу к нашему дому, пойди встреть
его!" - "Слушаю и повинуюсь!" - ответил Ала ад-Дин, и когда он
выходил из дома, в ворота вдруг постучали. Он тотчас же вышел
и открыл ворота, и оказалось, что это магрибинский колдун и с
ним раб, который несет кувшин с набизом*), плоды, сласти и
прочее.
И Ала ад-Дин взял все это у раба, и раб ушел своей дорогой,
а Ала ад-Дин пошел впереди магрибинца, и когда они оказались
посреди комнаты, магрибинец выступил вперед и поздоровался,
плача, с матерью мальчика и попросил показать то место, где
обычно сидел его брат. Она показала место ее мужа, и
магрибинец подошел и начал целовать там землю, восклицая:
"Увы, как печальна моя судьба! Как это я лишился тебя, о брат
мой, о слезинка моего глаза, о мой любимый!"
И он до тех пор говорил такие слова, плакал и причитал,
хлопая себя по щекам, пока мать Ала ад-Дина не испугалась, что
ему станет дурно от столь большого усердия. Она подошла к
магрибинцу, взяла его за руку, подняла его и сказала: "Что
толку, о деверь, от всего этого! Ты только сам себя убиваешь!"
Она усадила магрибинца и принялась его утешать, и когда
магрибинец пришел в себя, он начал с ней разговаривать и
сказал: "О жена моего брата, не удивляйся, что ты меня не
знаешь и что при жизни моего брата ты меня ни разу не видела.
Это потому, что я покинул наш город и расстался с братом сорок
лет назад, и я обошел Хинд, Синд*) и все города Магриба, и
вступил в Каир, и жил я в светозарной Медине*) - да пребудут
над ее господином наилучшие благословения и приветы Аллаха!
Оттуда я отправился в страны нечестивых и пробыл там
четырнадцать лет, а потом, после этого, о жена моего брата, я
стал думать в один из дней о моем брате, моем городе и родной
земле, и поднялись во мне тоска и желание увидеть брата. И
начал я плакать, и непрестанно побуждала меня тоска
направиться сюда, в этот город, чтобы взглянуть на брата, и
наконец я сказал себе: "О человек, сколько времени ты на
чужбине, вдали от родной страны! Есть у тебя один-единственный
брат и никого больше, пойди же, посмотри на него. Кто знает,
каковы удары судьбы и превратности времени? Великая печаль
будет, если ты умрешь, не повидав брата. Ведь ты, слава
Аллаху, обладаешь богатствами и обильными благами и у тебя
много денег, а твой брат, может быть, живет стесненною жизнью.
Пойди же и взгляни на него, и если увидишь, что он пребывает в
бедности, - помоги ему". И я подумал обо всем этом и, когда
наступило утро, собрался в путешествие. Я пошел на пятничную
молитву, а потом сел на своего чистокровного коня, и пустился
в дорогу, и претерпел много трудностей и страшных опасностей,
но Аллах судил мне благополучие, и я прибыл в ваш город. И
когда я ходил по его улицам, я увидел твоего сына Ала ад-Дина,
который играл с уличными мальчишками, и, клянусь великим
Аллахом, о жена моего брата, с той минуты, как я его увидел,
мое сердце раскрылось для него, - кровь ведь стремится к
родной крови, - и я узнал его по наружности. И забыл я, когда
увидел его, все тяготы и заботы, которые перенес и испытал, и
велика стала моя радость. Но Ала ад-Дин рассказал мне, что мой
покойный брат умер, и, увы, о жена моего брата, когда я
услышал это, я опечалился, и, может быть, Ала ад-Дин тебе
говорил, какая великая скорбь и горесть охватили меня. Но я
утешаюсь Ала ад-Дином и надеюсь, что по воле Аллаха он мне
заменит покойного, а кто оставил себе замену, тот не умер".
Потом он посмотрел и увидел, что мать Ала ад-Дина стала
плакать от таких слов, и обратился к Ала ад-Дину, чтобы тот
подтвердил, что он действительно брат ее мужа, и утешил ее, и,
чтобы удались его хитрость и обман, сказал: "О дитя мое, каким
ремеслам ты научился? Скажи мне, научился ли ты ремеслу, на
которое ты бы мог жить вместе с матерью?"
Ала ад-Дин застыдился, смутился, повесил голову и уставился
в землю, а мать его сказала: "Откуда у него ремесло! Нет у
него ремесла! Он только и знает, что озорничает целый день и
шляется с уличными мальчишками. Ведь отец его - отчего умер,
бедняга?.. Оттого он умер, что из-за него заболел, а я, горе
мне, день и ночь тружусь и пряду хлопок, чтобы заработать на
две лепешки хлеба, которыми мы живем целый день. Вот он какой,
деверь, а у меня не осталось силы, чтобы содержать такого
взрослого парня, и я едва могу добыть пропитание. Мне самой
нужен кто-нибудь, чтобы меня содержать".
И тут магрибинец обратился к Ала ад-Дину и сказал ему:
"Почему это ты, племянник, все беспутничаешь? Стыдись, так не
годится! Ты стал мужчиной и умным человеком, и к тому же ты
сын добрых людей. Стыдно тебе, что твоя мать, женщина, вдова,
бьется, чтобы тебя прокормить, а ты, мужчина, бездельничаешь.
Нужно тебе научиться ремеслу, чтобы добывать пропитание себе и
матери. Погляди, сынок, у вас в городе много всяких мастеров.
Посмотри, какое ремесло тебе нравится, и я определю тебя к
мастеру, чтобы ты у него учился и чтобы у тебя, когда
вырастешь, было ремесло, на которое можно прожить. Может быть,
тебе не любо ремесло твоего отца? Ты выбери ремесло, которое
тебе нравится, и скажи мне, а я помогу тебе всем чем могу".
Но магрибинец увидел, что Ала ад-Дин молчит и не отвечает,
и понял, что мальчику это неприятно и что он не желает учиться
никакому ремеслу, ибо он так воспитан, что привык
бездельничать. "О сын моего брата, - сказал магрибинец, - не
печалься из-за меня. Если ты не согласен учиться ремеслу, я
открою для тебя купеческую лавку и наполню ее самыми дорогими
тканями. Ты узнаешь людей, и будешь торговать с ними, и
станешь купцом, известным в городе". Услышав слова магрибинца
и обещание, что он станет купцом, Ала ад-Дин обрадовался, так
как был уверен, что купцы всегда ходят в чистой и нарядной
одежде и что все они - большие люди. Он посмотрел на
магрибинца, и засмеялся, и закивал головой, показывая, что он
согласен, и маг-рибинец понял, что мальчику хочется стать
купцом. "О сын моего брата, - сказал он, - будь только
мужчиной, и я завтра утром возьму тебя с собой на рынок и
скрою тебе нарядную одежду, а потом я присмотрю для тебя у
купцов лавку и положу туда всяких дорогих тканей, и ты будешь
там сидеть, продавать и покупать".
И когда мать Ала ад-Дина услыхала эти слова, - она все еще
была в сомнении насчет магрибинца, - она твердо решила про
себя, что магрибинец и вправду брат ее мужа, - ведь
невозможно, чтобы чужой человек все это сделал для ее сына! -
и принялась наставлять и учить мальчика, чтобы он выбросил
глупости из головы и всегда слушался дядю, никогда не
прекословил ему, - ведь дядя ему все равно что отец. Пора ему
наверстать то время, которое прошло в шалостях! Потом мать Ала
ад-Дина, дав сыну такие наставления, поднялась и подала ужин,
и все сели за трапезу и ели, пока не насытились, а затем
вымыли руки и сидели, беседуя о торговых делах, о купле,
продаже и прочем.
И Ала ад-Дин всю ночь не спал и словно летал от радости, а
магрибинец, увидев, что ночь дошла до половины, встал и ушел к
себе домой, обещая, что к утру придет и возьмет Ала ад-Дина с
собой на рынок. Когда наступило утро, магрибинец постучался в
ворота, и мать Ала ад-Дина встала и открыла ему, но он не
захотел войти и потребовал Ала ад-Дина, чтобы взять его с
собой, и Ала ад-Дин тотчас же, быстрее молнии, оделся и вышел.
Он пожелал магрибинцу доброго утра и поцеловал ему руку, а
магрибинец взял его за руку и пошел с ним на рынок. Там он
вошел в лавку одного из больших торговцев и потребовал
перемену платья - разноцветного, нарядного, дорогого, и
торговец принес ему то, что он хотел: роскошные, полные
перемены платья, уже все сшитые.
"О сын моего брата, - сказал магрибинец, - выбирай то, что
тебе нравится". Мальчик обрадовался и развеселился, видя, что
магрибинец дает ему выбрать самому. Он выбрал нарядную
перемену платья себе по душе, и магрибинец отдал торговцу за
нее плату и вышел из лавки. Потом они отправились в баню,
вместе вымылись и надушились, а выйдя из воды, попили сладкого
питья, и Ала ад-Дин оделся в свое новое платье, и ум его
улетел от радости. Он подошел к магрибинцу, поцеловал ему руку
и сказал: "Да хранит тебя Аллах, о дядюшка!" И потом они вышли
из бани, и магрибинец повел его на рынок торговцев, и погулял
с ним по рынку, и показал ему, как производится купля и
продажа. "О племянник, - сказал он, - тебе следует глядеть на
купцов - как они продают и покупают, чтобы научиться
разбираться в вещах и товарах, - это ведь будет твое ремесло".
Потом он повел Ала ад-Дина по городу и показал ему
городские мечети, постоялые дворы и странноприимные дома, а
затем они зашли к великолепному повару, и тот подал им
роскошный обед на серебряной посуде, и они пообедали, и
насладились, и выпили. Затем магрибинец стал показывать Ала
ад-Дину местности для прогулок и для развлечений и игр и
показал ему дворец султана, а потом пошел с ним на постоялый
двор для чужеземцев, в то помещение, в котором он жил. А
магрибинец пригласил к себе некоторых купцов, своих соседей, и
когда те пришли, он поставил перед ними столик с кушаньями и
рассказал им, что этот мальчик сын его брата.
Потом, когда все поели, попили и насытились, магрибинец
поднялся, взял Ала ад-Дина за руку и доставил его домой. Он
привел мальчика к матери, и когда мать увидела его в такой
одежде, в роскошном наряде, - он был похож на какого-нибудь
царевича, - она чуть не улетела от радости и принялась
благодарить магрибинца. "О деверь, - воскликнула она, -
клянусь Аллахом, мои мысли все спутались, и я не знаю, каким
языком мне благодарить тебя за твои милости и как тебя
восхвалять за добро и благодеяние, которое ты сделал моему
сыну!" - "О жена моего брата, - отвечал магрибинец, - никакого
я не сделал благодеяния! Ведь Ала ад-Дин - сын моего брата, а
значит, и мой сын, и я обязан заменить ему отца. Будь же
спокойна". - "Прошу Аллаха именем его святых и пророков, пусть
сохранит и оставит тебя в живых и продлит тебе жизнь, чтобы
был ты этому мальчику покровителем! - воскликнула мать Ала
ад-Дина. - А он всегда будет тебе повиноваться и никогда не
ослушается тебя". - "О жена моего брата, не думай об этом, -
сказал магрибинец, - Ала ад-Дин - умный мужчина, и я надеюсь,
что, с соизволения великого Аллаха, он заменит тебе своего
отца, и порадуются на него твои глаза, и, если захочет Аллах,
он станет величайшим купцом в этом городе. Мне тяжело, что
завтра день пятницы*) и я не могу открыть для него лавку, так
как все купцы после молитвы уйдут в сады и на прогулки, но в
субботу, если пожелает Аллах, я сделаю так, как хочется Ала
ад-Дину: и открою для него лавку, а завтра я приду к вам, и
возьму его с собой, и покажу ему сады и места для прогулок за
городом, - может быть, он их еще не видал. Завтра там будут
все купцы, и я хочу, чтобы он познакомился с ними, а они
познакомились с ним".
Потом магрибинец попрощался и ушел в свое жилище, а утром
он пришел и постучался в ворота. А Ала ад-Дин всю ночь не спал
от радости, и, лишь только зачирикали воробьи и наступил день,
он поднялся, надел свою одежду и сидел, ожидая дядю.
И когда постучали в ворота, он, словно искра огня, быстро
поднялся, и отпер ворота, и увидел магрибинца. Он подошел и
поцеловал ему руку, и магрибинец взял его и пошел с ним.
"Сегодня, о сын моего брата, - сказал магрибинец, - я
покажу тебе кое-что такое, чего ты никогда в жизни не видал".
И он ласково разговаривал и беседовал с мальчиком, пока они не
вышли из города, и они шли по загородным садам, и магрибинец
показывал Ала ад-Дину находившиеся там дворцы и замки, и
всякий раз, когда они подходили к какому-нибудь саду, замку
или дворцу, магрибинец останавливался, и показывал его Ала
ад-Дину, и спрашивал: "Нравится тебе этот сад? - я куплю его
для тебя! Нравится ли тебе этот дворец?" А Ала ад-Дин был ведь
маленький мальчик и, слыша ласковые слова магрибинца, верил
ему, и ум его улетал от радости.
И так они шли, пока не устали, и тогда зашли они в
великолепный сад, от вида которого расширялось сердце и
светлело в глазах, и фонтаны поливали там цветы водой,
извергавшейся из пасти медных львов. Они сели отдохнуть у
пруда с водой, и сердце Ала ад-Дина расширилось, и магрибинец
начал с ним шутить и беседовать, словно он и вправду был ему
дядей. Потом он поднялся, и вынул из-за пояса кулек с разной
снедью и плодами, и сказал: "Ты, наверно, проголодался, о сын
моего брата, садись, поешь!"
И магрибинец с Ала ад-Дином ели, пока не насытились, и
потом магрибинец сказал: "Если ты отдохнул, вставай, и походим
и посмотрим еще немного". И Ала ад-Дин встал, и они ходили из
сада в сад, пока не обошли все сады и не пришли к одной
высокой горе. А Ала ад-Дин в жизни не выходил из города и не
ходил столько, и он прямо умирал от усталости. "О дядя, а куда
мы идем? - спросил он магрибин-ца. - Мы оставили сады позади и
пришли к этой горе, и если путь еще долгий, то я не могу идти,
так как я умираю от усталости. Дальше уже нет больше садов,
вернемся же в город!" - "Нет, племянник, - ответил магрибинец,
- эта дорога ведет в роскошные сады. Идем, я покажу тебе такой
сад, какого не видывал ни один царь. Соберись же с силами, и
пойдем! Ты ведь мужчина!" И магрибинец принялся улещать Ала
ад-Дина и развлекать его и шел с ним рядом, рассказывая всякие
истории, лживые и правдивые, пока они не дошли до того места,
к которому стремился магрибинский колдун и ради которого он
пришел из земель внутреннего Китая.
И когда они пришли, магрибинец сказал Ала ад-Дину: "Садись,
отдохни, о сын моего брата, вот то место, куда мы
направляемся. Если захочет Аллах, племянник, я покажу тебе
такие чудеса, каких никто не видел, и никто не любовался тем,
на что ты полюбуешься. Но после того как ты отдохнешь, встань
и поищи нам немного хвороста, кусков дерева, высохших
древесных корней и прочего: я хочу развести огонь и показать
тебе эту диковинную вещь".
Когда Ала ад-Дин услышал это, ему так захотелось
посмотреть, что хочет сделать дядя, что он забыл усталость и
утомление и принялся искать и собирать мелкий хворост. Он
собирал его до тех пор, пока магрибинец не сказал: "Хватит!" -
и тогда колдун тотчас же встал, вынул из-за пазухи кремень и
огниво и запалил бывшую при нем серную лучинку. Потом он вынул
из-за пазухи свечу и зажег ее, а Ала ад-Дин пододвинул к нему
собранную им кучку хвороста, и магрибинец разжег в ней огонь.
Он подождал, пока хворост перестал пылать, сунул руку за
пазуху; вынул коробочку, открыл ее, взял оттуда немного
порошку и бросил его в огонь, и из огня пошел дым, а
магрибинец начал колдовать, произносить заклинания и говорить
непонятные слова. И вдруг мир потемнел, и загремел гром, и
земля затряслась и разверзлась; и Ала ад-Дин испугался, и
устрашился, и хотел убежать. И когда магрибинец увидел, что
мальчик хочет бежать, он пришел в великую ярость, так как он
видел в своем гороскопе, что из его дела без Ала ад-Дина не
будет проку, - ведь он хотел добыть сокровище, которое не
откроется иначе как при помощи Ала ад-Дина. И вот, увидав, что
тот намерен бежать, он поднял руку и так ударил Ала ад-Дина по
щеке, что едва не вышиб у него изо рта все зубы, и Ала ад-Дин
упал без сознания и немного пролежал на земле вниз лицом, а
потом очнулся и спросил: "Дядя, что я тебе сделал и чем
заслужил от тебя это?" И магрибинец принялся его уговаривать и
сказал: "О дитя мое, я хочу, чтобы ты стал мужчиной! Не
прекословь мне, я ведь тебе дядя, взамен отца, и, если захочет
Аллах, ты скоро забудешь все эти тяготы, ибо увидишь
диковинную вещь".
А когда земля разверзлась, из-под нее показался мраморный
камень, в котором было кольцо из меди, и магрибинец сказал Ала
ад-Дину: "О сын моего брата, если ты сделаешь так, как я тебе
скажу, ты станешь богаче всех царей в мире, и по этой причине
я и ударил тебя. В этом месте лежит огромное сокровище, и оно
положено на твое имя, а ты хотел бежать и упустить его. Но
теперь одумайся и посмотри, как я заставил землю раздвинуться
своими заклинаниями и заклятьями, и послушай слова, которые я
скажу. Взгляни на этот камень с кольцом - под ним то
сокровище, о котором я тебе говорил. Возьмись рукой за кольцо
и приподними его, и мраморная плита поднимется. Никто, кроме
тебя, дитя мое, не может ее поднять, и никто, кроме тебя, не
может ступить ногой в эту сокровищницу, так как клад
охраняется твоим именем. Но ты должен следовать тому, что я
говорю, и не отступать от этого ни на одну букву: это все для
твоего блага, так как здесь лежит великое сокровище; все цари
мира не добыли даже части его, и оно твое и мое".
Услышав эти слова, Ала ад-Дин забыл про боль, усталость и
тяготы, и охватило его удивление от слов магрибинца: как это
он станет богатым до такой степени, что даже цари мира будут
не богаче его! "О дядя, - сказал он магрибинцу, - скажи мне,
чего ты хочешь. Я покорен твоему приказанию и никогда не стану
прекословить тебе", - и магрибинец промолвил: "О дитя мое, Ала
ад-Дин, я хочу для тебя всякого блага, и нет у меня
наследников, кроме тебя одного. Ты - мой наследник и
преемник".
И он подошел к Ала ад-Дину, поцеловал ему между глаз и
сказал: "Ведь все мои труды - для кого они? Все эти труды -
для тебя, чтобы сделать тебя богатым до такой степени. Не
перечь же мне в том, что я тебе говорю: подойди к этому кольцу
и подними его, как я уже говорил". - "О дядя, - сказал Ала
ад-Дин, - эта плита тяжелая, и я один не смогу ее поднять.
Нужно, чтобы ты подошел и помог мне поднять ее, - я ведь
маленький". - "О дитя мое, - молвил магрибинец, - я не могу к
ней прикасаться, но положи руку на кольцо, и плита сейчас же
поднимется. Я же тебе говорил, что никто не может ее
коснуться, кроме тебя. А когда будешь ее поднимать, назови
свое имя, имя твоего отца и отца твоего отца, а также имя
твоей матери и отца твоей
И тогда Ала ад-Дин выступил вперед и сделал так, как научил
его магрибинец. Он потянул плиту - и плита поднялась с полной
легкостью, когда он назвал свое имя, имя своего отца и матери
и другие имена, о которых говорил магрибинец, и он сдвинул
плиту с места и отбросил в сторону, и когда он поднял плиту,
под ней оказалось подземелье с лестницей в двенадцать
ступенек.
"О Ала ад-Дин, - сказал магрибинец, - соберись с мыслями,
сын моего брата, прислушайся к моим словам и сделай все, что я
тебе скажу, ничего не упуская. Спустись со всей осторожностью
в это подземелье, и когда ты достигнешь его дна, то найдешь
там помещение, разделенное на четыре четверти. В каждой
четверти ты найдешь четыре кувшина с червонным золотом,
серебром, золотыми слитками и другими драгоценностями, но
берегись, о дитя мое, дотронуться до которого-нибудь из них, и
не приближайся к ним, и не бери ничего. Иди вперед, пока не
дойдешь до четвертой, последней четверти помещения, и проходя
мимо каждой четверти, ты увидишь, что она подобна целому дому,
и найдешь в ней, как и в первой четверти, кувшины с золотом,
серебром, золотыми слитками и другими драгоценностями. Но иди
мимо всего этого и не давай твоей одежде или подолу коснуться
какого-нибудь кувшина или даже стен - иначе ты погибнешь.
Берегись и еще раз берегись, дитя мое, и не давай твоей одежде
коснуться чего-нибудь в этом помещении. Входи туда побыстрей и
остерегайся останавливаться, чтобы посмотреть; берегись и еще
раз берегись задержаться хоть на одной ступеньке! Если ты
сделаешь не так, как я говорю, то будешь сейчас же заколдован
и превратишься в кусок черного камня. А когда же ты достигнешь
четвертого помещения, то увидишь там дверь. Положи руку на
дверь и назови твое имя и имя твоего отца, как ты только что
назвал их над плитой, - и дверь тотчас же откроется. Из этой
двери ты пройдешь в сад и увидишь, что он весь украшен
деревьями и плодами; выйди через сад на дорогу, которую ты
увидишь перед собой, и пройди по ней расстояние в пятьдесят
локтей; ты увидишь там портик с лестницей - около тридцати
ступенек - и увидишь, что вверху портика висит зажженный
светильник. Поднимись по лестнице, возьми светильник, погаси
его и вылей масло, которое в нем есть, а потом положи
светильник в карман и не бойся и не опасайся, что масло
запачкает тебе платье. А когда будешь возвращаться, не
страшись сорвать с дерева что-нибудь, что тебе понравится, ибо
все, что есть в саду и в сокровищнице, станет твое, раз
светильник в твоих руках".
И тут же колдун-магрибинец, окончив говорить, снял с пальца
перстень, надел его на палец Ала ад-Дину и сказал: "О дитя
мое, этот перстень избавит тебя от всякого вреда или бедствия,
которое сможет тебя поразить, при усло вии, если ты запомнишь
все то, что я тебе сказал. Вставай же теперь и спускайся вниз.
Наберись храбрости, и не бойся ничего, и будь человеком с
сильным, смелым сердцем, ты ведь не малый ребенок, ты мужчина.
И если ты сделаешь все, что я тебе сказал, то через короткое
время добудешь огромное богатство, так что не будет в мире
никого богаче тебя".
И тогда Ала ад-Дин встал, и спустился по лестнице в
подземелье, и увидел там помещение, разделенное на четыре
четверти, и в каждой четверти стояло четыре кувшина, полных
золота, серебра и других драгоценностей, как и говорил ему
магрибинец. И он подобрал полы одежды и прошел по этому
помещению со всей осторожностью, чтобы его одежда не коснулась
стен или чего-нибудь другого, что было там, и миновал все
прочие комнаты, и оказался посреди сада, а из сада он прошел к
портику и увидел подвешенный светильник. Тогда он поднялся по
ступенькам, взял светильник и вылил из него масло, а потом
положил светильник в карман, спустился в сад и начал
рассматривать находившиеся там деревья и птиц, прославлявших
единого, всепокоряющего, на которых и не взглянул, когда
входил в сад. Он принялся ходить среди деревьев, а они все
были обременены плодами из драгоценных камней, и на каждом
дереве камни были иной окраски, чем на другом, и были они всех
цветов - белые, зеленые, желтые, красные, лиловые и всякого
другого цвета, и блеск их побеждал лучи солнца, и по величине
каждый камень превосходил всякое описание. Не найдется ни
одного такого у величайшего царя в мире, и нет у него даже
камня величиной в половину малейшего из них!
И Ала ад-Дин стоял среди деревьев, уставившись на них, и
любовался этими диковинками, исполнившись удивления, ибо он
видел, что деревья вместо съедобных плодов несут на себе
драгоценные камни, отнимающие у человека рассудок, - жемчуга,
изумруды, алмазы, яхонты, топазы и другие ценные самоцветы,
повергающие умы в смятение. И он стоял и смотрел на эти вещи,
которых в жизни никогда не видал, и не знал он, что такое
драгоценные камни, как их продают и какая им цена, ибо он,
во-первых, был маленький и, во-вторых, сын бедных людей. И он
принялся их рассматривать, и дивился на них, и думал, как бы
ему нарвать всего этого - винограда, винных ягод и прочих
плодов, которые он принимал за настоящие, съедобные, - так
ведь обычно думают дети, которые не знают драгоценных камней и
не ведают, какая им цена и что это такое. Но когда Ала ад-Дин
сорвал немного этих плодов и увидел, что они сухие и
несъедобные, твердые, как камень, он решил, что это стекляшки.
Он нарвал камней каждого сорта и набил ими все свои карманы,
потом снял с себя пояс, наполнил его камнями и снова затянул,
и в общем набрал уйму этих плодов, сколько мог снести, думая
про себя: "Я украшу этими стекляшками наш дом и буду играть в
них с мальчишками".
Потом он вышел из сада и пошел, поспешая, так как боялся
своего дяди-магрибинца. Он миновал все четыре отделения и,
проходя по ним, даже и не взглянул на кувшины с золотом,
которые увидел, когда входил, и достиг лестницы, и поднимался
по ней, пока не дошел доверху, и ему осталось только взойти на
последнюю ступеньку, но она была высокая, выше остальных, и
Ала ад-Дин не мог на нее подняться из-за тяжести ноши, которую
нес. И он сказал магрибинцу: "О дядя, дай мне руку и помоги
взойти на эту ступеньку", - и магрибинец ответил: "Дай мне
сначала светильник, сынок, чтобы я мог облегчить тебя, - может
быть, это он тебя обременяет". - "Светильник ничуть меня не
обременяет! - сказал Ала ад-Дин. - Дай мне только руку, чтобы
я мог подняться на ступеньку, а когда я поднимусь, я отдам
тебе светильник".
А у магрибинца не было другой цели и нужды, кроме
светильника, и он начал приставать и настаивать, чтобы Ала
ад-Дин отдал ему светильник раньше, чем выйдет из подземелья,
но так как Ала ад-Дин положил светильник в карман, а потом
набил все свои карманы драгоценностями, он не мог до него
добраться. К тому же всемилостивый вразумил его, и он не
соглашался отдать магрибинцу светильник и хотел по смотреть,
какие у того намерения и почему тот не дает руку раньше, чем
Ала ад-Дин отдаст ему светильник.
"О дядя, - сказал он магрибинцу, - дай мне руку и вытащи
меня, а потом бери светильник".
И магрибинец рассердился и начал приставать, чтобы Ала
ад-Дин сначала отдал ему светильник, но Ала ад-Дин обещал ему
это без дурного намерения - он находился в глубине кармана. И
когда магрибинец увидел, что у Алла ад-Дина нет желания отдать
ему светильник и он обещает это сделать только после того, как
выйдет из подземелья, его гнев усилился. А Ала ад-Дин обещал
ему это без дурного намерения - он и вправду не мог достать
светильник, как мы уже говорили.
Что же касается магрибинца, то, когда он увидел, что Ала
ад-Дин его не слушается и отказывается дать ему светильник, ум
улетел у него из головы от досады и усилилась его ярость. Он
тотчас же начал колдовать и произносить заклинанья, и зашептал
какие-то слова, и бросил в огонь много порошку, и тогда земля
затряслась и подземелье закрылось, как было, и плита легла на
него, а Ала ад-Дин остался под землей, внутри подземелья, и не
мог выйти, и не было для него прохода, чтобы оттуда выбраться.
А этот магрибинец, колдун, увидал, читая по звездам, что
именем Ала ад-Дина заколдовано сокровище, и прикинулся его
дядей, чтобы добыть желаемое. Он учился наукам в своей стране,
в стране Ифракии*), и среди прочих указаний увидел, что в
некоей земле, а именно в городе Калкасе*). хранится огромный
клад и в нем - светильник, и кто добудет этот светильник, тот
станет страшно богат, богаче всех царей земли. И он обнаружил,
гадая на песке, что эта сокровищница откроется только через
мальчика, имя которому Ала ад-Дин, происходящего из дома
бедных людей, и тогда он еще раз рассыпал песок, и вывел
гороскоп мальчика, и проверял и уточнял, пока не узнал, каков
образ Ала ад-Дина и какова его внешность.
И тогда магрибинец снарядился и направился в китайские
земли, как мы уже говорили. Он хитростью сошелся с Ала
ад-Дином и надеялся получить желаемое, но когда Ала ад-Дин
отказался отдать ему светильник, чаяния его пошли прахом, и
надежды пресеклись, и пропали все труды его даром. И тут он
захотел убить Ала ад-Дина и закрыл над ним землю, чтобы ни он,
ни светильник не могли выйти, и пустился в дорогу удрученный,
и вернулся в свою страну. Вот что было с магрибинцем.
Что же касается Ала ад-Дина, то, когда он увидел, что
подземелье над ним закрылось, принялся кричать: "Дядя, дядя!"
- "о никто не дал ему ответа, и он понял, какое коварство
учинил с ним магрибинец, и догадался, что это вовсе не его
дядя.
И Ала ад-Дин потерял надежду жить и убедился, что нет ему
выхода из-под земли, и начал рыдать и плакать из-за того, что
с ним случилось, а потом он поднялся, чтобы посмотреть, не
найдется ли прохода из подземелья, через который он мог бы
выйти. Он повернулся направо и налево, но ничего не увидел,
кроме глубокой тьмы и четырех стен, ибо магрибинец замкнул
своим колдовством все двери, которые были в подземелье, и даже
дверь в сад, чтобы Ала ад-Дин поскорее умер.
И когда Ала ад-Дин увидел это, рассудок его исчез от
сильного горя. Он вернулся к лестнице, ведущей в подземелье, и
сел там, плача о своем положении, но великий Аллах, - да
возвысится величие его! - когда он чего-нибудь захочет,
говорит: "Будь!" - и это бывает, и по сокрытой своей благости
судил он Ала ад-Дину спасение.
И Ала ад-Дин сидел на лестнице, плача, рыдая и ударяя себя
по щекам, и усилилась его печаль, и просил он Аллаха о милости
и спасении. А раньше мы говорили, что магрибинец, спуская Ала
ад-Дина в подземелье, дал ему перстень и надел его мальчику на
палец и сказал:
"Этот перстень вызволит тебя из всякой беды, в которую ты
попадешь", - и вот, когда Ала ад-Дин плакал и бил себя по
щекам от горя, он начал потирать себе руки и, потирая их,
задел за этот перстень. И тотчас же вырос перед ним марид,
один из рабов господина нашего Сулеймана, - да почиют над ним
благословения Аллаха! - и воск ликнул: "К твоим услугам, к
твоим услугам! Твой раб перед тобой! Требуй от меня чего
хочешь, ибо я покорный раб того, в чьих руках находится этот
перстень".
Тут Ала ад-Дин задрожал и испугался образа этого марида, но
когда он увидел, что марид обращается с ним дружелюбно и
говорит: "Требуй от меня чего хочешь, ибо я твой раб", - он
успокоился и вспомнил, что сказал магрибинец, когда давал ему
перстень, а он сказал: "Этот перстень вызволит тебя из всякой
беды, которая тебя поразит".
И Ала ад-Дин страшно обрадовался, и укрепил свое сердце, и
сказал мариду: "О раб владыки перстня, я хочу от тебя, чтобы
ты меня вывел на лицо земли". И не окончил еще Ала ад-Дин
говорить, как земля задрожала и разверзлась, и он увидел себя
на поверхности земли, у входа в подземелье.
И когда Ала ад-Дин нашел себя на лице земли после того, как
провел два дня под землей, в темноте, внутри сокровищницы, он
открыл глаза, но не мог ими смотреть из-за света дня и лучей
солнца. Он принялся закрывать глаза и мало-помалу открывать
их, и, когда глаза его окрепли, он открыл их совсем и
посмотрел на мир, и оказалось, что он у входа в сокровищницу,
в которую он спускался, и земля ровная, и чет в этом месте и
признака того, что земля раздвигалась или сдвигалась. И
подивился Ала ад-Дин на колдовство магрибинца и прославил
великого Аллаха, который избавил его от зла, а потом он
обернулся направо и налево, и увидел сады, и узнал дорогу, по
которой он пришел с магрибин-цем. И Ала ад-Дин обрадовался,
что жив, так как был уверен в своей гибели, и пошел по дороге,
и шел до тех пор, пока не достиг города. Он вошел в свой дом,
улетая от радости, что остался жив, и, войдя, упал на землю и
лишился чувств от сильного голода, страха и огорчения, которые
ему пришлось испытать, а также от охватившей его в это время
великой радости.
И мать Ала ад-Дина поспешила к нему и, принеся от соседей
немножко розовой воды, побрызгала ему на лицо. А она с тех
пор, как рассталась с сыном, ни на минуту не расставалась со
слезами о нем, так как он был у нее единственный, и когда он
вошел и мать его увидала, она обрадовалась, но когда он упал
на землю без чувств, горе ее усилилось, и она непрерывно
брызгала ему в лицо розовой водой и давала ему нюхать
благовония, пока он не очнулся и не попросил поесть: "Дай мне,
матушка, чего-нибудь поесть, я уже два дня без еды".
И мать подала ему то, что у нее было, и молвила: "Иди,
сынок, поешь в свое удовольствие, а когда ты отдохнешь, я
хочу, чтобы ты мне рассказал, где ты был, и что с тобой
случилось, и какое несчастье поразило тебя. Я не спрашиваю
тебя сейчас, о дитя мое, так как ты устал".
И Ала ад-Дин сел за еду и ел и пил, пока не насытился, а
отдохнув и оправившись, он обернулся к своей матери и сказал:
"О матушка, на тебе великий грех! Ты отдала меня этому
проклятому, который хотел убить меня и погубить! Клянусь
Аллахом, матушка, я из-эа него своими глазами видел смерть, а
мы-то с тобой думали, что он и вправду мой дядя! Но слава
Аллаху, который спас меня от его зла! Мы дали ему себя
обмануть, так как он обещал сделать нам столько добра. Ах,
матушка, если бы ты знала, какой это скверный, проклятый
магрибинский колдун! Проклятие Аллаха да почиет на нем во
всяком ниспосланном писании! Посмотри, о матушка, что он со
мной сделал!"
И Ала ад-Дин рассказал матери, что с ним случилось, а сам
плакал от великой радости, что избавился от зла магрибинца. Он
рассказал, что с ним было с тех пор, как он с ней расстался и
пока они не дошли до входа в подземелье, и как магрибинец
колдовал и дымил, как он расколол гору и разверзлась земля, и
продолжал: "И я испугался сотрясения, начавшегося в эту
минуту, и хотел бежать, но он выругал меня и побил, и хотя
сокровище открылось, он не мог спуститься вниз, ибо этот клад
положен на мое имя, и тот проклятый узнал по своему песку, что
он откроется только моей рукой. И после того как он меня
ударил и выбранил, он решил со мной помириться, чтобы получить
желаемое". И Ала ад-Дин продолжал рассказывать матери эту
историю и говорил: "Когда магрибинец спустил меня в
сокровищницу, он дал мне перстень и надел его мне на палец, и
когда я оказался посреди подземелья, я увидел четыре комнаты,
все полные золота, серебра и прочего, но магрибинец не велел
мне ничего брать. И после того я вошел в огромный сад, весь
поросший деревьями, а плоды на них - это вещь, отнимающая взор
своими лучами, - я думаю, они, наверно, из хрусталя всякого
вида и цвета. И я подошел к огромному портику, и поднялся туда
по лестнице, чтобы взять тот светильник, который проклятый
магрибинец велел мне принести, и взял светильник, и погасил
его, и вылил то, что в нем было, и положил в карман, и вышел,
и потом я сорвал с деревьев немного тех плодов и положил их за
пазуху и в карманы. Я подошел к двери в сокровищницу и
закричал: "Дядя, протяни мне руку, я несу тяжелые вещи и не
могу взойти на последнюю ступеньку, так как она высокая", - но
магрибинец не захотел дать мне руку и вывести меня и сказал:
"Дай мне сначала светильник, который ты несешь, а потом я дам
тебе руку и выведу тебя". А я, матушка, положил светильник в
карман, и набил себе карманы плодами с деревьев из сада, и
потому не мог достать светильник и дать его магрибинцу. Я
сказал: "Дядя, когда я поднимусь, я дам тебе светильник, а ты
дай мне руку, чтобы я взобрался на эту высокую ступеньку", -
но тот проклятый не хотел дать мне руку и вывести меня из
подземелья: наоборот, у него был умысел, цель и желание
получить и забрать у меня светильник и потом закрыть надо мною
землю своим колдовством, чтобы я погиб и умер, как он и сделал
со мной в конце концов. Вот, матушка, что у меня было с этим
грязным, проклятым магрибинским колдуном".
И Ала ад-Дин рассказал своей матери обо всем, что случилось
у него с магрибинцем с начала до конца, а кончив рассказывать,
принялся, от сильного гнева и горячего сердца, ругать и
проклинать магрибинца и говорил; "Кто же он, этот проклятый,
грязный, скверный колдун и обманщик?"
И когда мать Ала ад-Дина услыхала слова своего сына и
узнала, как поступил с ним магрибинец, она сказала: "Правда,
сынок, клянусь великим Аллахом, едва я его увидела, мое сердце
почуяло дурное, и я испугалась за тебя, сынок, ибо у него на
лице написано, что он скверный обманщик и колдун, который
губит людей своим колдовством. Но слава Аллаху, сыночек, за
то, что он тебя вызволил из сетей зла этого магрибинца! Я в
нем обманулась и думала, что это и вправду твой дядя".
А Ала ад-Дин вот уже два дня совершенно не вкушал сна и
почувствовал себя сонным и вялым, и захотелось ему спать, он
заснул крепким сном, от которого пробудился только на
следующий день к полудню. А проснувшись, он попросил у матери
чего-нибудь поесть, так как чувствовал себя очень голодным, и
мать сказала ему: "О сынок, мне нечего тебе дать, все, что у
меня было, ты уже съел вчера. Но потерпи, у меня есть немного
пряжи, я пойду на рынок, продам ее и куплю тебе на эти деньги
чего-нибудь поесть". - "Оставь твою пряжу при себе, матушка, -
сказал Ала ад-Дин, - подай мне светильник, который я принес. Я
пойду и продам его и куплю на эти деньги чего-нибудь поесть. Я
думаю, он нам принесет больше денег, чем пряжа".
И мать Ала ад-Дина пошла и принесла светильник, но увидела,
что он грязный, и сказала: "О сынок, вот он, твой светильник,
но только, сынок, разве ты продашь его таким грязным? Может
быть, если я его тебе ототру и начищу, ты продашь его за более
дорогую цену".
И мать Ала ад-Дина взяла в руки немного песку, но не успела
она разок потереть кувшин, как вдруг появился перед ней джинн
огромного роста, грозный и страшный видом, с перевернутым
лицом, точно один из фараоновых великанов*), и сказал: "К
твоим услугам! Я твой раб! Чего ты от меня хочешь? Я покорен и
послушен тому, в чьих руках этот светильник, и не я один, но и
все рабы светильника послушны и покорны ему".
И когда мать Ала ад-Дина увидела это страшное зрелище, ее
охватил испуг, и язык у нее отнялся при виде такого образа,
ибо она не привыкла видеть таких ужасных чудовищ. Она упала на
землю без чувств от ужаса, а что до Ала ад-Дина, который уже
видел джинна, когда был в сокровищнице, то, увидав, что
случилось с его матерью, он быстро встал, взял из рук матери
светильник и сказал рабу-джинну: "Я голодный! Хочу, чтобы ты
принес мне чего-нибудь поесть, и пусть эта еда будет выше всех
желаний!" И джинн в одно мгновение исчез, и скрылся ненадолго,
и принес роскошный, драгоценный, весь серебряный столик, а на
столике стояло двенадцать блюд С разными кушаньями, две
серебряные чаши, две фляги со светлым, старым вином и хлеб
белее снега. И джинн поставил все это перед Ала ад-Дином и
скрылся, а Ала ад-Дин встал, поднял свою мать, побрызгал ей
лицо розовой водой, и, когда она очнулась, сказал ей: "О
матушка, пойди поешь этих кушаний, которые послал нам Аллах
великий".
И мать его посмотрела и увидела перед собой столик, весь
серебряный, и удивилась этому происшествию и спросила: "Сынок,
кто тот щедрый, который прислал нам эти обильные дары? Не
иначе, султан проведал о нашем положении и прислал нам свою
трапезу - ведь это трапеза царская". - "Матушка, - ответил Ала
ад-Дин, - теперь не время разговаривать и спрашивать. Пойди
сюда, и давай поедим, мы ведь очень голодны".
И мать его подошла и села эа столик, и они ели, пока не
насытились, и его мать удивля лась и дивилась на эти роскошные
кушанья. От них осталось столько, что даже хватило на ужин и
на другой день; и когда мать с сыном вымыли руки и уселись,
она сказала: "О сынок, расскажи мне, что было с этим
рабом-джинном, после того как я лишилась чувств и упала вниз
лицом. Слава Аллаху, что мы поели и насытились, и ты теперь не
можешь говорить: "Я голодный!" И Ала ад-Дин рассказал ей обо
всем, что произошло у него с рабом-джинном, с тех пор как она
обеспамятела и пока не очнулась, и его мать страшно удивилась
этим словам и сказала: "О сынок, значит, джинны и вправду
являются к потомкам Адама! Я в жизни их до сих пор не
видывала! Я думаю, сынок, это тот самый джинн, что вывел тебя
из-под земли, когда проклятый магрибинец закрыл над тобой
сокровищницу". - "Нет, - ответил Ала ад-Дин, - это не тот
джинн, который явился мне в сокровищнице и вывел меня на
поверхность мира. Это джинн другой породы, чем тот, ибо тот
связан с перстнем, а этот, которого ты видела, связан со
светильником, который был у тебя в руке". Услышав слова Ала
ад-Дина, его мать сказала: "Так, значит, джинн, которого я
видела, - проклятый раб светильника? Разрази его господь,
какой он безобразный! Я так его испугалась, что чуть не
умерла! Но только, сынок, заклинаю тебя молоком, которым я
тебя вспоила, выброси светильник и перстень, причинившие нам
такой ужас и страх. Нет у меня, сынок, силы смотреть на
джиннов, и пророк - да благословит его Аллах и да
приветствует! - предостерегал нас от них". - "О матушка, -
отвечал Ала ад-Дин, - то, что ты говоришь, - для меня приказ,
но что касается твоих слов "выброси светильник и перстень", то
это невозможно, и я их не продам и не выброшу. Смотри, какое
добро сделал нам раб светильника: мы умирали с голоду - и он
пошел и принес нам трапезу, которую ты видела. Знай, матушка,
что когда проклятый магрибинец спускал меня в сокровищницу, он
не велел мне принести ни золота, ни серебра, а приказал
принести один лишь светильник, ничего больше, ибо он знал,
какая великая от него польза. Если бы он не знал великой
ценности этого светильника, то не стал бы так мучиться и
трудиться. Он не пришел бы ради светильника из своей страны и
не закрыл бы надо мной двери в сокровищницу, потеряв надежду
его добыть. Нам следует, матушка, его беречь, ибо от него наше
пропитание и в нем наше богатство, и мы никому его не покажем.
Что же касается перстня, то я не могу снять его с пальца, ибо
если бы не этот перстень, о матушка, ты не видела бы меня в
живых и я погиб бы в глубине сокровищницы. Как же я сниму его
с руки? Кто знает, какие еще произойдут со мной
обстоятельства, беды, превратности и нехорошие случайности, и
я не могу снять его с пальца. А светильник я скрою от твоих
глаз, чтобы ты его не видела и не боялась". Услышав слова Ала
ад-Дина и сочтя их верными и правильными, мать его сказала:
"Делай как хочешь, сынок, а что до меня, то я не дотронусь ни
до перстня, ни до светильника, и я не хочу еще раз видеть то
страшное, устрашающее зрелище, которое видела".
На следующий день они встали и поели того, что осталось от
трапезы, которую принес джинн, и тогда у них не оказалось
никакой пищи. И Ала ад-Дин поднялся, и взял одно из блюд,
которые принес джинн, и пошел на рынок, и попался ему
навстречу один еврей, сквернейший из всех обитателей земли. И
Ала ад-Дин дал ему это блюдо, и еврей отвел его в сторону,
чтобы никто их не видел, и посмотрел на блюдо, и распознал,
что серебро блюда - чистое, несмешанное, но он не знал,
сведущий человек Ала ад-Дин или он в подобных делах несведущ.
"Эй, мальчик, сколько ты просишь в плату за это блюдо?" -
спросил он. И Ала ад-Дин отвечал: "Тебе лучше знать, сколько
оно стоит". И тут еврей растерялся, не зная сколько дать, ибо,
хотя Ала ад-Дин и был малосведущ, но ответ его был ответом
людей понимающих. Он было решил дать ему мало, но побоялся,
что Ала ад-Дин знает цену и стоимость блюда, а если дать
много, то, может, Ала ад-Дин человек неопытный и не знает,
сколько стоит блюдо.
В конце концов еврей вынул из кармана динар и подал его Ала
ад-Дину, и когда Ала ад-Дин увидел динар, он зажал его в руке
и пустился бежать, и тогда еврей понял, что Ала ад-Дин
простачок и что он не знает цены и стоимости блюда, и пожалел,
что дал ему динар, хотя этот проклятый не дал ему и одного
кирата*) из сотни.
А Ала ад-Дин не стал раздумывать, и поскорее пошел к
хлебнику, и разменял у него динар, и купил хлеба, а потом он
пошел домой к матери, и отдал ей сдачу с динара, и сказал:
"Матушка, пойди и купи всего, что нам нужно". И мать его пошла
на рынок, купила того, что нужно, и вернулась, и они поели и
насладились. И каждый раз, как кончались деньги за одно блюдо,
Ала ад-Дин нес к еврею другое, и так как еврей в первый раз
дал ему за блюдо динар, то уже не мог дать меньше, чтобы Ала
ад-Дин не пошел к кому-нибудь другому. И Ала ад-Дин делал так
до тех пор, пока не продал еврею все блюда, и остался у них
только столик, на котором стояли блюда, и был он большой и
очень тяжелый. И когда Ала ад-Дин принес столик к еврею и тот
увидал, что это за столик и какой он большой, он дал за него
Ала ад-Дину десять динаров, и Ала ад-Дин с матерью тратили его
стоимость, пока все деньги не вышли. И тогда Ала ад-Дин
сказал: "У нас ничего нет, я потру светильник", - и его мать
испугалась, затряслась, и убежала. Что же касается Ала
ад-Дина, то он потер светильник, и перед ним появился раб и
воскликнул: "К твоим услугам! Я твой раб и раб того, у кого
этот светильник! Требуй, чего ты хочешь". - "Я желаю, - сказал
Ала ад-Дин, - чтобы ты принес мне столик с роскошными
кушаньями, и пусть он будет такой, какой ты мне принес в тот
день. Я голодный!" И не прошло мгновения ока, как раб исчез и
вернулся с таким же столиком, какой он приносил раньше, и на
столике стояло двенадцать серебряных блюд, полных роскошных
кушаний, и бутылки со старым, светлым вином, и чистый белый
хлеб.
А мать Ала ад-Дина, когда узнала, что Ала ад-Дин хочет
потереть светильник, вышла, боясь, что ей придется опять
смотреть на джиннов, и вернувшись, она увидела столик, полный
кушаний, на котором стояло двенадцать серебряных блюд, и
благоухание роскошных яств разносилось и наполняло дом. Она
обрадовалась и удивилась, и Ала ад-Дин сказал: "Видишь,
матушка, как полезен этот светильник! А ты еще говорила мне:
"Выброси его!" - "Да умножит Аллах благо того раба, но я
все-таки не хочу его видеть", - ответила мать Ала ад-Дина, а
потом они сели за столик, и ели, и пили, пока не насытились, а
то, что осталось, убрали до следующего дня.
Когда же еда у них кончилась, Ала ад-Дин спрятал под полой
платья одно из блюд, стоявших на столике, и пошел искать того
проклятого еврея, чтобы продать ему блюдо. И судьба привела
его к лавке одного ювелира, мусульманина, престарелого старца,
боявшегося Аллаха, и этот старец, увидев Ала ад-Дина, спросил
его: "Что тебе нужно, сынок? Я много раз видел, как ты
проходил мимо моей лавки и имел дело с одним евреем. Я видел,
что ты давал ему какие-то вещи, и думаю, что и теперь у тебя
есть вещь и ты ходишь и ищешь еврея, чтобы продать ему эту
вещь. Но разве не знаешь ты, сынок, что эти проклятые евреи
считают дозволенным присваивать деньги мусульман, верующих в
единого Аллаха, и не могут не обманывать народ Мухаммеда, - да
благословит его Аллах и да приветствует! - особенно тот
проклятый еврей Мордухай, с которым ты имел дело. О сынок,
если у тебя есть вещь, которую ты хочешь продать, покажи ее
мне и ничего не бойся - я отвешу тебе ее стоимость по закону
великого Аллаха". Услышав эти слова, Ала ад-Дин вынул
серебряное блюдо и подал его старцу, и старец взял блюдо,
взвесил его и спросил: "Сколько давал тебе еврей и такое ли
это блюдо, как те, что ты ему продавал?" - "Да, - ответил Ала
ад-Дин, - это точно такое же блюдо, и за каждое блюдо он давал
мне динар". И услышав, что проклятый еврей в уплату за каждое
блюдо давал ему динар, старец вышел из себя и воскликнул:
"Видишь, сынок, мои слова оправдались! Какой разбойник этот
проклятый еврей, обманывающий рабов Аллаха! Он тебя обманул и
посмеялся над тобой, так как твое блюдо сделано из чистого
серебра и весит оно столько-то, а цена ему семьдесят динаров.
Если хочешь, я отсчитаю тебе его стоимость". И старец считал
до тех пор, пока не отсчитал Ала ад-Дину семьдесят динаров, и
Ала ад-Дин взял их и поблагодарил старца за милость и
наставление.
И всякий раз, когда кончались деньги за одно блюдо, Ала
ад-Дин приносил и продавал старцу другое, и стали Ала ад-Дин с
матерью богатыми, но они не изменили той жизни, к которой
привыкли, и жили без большой пышности. Ала ад-Дин изменил свою
природу, и перестал водиться с беспутными мальчишками и каждый
день ходил на рынок купцов, чтобы познакомиться с ними и
расспросить о разных товарах и прочем. Ходил Ала ад-Дин также
на базар торговцев драгоценностями и смотрел там, как продают
и покупают камни, и когда он стал хорошо осведомлен в этом, то
узнал, что плоды, которые он принес из сокровищницы, это не
стекляшки и не хрусталь, как он думал, а драгоценные камни,
стоимости которых не сочтешь. И понял он, что добыл большое
богатство, и не видел он на рынке и одного камня, который был
бы похож на мельчайший из его камешков.
И каждый день он ходил на рынок, знакомился с людьми и
заводил с ними дружбу. И рас-спрашивал, как купцы продают
покупают, берут и отдают, и осведомлялся, что дорого, а что
дешево. И в один из дней после завтрака он отправился на
рынок, и, проходя по рынку, услышал, что глашатай кричит:
"Согласно приказу царя времени и владыки веков и столетий,
пусть все люди закроют свои лавки и склады, ибо госпожа Бадр
аль-Будур, дочь султана, направляется в баню, и пусть никто не
выходит из своего дома, не открывает лавку и не глядит из
окна! Опасайтесь ослушаться повеления султана".
Услышав это провозглашение, Ала ад-Дин стал думать, как бы
ему ухитриться и посмотреть на дочь султана, и говорил про
себя:
"Все люди толкуют о ее красоте и прелести, и предел моих
желаний - посмотреть на нее". И он стал придумывать хитрость,
чтобы увидеть дочь султана, госпожу Бадр аль-Будур, и ему
понравилась мысль пойти и спрятаться за дверями бани и
поглядеть на царевну, когда она будет входить. И он пошел и
встал за дверями бани, в таком месте, где его не мог увидеть
никто; а тем временем дочь султана спустилась в город,
проехала по рынкам и площадям и у самого входа в баню подняла
покрывало с лица, и оно засияло и заблистало ярче света
солнца, и была царская дочь такова, как сказал поэт:
"Что за очи! Их чье колдовство насурьмило?
Розы этих ланит! - чья рука их взрастила?
Эти кудри - как мрака густые чернила.
Где чело это светит, там ночь отступила".
(Перевод А. Ревича)
И рассказывают, что, когда Ала ад-Дин увидал этот
благородный образ, он сказал про себя: "Поистине, это творение
всемилостивого! Слава тому, кто ее создал, и украсил такой
красотой, и наделил столь совершенною прелестью!"
Его ум был пленен этой девушкой, и любовь к ней ошеломила
его; страсть к ней захватила все его сердце, и он вернулся
домой и вошел к своей матери, ошеломленный, потеряв рассудок.
Мать стала с ним разговаривать, но он сидел точно истукан, не
отвечал и не откликался. И она оставила перед ним обед, а он
все еще был в таком состоянии, и тогда мать спросила его: "О
сынок, что с тобой случилось? Болит у тебя что-нибудь? Что с
тобой делается, расскажи мне? Я вижу, что ты сегодня не такой,
как всегда: я с тобой разговариваю, а ты мне не отвечаешь". А
Ала ад-Дин думал, что все женщины такие, как его мать, -
некрасивые старухи. Правда, он слышал, как люди говорили о
красоте и прелести дочери султана, но не знал, что это такое -
прелесть и красота.
И мать стала к нему приставать, чтобы он подошел и съел
кусочек, и Ала ад-Дин подошел и поел немного, а потом он лег
на постель и всю ночь проворочался с боку на бок, повторяя: "О
живой, вечносущий!" - и не смыкал глаз от любви к дочери
султана. А утром, когда он встал, положение его стало и того
хуже из-за любви и страсти. Мать его, увидев, что он в таком
состоянии, растерялась и не могла понять, что же с ним
случилось. Она подумала, что Ала ад-Дин болен, и сказала: "О
дитя мое, если ты нездоров и чувствуешь боль или еще
что-нибудь, я схожу и приведу лекаря - пускай он тебя
посмотрит. В нашем городе живет лекарь, чужестранец, за
которым послал султан, и ходят слухи, что это большой
искусник. Если ты болен, сынок, я пойду и приведу его - пусть
он посмотрит, что за болезнь у тебя, и пропишет тебе
что-нибудь". Но Ала ад-Дин, услыхав, что мать хочет привести
лекаря, сказал: "О матушка, я не болен, но я думал, что все
женщины такие, как ты, а вчера я увидел дочь султана, когда
она шла в баню. Дело в том, что я услыхал, как глашатай
кричал, чтобы никто не открывал лавку и не стоял на дороге,
пока госпожа Бадр аль-Будур не проследует в баню, и пошел и
спрятался за Дверями бани, и, когда царевна подошла к дверям,
она подняла с лица покрывало, и я рассмотрел ее и увидел ее
благородный образ, - слава тому, кто ее украсил такой красотой
и прелестью! И, ах, матушка, я почувствовал такую любовь и
страсть к этой девушке, что не могу ее описать, и великой
стала моя любовь, и я всю прошлую ночь не сомкнул глаз. Любовь
к ней вошла в глубь моего сердца, и мне невозможно не получить
ее в жены, и я решил попросить ее у отца ее, султана, согласно
закону великого Аллаха". Услышав слова своего сына, мать Ала
ад-Дина сочла его ум скудным и сказала: "Имя Аллаха да будет
над тобой, дитя мое! Ясно, что ты потерял рассудок! Сын мой,
Ала ад-Дин, ты сошел с ума! Ты посватешь дочь султана?!" - "О
матушка, - ответил Ала ад-Дин, - я не лишился рассудка и не
сошел с ума. Не думай, что эти твои слова изменят мое
намерение. Я непременно добуду Бадр аль-Будур, кровь моего
сердца, и я намерен послать сватов к султану, ее отцу, и
посвататься к ней". - "Заклинаю тебя жизнью, сын мой, -
воскликнула мать Ала ад-Дина, - не говори таких слов, чтобы
кто-нибудь тебя не услышал и не сказал, что ты сошел с ума!
Брось такие речи, сынок! Кто может сделать такое дело и
попросить у султана его дочь? Ты не вельможа и не эмир, и кто
пойдет просить ее для тебя у султана?" - "О матушка, - ответил
Ала ад-Дин, - для такой просьбы годишься только ты! Раз ты
здесь, то кто же пойдет просить у султана царевну, кроме тебя?
Я хочу, матушка, чтобы ты пошла сама и обратилась к султану с
такой просьбой". - "Да отвратит меня от этого Аллах! -
воскликнула мать Ала ад-Дина. - С ума я, что ли, сошла, как
ты? Выброси эту мысль из головы, дитя мое, и подумай про себя:
кто ты и чей ты сын, чтобы просить за себя дочь султана? Ты
сын портного, и больше ничего, и вдобавок - ничтожнейшего
портного. Ведь твой отец был самым бедным из тех, кто
занимается его ремеслом в этом городе, да и я, твоя мать, кто
я такая? Мои родные беднее всех в городе. Так как же ты
посмеешь просить за себя султанову дочь, отец которой
согласится выдать ее только за сына царя или султана, да и то
лишь за равного ему по сану, благородству и знатности. А если
он будет чуть-чуть ниже, то это вещь невозможная". И Ала
ад-Дин выслушал свою мать и, когда та кончила говорить,
ответил: "О матушка, я сам думал обо всем, что ты говоришь, и
я хорошо знаю, что я сын бедняка. Но все это, о матушка, меня
не держит и не изменит намерения сделать то, что я задумал.
Надеюсь, о матушка, что, раз я твой сын, ты окажешь мне это
благодеяние, а иначе я умру и ты лишишься меня. Избавь же
меняя от смерти - ведь, как бы то ни было, я твой сын".
Услышав слова Ала ад-Дина, его мать совсем растерялась и
молвила: "Да, дитя мое, я тебе мать, а ты мне сын и ты кровь
моего сердца, нет у меня никого, кроме тебя. И больше всего
хотела бы на тебя порадоваться и тебя женить, но когда я
пожелаю найти тебе невесту, это будет дочь людей, равных нам и
схожих с нами. Ведь когда я стану искать ее, меня тоже
спросят, есть ли у тебя ремесло, или земля, или сад, а если я
потеряюсь, отвечая бедным людям, таким, как я, то как осмелюсь
я и попрошу тебе в жены дочь султана у ее отца, владыки Китая,
выше которого нет и не будет? Я отдаю это дело на твой суд, -
подумай же хорошенько и вернись к разуму. Да если бы я,
допустим, и пошла к султану с твоей просьбой, чтобы угодить
тебе, это принесло бы нам лишь беду и несчастье, ибо это дело
очень опасное и, может быть, в нем таится для нас страшная
смерть. Ведь в таком деле скрыта великая опасность! Как хватит
у меня духа осмелиться на столь великую дерзость и просить у
султана его дочь, и каким путем это сделать, как я смогу войти
к нему? А ли даже это удастся и меня поставят перед ним, что я
скажу, и когда меня спросят, что отвечу? Допустим, я укреплю
свое сердце и скажу им о твоей просьбе - ведь они, наверное,
подумают, что я сумасшедшая. Но положим, я и пройду к султану
- какой же подарок я возьму для него с собой? Ведь это, сынок,
такой султан, что к нему не пойдешь без подношения. Правда,
султан кроток и ласков, и он не прогонит человека, который
пойдет и встанет перед ним, требуя справедливости при обиде
или тяжбе, и если кто-нибудь придет, ища у него защиты и прося
милости, он дарует ему просимое, ибо он великодушен и щедр, и
тот, кому он окажет милость, заслуживает награды. Ведь никто
не станет чего-нибудь просить, если, во-первых, не заслужил
награды и, во-вторых, не имеет причины просить милости,
например, заслуг перед султаном или перед страной или
какого-нибудь другого повода. А ты - скажи, что ты сделал для
султана и для страны, чтобы заслужить от него милости, да еще
такой милости, какой ты от него ждешь? Не под стать тебе такая
милость, сынок, и не жалует султан никому таких наград! И
кроме того, сынок, я тебе уже говорила, что никто не пойдет к
султану с просьбой, не взяв с собой драгоценного подарка,
соответствующего его сану. Как же я подвергну себя опасности,
о дитя мое, и потребую у султана его дочь?"
Услышав от своей родительницы эти слова, Ала ад-Дин понял,
что она говорит разумные речи, и ответил: "О матушка, все, что
ты сказала, правильно, и мысли твои - верные и справедливые, и
мне самому следовало обо всем этом подумать, но любовь к
госпоже Бадр аль-Будур вошла в глубь моего сердца, и не будет
мне покоя, если я ее не добуду. Ты напомнила мне, о матушка,
одну вещь, о которой я не подумал и которую я забыл, и теперь,
когда я о ней вспомнил, это придало мне смелости и укрепило
мое намерение послать тебя к султану и посвататься от меня к
его дочери. А что касается до того, какой подарок и подношение
мы, по обычаю, предложим его величеству султану, отцу царе
вны, то у меня есть, о матушка, такой дар и приношение, лучше
которого, я думаю, нет ни у кого из царей, и ни у кого, я тебе
скажу, нет ему подобного. Это плоды с деревьев, которые я
принес из сокровищницы. Я думал, что это простые стеклышки, но
теперь я проверил и увидел, что это самоцветы, и цари всей
земли не владеют даже одним из них. Я имел дело с торговцами
драгоценными камнями, и часто ходил к ним, и узнал, что эти
плоды - ценнейшие камни, стоимости которых не счесть. Послушай
же, матушка, что я тебе скажу: у нас есть фарфоровое блюдо,
принеси же его, я тебе насыплю на него с верхом этих
драгоценных камней, а ты отнесешь их и предложишь в подарок
султану. Я уверен, что этот подарок будет хорошим предлогом и
султан примет тебя приветливо и выслушает все, что ему
скажешь. О матушка, если ты постараешься в деле с этой
госпожой, дочерью султана, то спасешь мне жизнь и я буду жить
для тебя, а если нет - я непременно умру от великой моей
страсти. Не сомневайся, матушка, насчет этого подарка -
поверь, я много раз носил камни на рынок ювелиров, но не хотел
никому их показывать: я видел, что торговцы продают камни за
тысячи динаров, но то, что они продавали, не стоит и кирата в
сравнении моими камнями. Пойди же, о матушка, принеси мне
фарфоровое блюдо, про которое я тебе говорил, - я наполню его
кам нями, и ты увидишь, как это будет красиво и как их блеск
ошеломит разум".
И мать Ала ад-Дина пошла и принесла блюдо, чтобы проверить,
правду ли говорит ее сын об этих камнях, и Ала ад-Дин взял
блюдо, и отобрал самые большие, красивые камни, и клал их на
блюдо, пока не наполнил его доверху. И мать его взглянула на
блюдо, полное камней, и зажмурила глаза от сильного блеска,
который от них распространялся. Она дивилась их красоте и
сиянию и всматривалась в них, но все же не была уверена,
такова ли их стоимость, как говорит ее сын, или нет.
И Ала ад-Дин сказал ей: "О матушка, видишь, какой это
красивый и роскошный подарок! Клянусь Аллахом, никакой царь не
может добыть ни одного такого камня. Я уверен, что ты
удостоишься у султана великого почета, и когда он увидит такой
подарок, то примет тебя с полным уважением. Возьми же на себя
этот труд - забери блюдо и пойди во дворец". - "О сынок, -
ответила ему мать, - этот подарок и вправду дорогой и ценный,
и подобного ему, как ты говоришь, ни у кого нет, но все же как
я мелюсь попросить для тебя у султана его дочь? Знай, о сынок,
что когда он меня спросит: "Что тебе надо?" - у меня, клянусь
Аллахом, отнимется язык. Но допустим, я укреплю свое сердце,
наберусь смелости и скажу ему: "О владыка султан, я хочу с
тобой породниться и желаю, чтобы ты отдал свою дочь за моего
сына Ала ад-Дина". Ведь он тогда убедится, что я сумасшедшая,
и меня выведут с позором и в унижении. Я не скажу тебе еще
раз, что в этом смерть для меня и для тебя, но, чтобы тебе
угодить, укреплю свое сердце и пойду. И предположим, мой сын,
что султан примет меня из-за подарка с полным уважением, и я
осведомлю его о твоем желании, и он спросит меня, кто ты такой
и каковы твои владения и доходы. Что я ему тогда скажу? А ведь
он обязательно задаст такие вопросы, когда я попрошу для тебя
его дочь". - "О матушка, - ответил на это Ала ад-Дин, - не
сможет он ни о чем тебя спросить. Когда он увидит эти камни,
то сразу поймет, кто я такой. А если он тебя спросит, обещай
дать ему ответ попозже, а я уж сумею ему ответить. Не считай
же это дело слишком трудным - ты и так проткнула мне желчный
пузырь! Ты только и говоришь мне: "Предположим, сын мой",
"Допустим, дитя мое!" - а ты ведь знаешь, матушка, что у меня
есть светильник и что благодаря светильнику султан даст тебе
хороший ответ. Будь же спокойна!" - "Слушаю и повинуюсь, дитя
мое! - ответила его мать. - Но сегодня время уже прошло, а
завтра, если захочет Аллах, я утром пойду, чтобы угодить
тебе".
И она всю ночь раздумывала об этом деле, а когда наступило
утро, набралась смелости - особенно потому, что сын ей
напомнил о светильнике, который сделает все, что он потребует.
Что же касается Ала ад-Дина, то, увидав, как осмелела его
мать, когда он напомнил ей о светильнике, он испугался, что
она расскажет о нем кому-нибудь, и сказал: "О матушка,
берегись рассказать кому-нибудь про этот светильник, ибо в нем
наше благоденствие. Смотри не говори о нем никому - тогда мы
его лишимся и лишимся благополучия, в котором мы живем, ибо
оно исходит от светильника". - "Не бойся, сынок", - сказала
ему мать, и потом она поднялась, закуталась в покрывало, взяла
блюдо и пошла во дворец заблаговременно, чтобы прийти в диван
султана раньше того, как там начнется давка. А блюдо она
завернула в тонкую материю.
И она шла до тех пор, пока не достигла дворца, а как раз в
эту пору к султану входил везирь с некоторыми вельможами
государства. И через малое время диван наполнился везирями,
могущественными вельможами царства, эмирами, знатными и
великими людьми, а потом явился султан, и люди выстроились
перед ним рядами. И султан сел на свой престол, а все люди,
находившиеся в диване, стояли, скрестив на груди руки, с
полным почтением и уважением, ожидая приказания садиться. И
султан велел им сесть, и каждый сел на свое место, и началось
представление жалоб, и султан вершил суд, приказывал, запрещал
и наставлял, творя справедливость и решая всякое дело так, как
сле довало, пока диван не окончился, и тогда султан удалился к
себе во дворец, и всяк живой человек ушел своей дорогой.
А мать Ала ад-Дина, придя, дожидалась случая подойти к
султану и с ним поговорить, но так и не подошла, ибо она не
привыкла встречаться с царями и не нашла человека, который бы
поговорил за нее и позвал ее к султану. И увидев, что диван
разошелся и султан встал и ушел в гарем, она пустилась в
обратный путь и вернулась домой. Она вошла к своему сыну Ала
ад-Дину с блюдом в руках, и Ала ад-Дин, увидев ее, испугался,
что с ней что-нибудь случилось. Он спросил ее, что произошло,
и мать рассказала ему обо всем и сказала: "О дитя мое, слава
Аллаху, я сегодня видела диван султана и узнала, каков он, и у
меня появилась смелость. Но диван разошелся, и султан ушел в
гарем, и я не успела с ним поговорить. Еще многим людям, как и
мне, надо было поговорить с ним, и они тоже не успели. Но
завтра я пойду и поговорю; будь же спокоен - завтра я
обязательно исполню твое желание и сделаю все так, как ты
хочешь".
Услышав слова матери, Ала ад-Дин страшно обрадовался, хотя
и вообразил, что мать сделает для него это дело в тот же день,
так как из-за своей сильной любви и страсти к госпоже Бадр
аль-Будур он ожидал исполнения его каждую минуту. Но все же
набрался терпения, и они проспали эту ночь, а утром его мать
под нялась, взяла блюдо и отправилась во дворец, чтобы
встретиться с султаном и поговорить с ним, но оказалось, что
диван будет только через три дня, так как диван собирался
каждую неделю два раза. И она вернулась домой, и ходила в
диван, и возвращалась, пока не сходила к султану шесть раз, и
каждый раз она останавливалась у дверей в диван, не
осмеливаясь войти, и стояла, пока диван не окончится и султан
не уйдет во дворец. И всякий раз, как она становилась у
дверей, султан ее видел.
И вот когда наступил седьмой день, она понесла свое блюдо
и, как обычно, пошла и стояла у дверей, пока диван не
разошелся и не окончился. И султан поднялся вместе с везирем,
чтобы отправиться во дворец, и обернулся, и увидел ее, и
сказал: "О везирь, вот уже пять или шесть дней я вижу старую
женщину, которая приходит к дверям дивана и стоит там, и я
вижу, что она несет что-то под покрывалом. Знаешь ли ты, кто
эта женщина и чего она хочет?" - "О владыка султан, - сказал
везирь, - ты же знаешь, что у женщин мало ума. Может быть, она
пришла с жалобой на мужа или еще с чем-нибудь вроде этого". Но
султан не удовольствовался таким ответом и сказал везирю:
"Когда эта женщина придет еще раз, приведи ее ко мне в диван".
И везирь ответил: "Слушаю и повинуюсь, царь времени".
А мать Ала ад-Дина взяла в привычку ходить ко дворцу
султана. Проспав ночь, она поднялась под утро, забрала свое
блюдо, и пошла во дворец, и, как обычно, встала у дверей
дивана, и, когда султан увидел ее, он ее вспомнил, и обратился
к везирю, и сказал: "О везирь, вот та женщина, про которую я
тебе вчера говорил. Приведи ко мне эту бедную, несчастную, и
мы посмотрим, какова ее просьба". И везирь пошел и послал за
ней одного из присутствующих эмиров, и тот привел мать Ала
ад-Дина к султану, и она, подойдя к нему, отвесила поклон и
пожелала ему величия и долгой жизни, поцеловав сначала перед
ним землю. И султан обратился к ней и сказал: "О женщина, вот
уже сколько дней ты, я вижу, приходишь в диван и становишься у
дверей. Если есть у тебя нужда или просьба, скажи, какова она,
и я ее исполню". И мать Ала ад-Дина поцеловала землю, и
пожелала султану блага, и поблагодарила его, и молвила: "О
царь времени, да, есть у меня нужда, но я хочу от твоего
величества, чтобы ты даровал мне пощаду, и тогда я изложу тебе
свою просьбу. Быть может, услышав мою просьбу, ты сочтешь ее
удивительной".
Когда царь услышал эти слова, ему еще больше захотелось
узнать, в чем ее просьба. По своей большой доброте он обещал
ей пощаду, и велел всем сидящим выйти, и остался в диване один
о своим везирем, и обратился к матери Ала ад-Дина, и сказал:
"О паломница, расскажи мне, в чем твоя просьба и каково твое
желание, и будет тебе пощада". И мать Ала ад-Дина молвила: "О
царь времени, прощенье твое - прежде всего!" И царь на это
ответил: "Прости тебя Аллах!" И тогда она сказала: "О царь
времени, у меня есть сын по имени Ала ад-Дин. Когда твоя дочь,
госпожа Бадр аль-Будур, спустилась в город и отправилась в
баню, мой сын спрятался за дверями бани, чтобы на нее
взглянуть, и увидел, что красота ее выше всего, чего можно
желать и хотеть. И когда он ее увидел, о царь времени, жизнь
без нее перестала быть ему приятной, и он потребовал от меня,
чтобы я попросила твое величество выдать ее за него замуж. Он,
бедный, попал в сети любви, и я не могла выкинуть у него из
головы это дело, и он даже сказал мне: "Если я ее не добуду,
то умру". И вот я надеюсь, о царь времени, что ты извинишь мне
мою дерзость".
И когда царь услыхал ее слова - а он был человек кроткий, -
то засмеялся и спросил: "А кто он такой, твой сын, и что это у
тебя за узел?" И мать Ала ад-Дина, увидев, что султан на нее
не сердится и даже смеется, тотчас же развязала платок и
поставила перед султаном блюдо с камнями, и весь диван засиял
и засверкал в их лучах. И султан растерялся и остолбенел,
восхищаясь красотой и величиной камней, и говорил про себя:
"Не думаю, чтобы в моих сокровищницах или в сокровищницах
других царей нашелся хоть один такой камень". Потом он
обратился к везирю и спросил: "Что скажешь, о везирь? Видел ли
ты в своей жизни хоть один такой камень?" - "Никогда не видел,
о царь времени, и не думаю, чтобы в казне нашего владыки
султана нашелся им подобный", - ответил везирь. И султан
молвил: "Разве не достоин тот, кто поднес мне такой подарок,
быть женихом моей дочери, госпожи Бадр аль-Будур? Я думаю,
никто ее не достоин, кроме него".
И когда везирь услышал слова султана, язык его закостенел
от сильного горя, так как султан обещал выдать свою дочь замуж
за его сына, и, помолчав немного, он сказал: "О царь времени,
будь ко мне милостив! Твое величество обещал мне, что твоя
дочь, госпожа Бадр аль-Будур, через три месяца станет женой
моего сына. Я обещаю тебе: если захочет Аллах, подарок моего
сына будет больше этого подарка".
И хотя султан полагал, что это вещь невозможная и что
везирь не добудет подобного этому подарка, он дал ему три
месяца сроку, как тот просил, и затем обратился к матери Ала
ад-Дина и сказал ей: "О женщина, пойди к твоему сыну и скажи
ему, что я даю слово и моя дочь, госпожа Бадр аль-Будур, будет
его женой. Но чтобы устроить ее дела и обстоятельства,
понадобится три месяца сроку, так что ему придется подождать".
И мать Ала ад-Дина поцеловала султану руку, и пожелала ему
блага, и вернулась домой, охваченная великой радостью, и когда
она пришла и вошла к своему сыну, тот увидел, что лицо ее
улыбается, и счел это за добрый знак, особенно когда увидал,
что она, против обыкновения, воротилась без блюда. "О матушка,
если хочет того Аллах, ты несешь добрую весть и добилась
благодаря самоцветам благоволения султана?" - воскликнул он, и
мать рассказала ему, как султан встретил ее с лаской и при
виде драгоценных камней потерял разум и как он ей обещал, что
его дочь станет женой Ала ад-Дина. "Но только, дитя мое, -
продолжала она, - прежде чем он мне обещал, везирь тайком
сказал ему что-то, и после того как везирь с ним поговорил, он
обещал мне все сделать через три месяца. И я боюсь, о дитя
мое, как бы везирь не оказался воплощением зла и не изменил
мнение султана". И когда Ала ад-Дин услыхал об обещании
султана, он обрадовался великой радостью и воскликнул: "Раз
султан обещал мне свою дочь через три месяца, мне нет дела,
будет ли везирь воплощением зла или воплощением добра! - И
поблагодарил мать за ее труды и милости и воскликнул: -
Клянусь Аллахом, матушка, ты сегодня вынула меня из могилы!
Хвала Аллаху! Я уверен, что нет теперь в мире никого
счастливее меня!"
И Ала ад-Дин протерпел два месяца времени, и однажды его
мать вышла на закате солнца, чтобы купить масла, и увидела,
что рынок заперт, и весь город украшен, и люди убирают свои
лавки цветами и освещают их свечами и светильниками, и увидела
она, что воины и вельможи едут верхом на конях и перед ними
пылают факелы и свечи. И мать Ала ад-Дина удивилась, и вошла в
лавку масленника, которая оказалась открытой, и купила у него
масла, и потом она спросила хозяина: "Заклинаю тебя жизнью,
что случилось в городе? Почему он сегодня так украшен и рынок
торговцев заперт?" - "О женщина, - сказал масленник, - ты,
очевидно, чужая в этом городе". - "Нет, - отвечала мать Ала
ад-Дина, - но я не знаю, по какой причине его так украсили". -
"Сегодня вечером, - сказал масленник, - сын везиря войдет к
дочери султана, госпоже Бадр аль-Будур. Сейчас он в бане, и
все эти воины и вельможи ждут, когда он выйдет, чтобы пойти
впереди него и привести его во дворец султана". И когда мать
Ала ад-Дина услыхала его слова, она огорчилась и растерялась,
не зная, как ей сказать своему сыну об этом недобром деле, -
ведь Ала ад-Дин ожидал окончания этих трех месяцев, отсчитывая
каждую минуту.
И она вернулась домой, и вошла к своему сыну, и сказала
ему: "О сынок, я хочу сообщить тебе недобрую весть, но только
ты не огорчайся". - "Говори, что это за весть", - воскликнул
Ала ад-Дин, и она сказала: "Султан нарушил обещание
относительно своей дочери, госпожи Бадр аль-Будур, и выдал ее
замуж за сына везиря, и сегодня вечером он войдет к ней. О
дитя мое, чуяло мое сердце, когда я говорила с султаном, что
этот везирь - воплощение зла и что он обязательно изменит
решение султана". - "А ты проверила, верная эта весть или
нет?" - спросил Ала ад-Дин. И его мать молвила: "О дитя мое, я
увидела, что город украшен и что все воины и эмиры сидят на
конях и ожидают, когда сын везиря выйдет из бани. Масленник
рассказал мне об этом, и он удивился, когда я его спросила, и
сказал: "О старуха, ты, видно, чужая в этом городе".
Когда Ала ад-Дин услыхал такие слова и убедился, что
известие верно, он сильно огорчился и его даже охватила
лихорадка, но потом он подумал и обратился к своему рассудку:
"Как быть?" - и вспомнил про светильник, и сказал своей
матери: "Клянусь своей жизнью, о матушка, сын везиря никогда
не порадуется с нею! Но поставь столик и накрой его, чтобы нам
поужинать, а после того я пойду в свою комнату и сосну, и утро
непременно принесет радость".
И мать его поставила столик, и они поужинали, а потом Ала
ад-Дин пошел в свою комнату, взял светильник и потер его, и
раб тотчас же появился перед ним и сказал: "К твоим услугам!
Твой раб перед тобой, требуй чего хочешь!" - "Слушай, - сказал
ему Ала ад-Дин, - я попросил султана разрешения жениться на
его дочери, и он обещал отдать за меня через три месяца, но не
сдержал обещания и отдал ее за сына везиря, и сегодня вечером
тот войдет к ней. Вот чего я желаю от тебя: когда ты увидишь,
что молодые, муж и жена, легли вместе, возьми обоих и принеси
ко мне". - "Слушаю и повинуюсь!" - ответил раб и скрылся.
А Ала ад-Дин вертелся на постели, думая о вероломстве
султана; и когда наступило время спать, раб вдруг появился и
принес постель, на которой лежали новобрачные, и, увидев это,
Ала ад-Дин обрадовался и сказал рабу: "Отнеси этого поганца в
нужник и положи его там". И раб тотчас же унес сына везиря, и
положил его в нужник, и так дунул на него, что тот весь иссох,
а раб вернулся к Ала ад-Дину и спросил его: "О владыка, нужно
ли тебе еще что-нибудь?" - "Возвратись ко мне завтра утром,
чтобы отнести их на место", - сказал Ала ад-Дин, и раб ему
ответил: "Слушаю и повинуюсь!" - и тут же скрылся.
А Ала ад-Дин, увидев, что госпожа Бадр аль-Будур находится
сейчас перед ним, сказал ей: "О моя возлюбленная, я велел
принести тебя сюда не для того, чтобы унизить твою честь, но
чтобы не позволить другому насладиться тобой!"
А что касается госпожи Бадр аль-Будур, то, увидев себя в
этой темной комнате, она испугалась и задрожала. И потом Ала
ад-Дин положил между собой и царевной меч и проспал ночь с ней
рядом, не обманув ее, что же касается сына везиря, то он
провел в нужнике самую черную ночь в своей жизни. А когда
взошел день, раб явился с раннего утра, не дожидаясь, чтобы
Ала ад-Дин потер светильник, и унес сына везиря с дочерью
султана, и положил их на место, так что никто этого не видел,
но те умирали от страха, чувствуя, что их переносят с места на
место.
И не успел этот раб из джиннов положить их во дворце, как
султан явился проведать свою дочь, госпожу Бадр аль-Будур; и
едва сын везиря услышал, что султан входит, он быстро поднялся
с постели, очень недовольный, так как ему хотелось немного
согреть свои кости, - он ведь провел всю ночь в нужнике,
трясясь от холода и страха. И он тотчас же встал и надел свою
одежду, а султан вошел и приблизился к своей дочери, госпоже
Бадр аль-Будур. Он поцеловал ее между глаз, и пожелал ей
доброго утра, и спросил ее насчет ее мужа - довольна она им
или нет, но царевна не дала ему ответа, и он увидел, что лицо
у нее сердитое. И султан несколько раз разговаривал с дочерью,
но та не отвечала ему, и тогда он вышел, и пошел к царице,
своей жене, и рассказал ей обо всем, что случилось с его
дочерью, и царица, услышав это, сказала: "О царь времени,
таков уж обычай новобрачных! В день после свадьбы они всегда
стесняются и дуются на своих родителей. Не взыщи же с нее -
через несколько дней она опомнится и начнет раэговаривать с
людьми. А я сейчас пойду посмотрю, что с ней такое".
И тут султанша встала, надела свою одежду и пошла к дочери.
Она подошла к царевне, поцеловала ее и пожелала ей доброго
утра, но царевна не дала ей ответа, и султанша подумала, что с
ее дочерью, наверно, случилось какое-нибудь диковинное
событие, которое ее встревожило. "Доченька, - сказала она, -
почему ты такая и что с тобой делается? С тобой, наверно,
случилось что-нибудь, что тебя встревожило. Я пришла к тебе,
чтобы на тебя поглядеть и пожелать тебе доброго утра, а ты не
дала мне ответа, и так же, дочь моя, ты поступила с твоим
отцом". И тут госпожа Бадр аль-Будур подняла голову и сказала:
"О матушка, не взыщи! Да, мне, правда, следовало встретить
тебя с почетом и уважением, но я надеюсь, что ты меня
извинишь, и простишь, и выслушаешь, какова причина, побудившая
меня так вести себя. Эта причина - темная ночь, которую только
что провела. Не успел мой муж лечь ко мне в постель, как
какое-то существо - я не знаю ни вида его, ни образа - подняло
нас вместе с постелью и поставило ее в одном темном, грязном и
скверном месте..." И госпожа Будур рассказала своей матери обо
всем, что она увидела в эту ночь: как ее мужа унесли у нее и
она осталась одна, а потом пришел другой юноша, и положил
между ними меч, и лег нею рядом, а утром тот, кто нес их,
воротил их на место, И когда мы оказались здесь, - продолжала
царевна, - он ос тавил нас, и спустя немного вошел мой отец, и
от того, что со мной произошло, я ему не ответила, когда он
заговорил. Может быть, ему стало из-за меня тяжело, но если бы
он знал, что со мной случилось сегодня ночью, он бы, наверно,
меня простил и не взыскивал бы с меня". - "О дочка, - сказала
ее мать, - берегись, не говори таких слов, чтобы не подумали,
что ты сошла с ума и потеряла рассудок. Слава Аллаху, что ты
не рассказала об этом твоему отцу! Ни за что не говори ему
таких слов". - "О матушка, - молвила госпожа Будур, - я не
сошла с ума и не лишилась рассудка! Если ты не веришь моим
словам, то спроси моего мужа". "Вставай и выбрось из головы
эти пустые бредни, - сказала султанша. - Надень платье и
посмотри, как радуются во всем городе твоей свадьбе, и
послушай, как играют ради тебя музыкальные инструменты и
барабаны".
Потом султанша позвала служанку, и та нарядила госпожу
Будур и привела ее в порядок, а султанша вышла к султану и
сказала ему, что госпоже Будур привиделся этой ночью дурной
сон, который ее встревожил. Она попросила у султана прощения
за свою дочь, а потом послала за сыном везиря и спросила,
правду ли говорит ее дочь или нет. А сын везиря, от страха,
что лишится своей жены, принялся все отрицать и сказал: "Я
ничего об этом не знаю". И царица убедилась, что ее дочери
приснились сны и видения.
И в городе весь день продолжались торжества, до самого
вечера, а когда пришло время спать, Ала ад-Дин взял светильник
и потер его, и раб вдруг явился и сказал: "К твоим услугам.
Твой раб перед тобой, требуй чего хочешь!"
И Ада ад-Дин велел ему принести царевну с мужем и сделать
так, как в прошлую ночь, раньше чем сын везиря возьмет ее
девственность, и раб в мгновение ока исчез и ненадолго
скрылся. И потом он вернулся, неся постель и на ней
новобрачных, жену и мужа, и отнес сына везиря в домик
отдохновения, а Ала ад-Дин положил между собой и госпожой
Будур меч и лег с ней рядом, и под утро раб из джиннов
вернулся и отнес их обратно на их место.
Что же касается султана, то утром встал, надел свою одежду
и пошел посмотреть на дочь. Он вошел в ее дворец, и когда сын
везиря услышал, что султан входит, он быстро оделся и вышел, и
ребра стучали у него от холода. Султан подошел к своей дочери,
пожелал ей доброго утра и спросил, как она поживает, и увидел
он, что царевна хмурится так же, как и вчерашний день. И когда
султан увидел, что дочь не отвечает ему, он рассердился и
понял, что с ней, несомненно, что-то произошло, и обнажил меч,
и закричал: "Или ты мне расскажешь, что с тобой делается, или
я убью тебя!" Увидев, что отец сердится, госпожа Будур
испугалась и сказала: "Будь со мной кроток, о отец! Когда я
тебе рас скажу, что со мной было, ты меня простишь!" И она
рассказала султану обо всем, что с ней случилось, и сказала:
"А если ты мне не веришь, спроси моего мужа, он тебе обо всем
расскажет. Я не знаю, куда его уносили, и я его не
спрашивала". Услышав эти слова, отец царевны сказал ей: "О
дочка, почему ты не рассказала этого мне вчера? Я бы заставил
тебя выкинуть из головы этот страх и эту печаль. Вставай,
веселись и развлекайся - сегодня вечером я приставлю к тебе
стражей, чтобы они тебя охраняли".
И потом царь поднялся, и ушел к себе во дворец, и послал за
везирем, и спросил его: "Рассказывал ли тебе твой сын
что-нибудь, о везирь?" И везирь ответил: "О царь времени, я не
видел моего сына ни вчера, ни сегодня. А что?" И султан
сообщил ему обо всем, что рассказывала ему дочь, и сказал: "Я
хочу, чтобы ты расспросил своего сына и мы бы выяснили это
дело. Возможно, что моей дочери привиделся сон". И везирь
вышел, позвал своего сына и спросил его об этом, и тот сказал:
"Отец, слова госпожи Будур - истина. Мы многое испытали в эти
две ночи, и они были для нас хуже всех ночей. Со мной
случилось больше бед, чем с моей женой, так как моя жена спала
в своей постели, а что до меня, то меня уложили спать в
нужнике - в тесном, темном месте, где скверно пахло, и ребра у
меня стучали от холода. О отец, я хочу, чтобы ты пого ворил с
султаном и он освободил бы меня от этого брака: у меня не
осталось сил перенести еще такую ночь, как прошедшие".
Услышав эти слова, везирь огорчился, так ему хотелось
возвысить и возвеличить сына женитьбой на дочери султана, и он
не знал, как поступить. Ему тяжело было расторгнуть брак, ведь
он молил всех святых, чтобы добиться этого брака, и он сказал
сыну: "Потерпи, сынок! Сегодня ночью мы приставим к вам
стражей!" Потом он возвратился к султану и рассказал, что
говорил ему сын, и добавил: "Если хочешь, о царь времени, мы
сегодня ночью приставим к ним стражей". Но султан возразил: "А
зачем? Не нужен мне этот брак!" И он тотчас же приказал
кричать в городе о прекращении празднеств, и подданные его
очень удивились, особенно когда увидели, что везирь и его сын
выходят из дворца, и узнали, что их оттуда выгнали и брак
расторгнут, и никто не знал - почему. И султан бросил думать
об этом деле.
И затем истекли три месяца, после которых он обещал матери
Ала ад-Дина отдать свою дочь за ее сына, - а Ала ад-Дин
отсчитывал каждый час, и когда прошли эти месяцы, он послал
свою мать к султану, чтобы потребовать исполнения обещания, а
султан совсем забыл, что он обещал ей. И мать Ала ад-Дина
поднялась, и пошла во дворец, и встала у дверей дивана; и
когда диван наполнился и явился султан, он посмотрел и увидел
мать Ала ад-Дина, которая стояла у дверей. И он вспомнил о
том, что обещал ей, и сказал везирю: "О везирь, вон стоит та
женщина, что поднесла мне драгоценные камни. Приведи ее ко
мне". И везирь пошел, и привел мать Ала ад-Дина, и поставил ее
перед султаном, и старушка поцеловала землю, и помолилась за
султана и сказала ему: "О царь времени, кончились три месяца,
после которых ты обещал выдать свою дочь, госпожу Будур, за
моего сына Ала ад-Дина". И султан растерялся, не зная, что ей
ответить, так как он видел, что эта женщина бедная. И он
обратился к везирю и спросил его: "Каково твое мнение, о
везирь? Я... Да, я, конечно, обещал, но я вижу, что она
женщина бедная и они не из знатных людей. Как же следует,
по-твоему, поступить?" А везиря охватила зависть, и он
вспомнил, что произошло с его сыном, брак которого был
расторгнут, и сказал: "О царь времени, как ты выдашь свою дочь
замуж за бедного человека - чужеземца, которого ты не знаешь?"
- "А что же придумать, что бы отвадить его от нас? Я ведь
обещал", - сказал царь. И везирь молвил: "О владыка султан,
избавиться от них просто: пошли к нему и потребуй сорок
золотых блюд, наполненных таким же ценными камнями, как те,
что он прислал, и еще сорок рабов и невольниц, которые
принесут эти блюда". - "Вот оно, правильное мнение! -
воскликнул султан, и обратился к матери Ала ад-Дина, и сказал
ей: - Скажи твоему сыну, что я стою на том, что я обещал, но
хочу от него в приданое за дочь сорок блюд, полных таких же
камней, как те, что ты принесла мне раньше, и сорок рабов и
сорок невольниц, которые принесут эти блюда. Когда он мне их
пришлет, я выдам за него дочь".
И мать Ала ад-Дина вышла, покачивая головой и бормоча про
себя: "Откуда достанет мой горемычный сын то, чего требует
султан? Допустим: он пойдет в сокровищницу и принесет блюда и
драгоценные камни, но откуда ему взять рабов и рабынь?" И она
шла до тех пор, пока не пришла домой, и вошла к своему сыну
Ала ад-Дину, и рассказала ему все, и сказала: "О дитя мое, не
думай больше о госпоже Будур и выкинь ее из головы. Это все,
сынок, из-за везиря". Но Ала ад-Дин засмеялся и сказал: "Пойди
и принеси нам чего-нибудь пообедать, а потом Аллах облегчит
для нас это дело, и я доставлю султану то, что он требует. Не
думай, что мне трудно что-либо сделать из уважения к глазам
моей возлюбленной, госпожи Бадр аль-Будур".
И мать его поднялась и вышла на рынок, чтобы купить то, что
ей было нужно, а Ала ад-Дин пошел к себе в комнату и потер
светильник, и раб-джинн предстал перед ним и сказал: "Требуй,
о владыка!" - "Я хочу от тебя, - сказал Ала ад-Дин, - чтобы ты
принес мне сорок золотых блюд, наполненных лучшими драгоцен
ными камнями, находящимися в сокровищнице, и еще приведи сорок
рабов и сорок рабынь, одетых в роскошнейшие платья, и пусть
это будут красивейшие рабыни, какие только есть".
И раб исчез на минутку и принес требуемое, и оставил все
это у Ала ад-Дина, и скрылся; и вдруг мать Ала ад-Дина
вернулась с рынка и вошла в дом. И она увидела рабов и рабынь
и золотые блюда и камни, и остолбенела, и воскликнула: "Аллах
да оставит нам навек твой светильник!" А Ала ад-Дин молвил: "О
матушка, не снимай покрывала! Пойди застань султана, пока он
не ушел в гарем, и отнеси ему то, что он потребовал".
И мать Ала ад-Дина поднялась и пошла вместе с рабами и
невольницами, и каждая из невольниц несла одно блюдо.
Достигнув дворца, она вошла с ними к султану, отвесила ему
поклон и пожелала величия и долгой жизни, и рабыни поставили
перед ним блюда, и когда султан увидел это, он удивился и
остолбенел - в особенности от красоты и прелести невольниц.
Сияние драгоценных камней отняло у него зрение, и он стоял
ошеломленный, вытаращив глаза, словно немой. Потом он приказал
отвести рабынь с блюдами во дворец своей дочери, госпожи Бадр
аль-Будур, а сам обратился к везирю и спросил его: "Ну,
везирь, что ты скажешь о человеке, который оказался способен
на то, что бессильны сделать цари всего мира? Клянусь Аллахом,
этого, пожа луй, даже много за мою дочь!" И везирь, хотя его,
как мы говорили раньше, убивала зависть, мог только
пролепетать: "О владыка султан, сокровищ всего мира мало за
твою дочь, а ты счел это приношение слишком большим и
значительным!" И султан из этих слов понял, что везирь охвачен
завистью, и оставил его, и сказал матери Ала ад-Дина: "Передай
твоему сыну, что я принял от него приданое и деньги за мою
дочь и она стала ему женой, а он мне зятем. Скажи ему, пусть
он приедет ко мне, чтобы я с ним познакомился, и ему
достанется от меня только, полное уважение и внимание. И если
он хочет, то я сегодня же вечером введу его к моей дочери".
И мать Ала ад-Дина поцеловала землю и вышла, улетая от
радости при мысли, что она - бедная женщина, а ее сын станет
зятем султана. А султан распустил диван и пошел к своей
дочери, госпоже Будур, и спросил ее: "О дочь моя, как ты
находишь подарок своего нового жениха?" - "Клянусь Аллахом, о
батюшка, эти камни ошеломляют разум", - ответила царевна. И
султан молвил: "Я думаю, дочь моя, что этот твой жених в
тысячу раз лучше сына везиря, и, если пожелает Аллах, ты
насладишься с ним".
Что же касается матери Ала ад-Дина, то она пришла домой, и
пошла к своему сыну Ала ад-Дину, и сказала ему: "Радуйся, Дитя
мое, то, чего ты хотел, исполнилось! Султан принял при даное
за свою дочь и сказал мне, что ваша свадьба и твой переезд к
невесте будет сегодня вечером. И еще он велел сказать: "Пусть
твой сын ко мне придет, чтобы я с ним познакомился". И Ала
ад-Дин обрадовался и поблагодарил мать за ее благодеяния и
труды, а потом он тотчас же вошел в свою комнату и потер
светильник, и в ту же минуту джинн предстал перед ним и
спросил: "Чего ты хочешь, о мой владыка?" - "Отведи меня в
царскую баню и принеси мне перемену платья, которого в жизни
не надевали султаны, и пусть оно будет драгоценное", -
приказал Ала ад-Дин.
И джинн тотчас же понес его и доставил в роскошную баню, и
Ала ад-Дин выкупался и надушился благовониями и ароматами. А
выйдя, он увидел перед собой полную перемену царского платья,
и выпил напитков, и надел это платье, и джинн понес и поставил
его в доме, и, оказавшись дома, Ала ад-Дин сказал: "Я хочу,
чтобы ты доставил ко мне сорок невольников - двадцать пусть
едут впереди меня, Двадцать сзади, - и все они Должны быть в
нарядных одеждах, на конях и с оружием. И пусть будут на них
роскошные Украшения, равных которым не найти, а сбруя каждого
коня должна быть из чистого золота. И еще принеси мне
восемьдесят тысяч динаров и приведи коня, которому равного не
найдется у султанов, и сбруя у моего коня вся Должна быть из
самоцветов и бла городных камней, так как я направляюсь к
султану. И еще я хочу от тебя двенадцать невольниц - самых
красивых, какие только есть, - они пойдут во дворец с моей
матерью, - и на каждой пусть будет дорогая, красивая одежда и
множество драгоценных камней и украшений. И еще принеси моей
матери одежду, подходящую для царских жен". И джинн сказал:
"Слушаю и повинуюсь!" - и на мгновение исчез, и принес все
это. И Ала ад-Дин сказал матери, чтобы она взяла невольниц и
шла во дворец, и Ала ад-Дин сел на коня, выстроил своих
невольников впереди себя и сзади и проехал через весь город с
этой пышной свитой, - да будет же слава одаряющему,
вечносущему! И Ала ад-Дин ехал по городу, смущая своей
красотой полную луну, ибо он и так был красив, а счастье еще
увеличило его красоту. И жители города, увидав его в таком
благородном образе и прекрасном обличий, прославляли творца; а
достигнув дворца и приблизившись к нему, он отдал приказ своим
невольникам, и те принялись бросать людям золото.
Султан между тем сидел в диване вместе со своими везирями и
вельможами своего царства и ожидал прибытия Ала ад-Дина, а у
ворот дворца он поставил несколько эмиров и вельмож, чтобы те
его встретили. И когда Ала ад-Дин подъехал к воротам, он хотел
слезть с коня, но один из знатных эмиров выступил вперед, и
удержал его, и сказал: "О господин, султан приказал, чтобы ты
сошел с коня у дверей дивана*)". И везири с эмирами пошли
впереди Ала ад-Дина и шествовали, пока не пришли к дверям
дивана, и тогда они подошли. взялись за стремя коня и свели
Ала ад-Дина на землю, поддерживая его. И эмиры, и знатные люди
царства шли впереди Ала ад-Дина, пока не приблизились к
султану, и султан тотчас же встал с престола, и обнял Ала
ад-Дина, и посадил его справа от себя, а Ала ад-Дин
приветствовал султана так, как приветствуют царей, и сказал
ему: "О царь времени, твое великодушие побудило тебя оказать
мне столь великую милость и женить меня на твоей дочери, хотя
я ничтожнейший из твоих рабов. Я хотел бы, чтобы твое
величество пожаловало мне кусок земли, на котором я построю
дворец, достойный госпожи Бадр аль-Будур". Увидев, что Ала
ад-Дин наделен такой выдающейся красотой и облачен в дивную
одежду, а его невольники шествуют в столь замечательном строю
и так роскошно одеты, султан удивился и был ошеломлен так же,
как и его эмиры и вельможи царства, а везирь - тот едва не
умер от эависти. А потом султан велел бить в литавры и
барабаны и повел Ала ад-Дина за собой во Дворец. Они поужинали
с Ала ад-Дином, и султан стал с ним Разговаривать, и Ала
ад-Дин отвечал так красноречиво, вежливо и почтительно, что
пленил разум султана.
И затем султан послал за судьей и свидетелями, и они
написали брачную запись и заключили условие, и Ала ад-Дин
встал, чтобы идти домой, но султан схватил его за полу и
сказал: "О дитя мое, бракосочетание окончено и все
завершилось, и сегодня вечером ты войдешь к своей жене. Куда
же ты уходишь?" - "О царь времени, - отвечал Ала ад-Дин, - я
желаю построить для госпожи Будур достойный ее дворец, и я
могу войти к ней только в этом дворце. Если захочет Аллах, он
сейчас же будет окончен". - "О дитя мое, - сказал султан, -
перед моим дворцом большой участок земли, и если он тебе
нравится, построй дворец там". - "Это как раз то, что мне
нужно", - сказал Ала ад-Дин, и потом он попрощался с султаном
и вернулся домой со своими невольниками. Он вошел, взял
светильник, и потер его, и, когда раб светильника явился,
сказал ему: "Я хочу, чтобы ты построил дворец со всей
возможной скоростью, и пусть он будет очень большой, со
всякими коврами и полным устройством, и ковры пусть будут в
нем царские, а устройство - султанское". И раб из джиннов
ответил: "Внимаю и повинуюсь!" А утром он пришел, взял Ала
ад-Дина и показал ему дворец, ковры и прочее убранство, и Ала
ад-Дин обрадовался, и тотчас же вернулся домой, и сел на коня,
и поехал с невольниками и свитой в диван к султану. А султан,
встав утром, открыл окно, и посмотрел, и увидел перед сво им
дворцом другой огромный дворец, ошеломляющий разум, весь из
мрамора и порфира, и Ала ад-Дин потребовал от джинна еще
большой ковер, весь затканный золотом, который тянулся от его
дворца до дворца султана.
И когда султан увидел этот дворец, привлекающий взоры, и
великолепный ковер, тянувшийся до его дворца, он удивился
столь дивному делу, и как раз в это время вошел к нему везирь,
и султан сказал ему: "Подойди-ка сюда и посмотри, о везирь,
что сделал Ала ад-Дин за сегодняшнюю ночь, и тогда ты поймешь,
что он достоин и заслуживает быть мужем моей дочери Бадр
аль-Будур. Взгляни на это строение - какое оно высокое! Можешь
ты построить ему подобное в течение двадцати лет? А он все это
сделал за одну ночь". И везирь посмотрел и подивился этому
делу, и зависть его усилилась. "О царь времени, - сказал он
султану, - все эти проделки - чистое колдовство, ибо люди не
могут сделать ничего такого за одну ночь". - "Клянусь Аллахом,
- сказал султан, - я дивлюсь на тебя! Как это ты думаешь про
людей только дурное? Но это следствие твоей зависти. Вчера
вечером ты был здесь, когда я подарил ему землю, чтобы он
построил на ней великолепный дворец. О сумасшедший, тот, кто
мог принести мне такие драгоценные камни, как те, которые он
мне подарил, способен построить такой дворец за одну ночь".
Везирь онемел и не дал ему ответа, а потом султан вышел в
диван, и сел, и вдруг видит: едет Ала ад-Дин со своей свитой,
и он и его невольники бросают людям золото, и все охвачены
любовью к нему. И когда султан увидел Ала ад-Дина, он
поднялся, встретил его, обнял, и поцеловал, и пошел с ним,
держа его за руку; и когда они вошли в самый большой и
великолепный зал, там поставили столики, и султан сел, и Ала
ад-Дин сел от него справа, вместе с эмирами, везирями и
вельможами царства. И они ели, пили и веселились, и султан
посматривал на мать Ала ад-Дина и диву давался: ведь она
раньше приходила к нему в незавидной одежде, а вот сейчас он
видит ее в роскошнейшем царском платье.
И в городе, и во дворце, и во всем царстве султана началось
великое торжество, и люди приходили смотреть на похищающий
разум дворец Ала ад-Дина и говорили: "Клянемся Аллахом, он
достоин! Да благословит его Аллах!" А когда кончили есть, Ала
ад-Дин встал, попрощался с султаном, сел на коня и отправился
к себе во дворец, чтобы приготовиться к встрече невесты, и,
войдя во дворец, он увидел там рабынь, невольниц и
невольников, которых не счесть, и сказал им, чтобы они были
готовы встретить невесту. Когда же раздался призыв к
предзакатной молитве, султан отдал приказ, и везири, эмиры,
вельможи государства, знатные люди царства, воины и рабы сели
на коней, и сам султан тоже сел на коня и спустился с ним" на
площадь. А Ала ад-Дин ее своими невольниками выехал верхом на
площадь вместе с султаном и начал там играть и показывать свое
рыцарское искусство, и никто не мог устоять против него, а
невеста его смотрела из окна своего дворца, и, когда она его
увидела, он понравился ей, и она полюбила его великой любовью.
Затем, после этого, гулянье окончилось, и султан с Ала
ад-Дином вернулись каждый в свой дворец, а когда наступил
вечер, везири и знатные люди царства пошли и взяли Ала ад-Дина
и во главе огромного шествия повели его в баню, и он
выкупался, и вышел, и сел на коня, и вернулся к себе во дворец
с пышной свитой, и четыре везиря предшествовали ему с
обнаженными мечами, пока они не достигли дворца. А затем,
после этого, они возвратились, взяли госпожу Будур и вышли с
ней, с невольницами и с рабынями, и они шли с факелами,
свечами и светильниками, пока не достигли дворца Ала ад-Дина,
и царевну отвели в ее покои, а мать Ала ад-Дина была возле
нее. И царевну показывали Ала ад-Дину семь раз, каждый раз в
другом облачении, и госпожа Буду смотрела на дворец, в котором
была, и дивилась на золотые светильники, украшенные изумрудами
и яхонтами; а стены во дворце были все из мрамора, яшмы и
других драгоценностей. Потом поставили столик для брачной
трапезы, и все сели и стали есть, пить и веселиться, и перед
ними стояли восемьдесят невольниц, каждая из которых держала в
руках какой-нибудь музыкальный инструмент и играла на нем, и
чаши и кубки ходили вкруговую, и была это такая ночь, которой
не знал в свое время и Зу-ль-Карнейн*). И затем люди ушли,
каждый в свое место, и Ала ад-Дин вошел к своей жене Бадр
аль-Будур и уничтожил ее девственность, и они провели ночь,
наслаждаясь любовью. А когда наступило утро, Ала ад-Дин
поднялся, надел роскошное, великолепное платье, позавтракал и
выпил вина, а потом он встал, сел на коня и поехал, и
невольники его поехали вместе с ним.
И Ала ад-Дин направился во дворец султана, и султан, когда
он прибыл, поднялся на ноги, встретил его, обнял и посадил от
себя по правую руку, и эмиры и вельможи царства подошли и
поздравили его. После этого султан отдал приказ, - и поставили
столики, и все ели, и пили, и веселились, пока не насытились;
а когда столики убрали, Ала ад-Дин обратился к султану и
сказал ему: "О царь времени, не угодно ли тебе пожаловать ко
мне и пообедать с твоей дочерью, госпожой Будур? И возьми с
собой всех своих везирей, эмиров и вельмож царства". - "Ты
достоин этого, сын мой", - отвечал султан. И потом он поднялся
вместе с вельможами царства, и они сели на коней и поехали с
Ала ад-Дином в его дворец. И когда султан вошел во дворец, то
его ум был ошеломлен такой рос кошью и великолепием, и он
обратился к везирю и сказал ему: "О везирь, видел ты в жизни
или слышал на своем веку что-нибудь подобное этому?" - "О царь
времени, - ответил ему везирь, - я не могу поверить, что это
работа людей, сынов Адама. Нет, это дело колдунов и чародеев".
- "Твоя завистливость мне известна, - сказал царь, - и я знаю,
почему ты постоянно наговариваешь на Ала ад-Дина".
Потом Ала ад-Дин повел султана наверх, в покои госпожи
Будур, и султан увидел там комнату с окнами, все решетки
которых были из изумруда, и ум его был ошеломлен. И он
заметил, что одна из решеток не закончена - а Ала ад-Дин
оставил ее незаконченной нарочно, - и, увидав, что в решетке
чего-то не хватает, воскликнул: "Какая жалость! Эта решетка
несовершенна! - И он обратился к везирю и сказал ему: - Ты
знаешь, по какой причине эта решетка не закончена?" - "Не
знаю, о царь времени", - сказал везирь. И Царь молвил: "Это
потому, что Ала ад-Дин торопился построить дворец и не успел
доделать решетку".
А Ала ад-Дин в это время вошел к своей жене, чтобы сообщить
ей о прибытии ее отца, султана, и когда он вернулся, султан
спросил его: "Ала ад-Дин, дитя мое, по какой причине ты не
закончил эту решетку?" - "О царь времени, - отвечал Ала
ад-Дин, - я оставил ее такой, чтобы твое величество оказало
мне почет и велело ее закончить и чтобы у нас осталось
воспоминание о тебе". - "Это дело нетрудное", - сказал царь и
тотчас же велел привести торговцев драгоценными камнями и
ювелиров. Он приказал выжать из казны все, что им понадобится
из драгоценностей и металлов, и повелел им доделать решетку.
А госпожа Бадр аль-Будур вышла из своих покоев, подошла к
отцу, радуясь и смеясь, и поцеловала ему руку, и отец обнял
ее, поцеловал и поздравил. Между тем наступил час обеда, и
перед султаном, госпожой Бадр аль-Будур и Ала ад-Дином
поставили столики, а для главного везиря и прочих эмиров,
везирей, вельмож царства и знатных людей государства накрыли
другие столики. И султан с Ала ад-Дином и госпожой Бадр
аль-Будур сели за столик и стали есть, и пить, и веселиться; и
султан дивился на чудесные яства, великолепные кушанья и
убранства столиков, уставленных столь роскошной посудой. Перед
ним стояли восемьдесят невольниц, каждая из которых держала в
руках какой-либо музыкальный инструмент, и все они играли на
своих инструментах трогательные напевы, от которых утешались
сердца тоскующих. И султан возвеселился и возрадовался, и
стала ему приятна жизнь, и он говорил про себя: "Поистине,
таковы должны быть цари и таков должен быть у них порядок!" И
они ели, пока не насытились, и чаши ходили меж ними вкруговую;
а потом столики с едой убрали и поставили столики со сластями
и плодами в другой большой комнате, и все перешли туда и опять
поели досыта.
А мастера, торговцы драгоценностями и ювелиры начали
работать, чтобы закончить решетку, и султан поднялся, и
посмотрел на их работу, и увидел, что она очень отличается от
первоначальной, так как мастера не могут выполнить подобной
работы. А потом торговцы драгоценностями осведомили султана,
что всех камней, находящихся в его казне, никак не хватит, и
султан приказал открыть другую казну, большую, и взять из нее
все, что им нужно, а если тоже не хватит, тогда пусть возьмут
камни, которые преподнес ему Ала ад-Дин.
И мастера брали эти камни, пока большая казна не опустела,
и они взяли также все камни, которые преподнес Ала ад-Дин, но
их тоже не хватило даже на часть незаконченной решетки. И
султан приказал своим везирям, чтобы каждый, у кого есть
камни, отдал их мастерам, а стоимость чх взял у султана, и
везири приносили камни, которые имели, пока у них не осталось
ничего, но из этого всего не сделали даже и половины работы. И
слух об этом распространился, и Ала ад-Дин пошел посмотреть на
работу мастеров и увидел, что те не закончили даже и половины
недостающей решетки. Тогда он приказал им разобрать то, что
они сделали, и вернуть владельцам камни, которые они взяли у
везирей, а также возвратить то, что они получили из
сокровищниц султана, и рабочие разобрали решетку и вернули
камни их владельцам. И когда султану принесли его камни, тот
удивился этому, и сел на коня, и отправился к Ала ад-Дину, а
Ала ад-Дин до прибытия султана потер светильник, и раб
появился перед ним и воскликнул: "Требуй, о мой владыка!" - "Я
хочу, - сказал Ала ад-Дин, - чтобы ты сейчас же пополнил
недостачу в решетке, которую я велел оставить незаконченной",
- и джинн отвечал: "Слушаю и повинуюсь!" И в мгновение ока все
стало так, как хотел Ала ад-Дин, и раб скрылся, а Ала ад-Дин
пошел и увидел, что решетка закончена.
И когда он ее рассматривал, вдруг вошел султан, и Ала
ад-Дин встретил его с почетом и уважением, и султан спросил
его: "Почему, о сынок, ты позволил ювелирам разобрать то, что
они сделали, и не дал им закончить эту решетку?" - "О царь
времени, - ответил Ала ад-Дин, - я оставил ее незаконченной,
так как увидел, что у мастеров нет больше драгоценных камней.
Они взяли все, что было в твоих сокровищницах и сокровищницах
вельмож твоего царства, и не выполнили даже половины работы, и
тогда я велел им разобрать то, что они сделали, и возвратить
камни их владельцам, а сейчас я своей рукой восполнил
недостаток в решетке. Подойди, о царь времени, и посмотри". И
султан подошел, и посмотрел, и увидел, что решетка закончена с
замечательным искусством, и в ней нет недостатка, и удивился
Ала ад-Дину, и обнял его, и поцеловал, и воскликнул: "Кто
подобен тебе, о дитя мое! Ведь ты сделал нечто такое, чего не
в силах свершить великие цари". И потом султан вошел к своей
дочери, госпоже Будур, и немного посидел у нее, а затем он
ушел и вернулся к себе во дворец.
А Ала ад-Дин каждый день выезжал со своей свитой и
пересекал весь город, осыпая людей золотом, а потом заходил в
султанскую мечеть и совершал там полуденную молитву. И все
подданные полюбили его, и во всех странах распространилась о
нем великая слава, и он выезжал на охоту, и спускался с
всадниками на площадь, и превзошел он людей своего времени в
рыцарском искусстве, а жена его, госпожа Бадр аль-Будур, видя,
что он таков, каждый день любила его больше, чем в предыдущий,
И слово и совет во всем царстве принадлежали Ала ад-Дину, и он
вершил справедливый суд, жаловал и награждал, так что пленил
разум всех людей.
И он постоянно поступал так, и вдруг в один из дней
выступил против султана какой-то царь и пришел с большими
войсками, которым нет числа, чтобы воевать с ним. И султан
снарядил воинов, которые при нем были, и назначил
предводителем их Ала ад-Дина; и Ала ад-Дин шел с войсками,
пока не приблизился к врагам, и тогда он обнажил меч, и
началось сражение, и разгорелась битва, и Ала ад-Дин ринулся
на врагов, и большинство перебил, и многих взял в плен, и
рассеял остальных. Он захватил большую добычу и вернулся с
победой, и ни одно из его знамен не поникло, и вступил в город
с пышной свитой, и украсили из-за этого все города царства. И
султан вышел, и встретил Ала ад-Дина, и обнял его, и привел к
себе во дворец; и началось великое торжество, и люди стали
молиться за Ала ад-Дина, желая ему долгой жизни. И Ала ад-Дин
пребывал в таком положении, и вот то, что было с ним.
Что же касается магрибинца, колдуна, то, возвращаясь в свой
страну, он раздумывал о своем деле и бранил Ала ад-Дина с
великой яростью, говоря про себя: "Раз этот негодяй умер под
землей, а светильник все еще хранится там, я не стану думать о
тяготах, которые испытал, и у меня есть надежда добыть этот
светильник". А достигнув родного города, он захотел погадать
на своем песке и посмотреть, остался ли светильник в
сокровищнице и жив Ала ад-Дин или нет. Он определил его
гороскоп и три раза погадал на песке, и не увидел он, что Ала
ад-Дин умер, и не обнаружил светильника в сокровищнице, и
усилилась тогда его печаль, и увеличилась ярость, и убедился
он, что Ала ад-Дин спасся вместе со светильником и вышел на
поверхность земли. И тогда он еще раз рассыпал песок, и
погадал про Ала ад-Дина, и увидел, что тот получил светильник,
и стал величайшим из людей в своем городе, и женился на дочери
султана. И колдун еще больше огорчился, так что едва не умер,
и сказал про себя: "Я претерпел много трудностей и мучений,
чтобы раздобыть светильник, и не добыл его, а этот поганец,
сын ничтожных, получил его без труда и утомления! Я
обязательно что-нибудь сделаю, чтобы его убить!"
И он тотчас же поднялся, и снарядился, и отправился в
страну Китая, и достиг столицы царства, то есть того города,
где находился Ала ад-Дин. Он поселился на постоялом дворе и
день или два оставался в своем жилище, пока не отдохнул от
усталости, а потом вы л, стал ходить по улицам города,
услышал, что все говорят об Ала ад-Дине, его великодушии и
щедрости, и великолепии его дворца, настоящего чуда света. И
тогда магрибинец обратился к одному из тех, кто так говорил, и
спросил его: "Кто тот человек, котрого вы так восхваляете?" И
спрошенный отвечал: "Ты, видно, из далекой страны, раз ты не
слыхал про Ала ад-Дина и его дворец, это чудо света, - Аллах
да сделает его в нем счастливым!" И магрибинец отвечал ему: "Я
не слышал, и я здесь человек чужой, из далеких стран. Я хочу,
чтобы ты провел меня к его дворцу и посмотрел бы на него".
И тот человек пошел с магрибинцем и привел его ко дворцу, и
магрибинец всмотрелся в него и понял, что все это работа
светильника. Он едва не умер от зависти и сказал про себя:
"Ах, я непременно выкопаю для этого поганца яму и убью его
там! Сын нищего портного, у которого не было даже ужина на
один вечер, добыл все это! Если захочет Аллах, я обязательно
заставлю его мать снова прясть хлопок!" И маг-рибинец вернулся
на постоялый двор, будучи словно на том свете от горя, и,
достигнув своего жилища, погадал на песке, чтобы посмотреть,
где светильник, и он увидел, что светильник во дворце, а не у
Ала ад-Дина, и воскликнул: "Дело-то, выходит, нетрудное! Я
таки лишу этого поганца здоровья!" И он поднялся, и пошел к
меднику, и попросил его сделать несколько новых светильников,
и сказал: "Возьми с меня их цену свитком", - и медник отвечал:
"Слушаю и повинуюсь!" - и тотчас же исполнил его требование. А
магрибинец взял светильники, отдал меднику за них деньги, а
потом он пошел домой, уложил свтильники в корзину и принялся
ходить по площадям города, крича: "Эй, кто меняет старые
светильники на новые!" И всякий, кто слышал его крики,
говорил, что это сумасшедший. И магрибинец кричал эти слова,
пока не оказался под окнами дворца Ала ад Дина, и тогда он
опять издал такой крик, а малыши и уличные мальчишки шли за
ним и кричали: "Сумасшедший, сумасшедший!"
И Аллах предопределил, что госпожа Будур как раз в это
время смотрела из окна, и она услышала крик магрибинца и стала
смеяться над ним вместе со своими невольницами. "Да погубит
его Аллах! - сказала она. - Какая ему от этого прибыль?" А Ала
ад-Дин забыл о светильнике во дворце и не запер его, по
обычаю, в своей комнате, и одна из невольниц увидела его и
сказала госпоже Будур: "О госпожа, во дворце моего господина
есть старый светильник. Если хочешь, давай позовем этого
человека и выменяем наш светильник на новый, чтобы посмотреть,
правду он говорит или нет". - "Пойди приведи его, - сказала
госпожа Будур, - и выменяй у этого сумасшедшего наш светильник
на новый". А госпожа Будур совершенно ничего не знала об этом
светильнике.
И невольница поднялась в покои Ала ад-Дина, принесла
светильник и дала его евнуху, и тот спустился и отдал его
магрибинцу, взял вместо него новый светильник, и потом он
поднялся к госпоже Будур, а та все еще смеялась над глупостью
этого магрибинца.
Что же касается магрибинца, то, увидя светильник и узнав
его, он не поверил своим глазам и, кинув все свои светильники,
понесся прочь, словно туча. Он бе-жал, пока не достиг
уединенного места, - а тут уже наступила ночь, - и вынул
светильник, и потер его, и раб появился перед ним и сказал:
"Требуй чего хочешь!" - "Я хочу от тебя, - сказал магрибинец,
- чтобы ты перенес дворец Ала ад-Дина со всем, что в нем есть,
и со мной вместе и поставил его в городе колдуна".
Вот что было с проклятым магрибинцем.
А султан на другой день, пробудившись от сна, открыл окно,
и выглянул из него, и увидел он перед своим дворцом пустой
участок земли, и не увидал там дворца Ала ад-Дина. Он
удивился, и нашел это странным, и стал протирать себе глаза и
смотреть, но в конце концов убедился, что дворца нет, и не мог
он понять, что случилось, и растерялся, и ум его был
ошеломлен. Он ударил рукой об руку, и стал плакать о своей
дочери, и сейчас же послал за своим везирем, и закричал:
"Говори, где дворец Ала ад-Дина?" Услышав эти слова, вези
остолбенел, а султан воскликнул: "Чего ты дивишься моим
словам! Подойди, посмотри в окно." И везирь поднялся, и
посмотрел в окно, и не увидел ни дворца, ни чего-либо другого,
и он тоже растерялся и опешил и стал перед султаном, словно
немой. "Вот причина моей печали и плача", - молвил султан, а
везирь сказал: "Я говорил тебе раньше, о царь времени, что все
это - проделка колдунов, а ты мне не верил". И ярость султана
усилилась, и он спросил везиря: Где Ала ад-Дин?" И везирь
ответил: "Он на охоте".
И тогда султан приказал одному из эмиров отправиться со
всем своим войском за Ала ад-Дином и привести его, закованного
и связанного. И эмир от правился с войском, и прибыл к Ала
ад-Дину, и сказал ему: "О господин, не взыщи, таков приказ
султана. Я должен взять тебя и привести к нему, закованного и
связанного. Извини же меня, ибо я нахожусь под властью
султана". Когда Ала ад-Дин услышал эти слова, его охватило
удивление. Он не понимал, в чем причина этого, и спросил
эмира: "Не знаешь ли ты, в чем причина?" - и эмир молвил: "О
владыка, я ничего не знаю", - и Ала ад-Дин сошел с коня и
сказал: "Делай так, как тебе велел султан". И Ала ад-Дина
заковали, и связали ему руки, и привели в город, и когда
подданные увидели его в таком положении, они поняли, что
султан хочет отрубить ему голову, и усилилась их печаль.
И они тотчас же поднялись, все как один, надели оружие и
пошли за Ала ад-Дином, чтобы посмотреть, что султан хочет с
ним сделать.
И когда они достигли дворца, султана осведомили об этом, и
султан приказал своему палачу отрубить Ала ад-Дину голову; и
жители города, увидев это, взволновались и заперли ворота
дворца, и некоторые полезли на дворцовые стены, а другие
начали ломать двери и бить окна, чтобы войти туда и убить
султана. И везирь вошел, и осведомил об этом султана, и сказал
ему: "О царь времени, дело твое, видно, идет к концу! Прости
его лучше, чтобы подданные не набросились на нас и не убили
нас из-за Ала ад-Дина". И султан послал ска зать подданным,
чтобы они успокоились и что он простил Ала ад-Дина, и тотчас
же велел палачу убрать от него руку и приказал привести Ала
ад-Дина. И когда Ала ад-Дин явился к султану, он поцеловал
перед ним землю и молвил: "О царь времени, я надеюсь, что ты
окажешь своему рабу милость и сообщишь мне, за какой грех я
заслужил убиение?" - "Обманщик! - воскликнул султан. - Как
будто ты не знаешь, в чем твой грех!" И он обратился к везирю
и сказал ему: "Возьми его, пусть он посмотрит в окно: где его
дворец!" И везирь взял Ала ад-Дина, и тот посмотрел, и не
увидел своего дворца. и увидел лишь обширный пустырь, такой,
как был раньше, прежде чем построили дворец. И он растерялся,
и остолбенел, и не мог понять, что случилось с его дворцом, и
султан спросил его "Ну что? Видел? Где твой дворец? И где моя
дочь, кровь моего сердца и мое единственное дитя?!" - "Клянусь
жизнью твоей головы, о царь времени, - сказал Ала ад-Дин, - я
совсем ничего не знаю". - "Знай, - сказал султан, - что я
простил тебя, чтобы ты пошел и отыскал мою дочь, и если ты ее
ко мне не приведешь, я отрублю тебе голо-ву". - "О царь
времени, - сказал Ала ад-Дин, - дай мне отсрочку на некоторое
время, на сорок дней и, если я не приведу к тебе твоей дочери,
отруби мне голову". - "Я даю тебе то, что ты желаешь, - сказал
султан, - но не думай, что тебе удастся от меня убежать!
Клянусь жизнью моей, я доберусь до тебя, где бы ты ни был. И
Ала ад-Дин вышел от султана, грустный и печальный, а что
касается жителей города, то они обрадовались его спасению.
И Ала ад-Дин ушел, понурив голову от стыда и позора, и он
оставался в городе два дня, не зная что делать и горюя о том,
что с ним случилось, и особенно о госпоже Будур, своей жене. А
потом он вышел из города, потеряв надежду и повторяя про себя:
"Не знаю я, что случилось. Где я найду дворец?" И он шел по
пустыне, не зная куда направиться, и наконец оказался возле
реки. Он хотел было броситься в реку и убить себя, но потом
вернулся к разуму и вручил свое дело Аллаху. И он сел на
берегу реки, и задумался, и от великой печали стал ломать
руки, и, ломая руки, задел за перстень, находившийся у него на
пальце, и вдруг предстал перед ним раб и восликнул: "К твоим
услугам, требуй чего хочешь!" И Ала ад-Дин обрадовался и
сказал: "О раб перстня, я хочу, чтобы ты принес мне мой дворец
и мою госпожу госпожу Бадр аль-Будур", - но раб отвечал: "О
господин, ты потребовал от меня вещи, которой я не могу
сделать, ибо это относится только к рабу светильника". - "Раз
это для тебя невозможно, - сказал Ала ад-Дин, - то возьми меня
и доставь к тому дворцу". - "Слушаю и повинуюсь!" - воскликнул
раб и тотчас же, в мгновение ока, принес Ала ад-Дина к дворцу
во внутреннем Магрибе. А уже наступила ночь. И Ала ад-Дин
обрадовался, увидев свой дворец, и стал думать, как бы снова
достигнуть цели и добыть свою жену Будур. Он положил голову на
землю и заснул, так как уже пять-шесть дней не спал, а когда
наступило светлое утро, он поднялся, подошел к протекавшему
там ручью, вымыл лицо, совершил омовение и сотворил утреннюю
молитву, а потом сел под окнами дворца госпожи Бадр аль-Будур,
и вот то, что с ним было.
Что же касается госпожи Будур, то от сильного горя из-за
разлуки со своим мужем и со своим отцом, султаном, и от
дурного обращения с нею грязного магрибинца она постоянно
плакала и не спала по ночам. А как раз в это время к ней вошла
невольница, желая одеть ее в одежды, и Аллах предопределил,
чтобы эта невольница выглянула из окна и увидела Ала ад-Дина
под окнами дворца. "Госпожа, госпожа! Подойди, погляди, мой
господин под окнами дворца", - воскликнула она. И госпожа
Будур поднялась и открыла окно, и Ала ад-Дин поднял голову и
увидел ее. Она приветствовала Ала ад-Дина, и Ала ад-Дин
приветствовал ее, и оба они улетали от радости, - и потом
царевна сказала: "Встань и войди к нам через потайную дверь,
ибо этого проклятого сейчас здесь нет". И она приказала
невольнице, и та спустилась и открыла Ала ад-Дину дверь, а
госпожа Будур вста ла и вышла ему навстречу, и они обнялись
плача, и Ала ад-Дин молвил: "О моя любимая, я хочу у тебя
кое-что спросить. Я оставил в своей комнате старый медный
светильник. Ты его видела?" И госпожа Будур вздохнула и
молвила: "О любимый, он и был причиной того, что с нами
случилось". И Ала ад-Дин сказал: "Расскажи мне, что
произошло".
И царевна рассказала ему, как она выменяла светильник у
магрибинца на новый светильник, и продолжала: "А на следующий
день мы увидели себя в этом месте, и магрибинец рассказал мне,
что он перенес сюда дворец благодаря силе этого светильника, и
теперь, мой любимый, мы находимся в землях внутреннего
Магриба". - "Расскажи мне про этого проклятого: что он тебе
говорил и чего он хочет", - сказал Ала ад-Дин, и царевна
молвила: "Каждый день он приходит один раз, не больше, и
соблазняет меня, чтобы я с ним спала и взяла его вместо тебя.
Он говорит, что мой отец, султан, отрубил тебе голову, и еще
он сказал, что ты был бедняком, сыном бедняка, и что он,
магрибинец, был причиной твоего богатства. Он проявляет ко мне
полную любовь, а я к нему- полную ненависть". - "А ты не
знаешь, куда он прячет светильник?" - спросил ее Ала ад-Дин. И
она сказала: "Он постоянно носит его с собой и не расстается с
ним. Он вынимал его из-за пазухи и показывал его мне". И
ад-Дин обрадовался и воскликнул: "Я сейчас от тебя уйду, а ты
вели одной из невольниц все время стоять у потайной двери,
чтобы, когда я потребую, она открыла мне дверь. А я придумаю
хитрость против этого проклятого".
И затем Ала ад-Дин вышел и пошел по степи. Он увидел одного
феллаха*) и сказал ему: "О дядюшка, возьми мою одежду и дай
мне твою", - и феллах скинул свою одежду, и Ала ад-Дин взял ее
и надел. Потом он отправился в город, на рынок москательщиков,
и купил на два дирхема банджа и вернулся во дворец, и когда
невольница, стоявшая у потайной двери, увидела его, она
открыла ему. И он вошел к своей жене, госпоже Будур, и сказал
ей: "Я хочу, чтобы ты бросила печаль и проявила к этому
проклятому дружелюбие и приязнь. Скажи ему со смеющимся лицом:
"Приходи сегодня вечером, и мы поужинаем. До каких пор я буду
грустить?" И прояви к нему великую любовь и скажи, что ты
хочешь с ним выпить. Поднеси ему одну чашу эа другой, пока он
не выпьет несколько чаш, и потом положи ему в чашу этот бандж
и напои его, а когда он опрокинется на затылок, покричи меня".
- "Вот оно, правильное решение! - воскликнула госпожа Будур. -
Это мне нетрудно".
Потом Ала ад-Дин поел и насытился и затем встал и вышел, а
госпожа Будур поднялась, позвала служанку, приоделась,
раскрасилась и надушилась благовониями, и вдруг вошел
магрибинец и увидел ее в таком убранстве. Он обрадовался и
развеселился, и грудь у него расширилась, особенно когда
госпожа Будур встретила его с приветливым и смеющимся лицом, а
она взяла его за руку, и посадила с собою рядом, и сказала: "О
мой любимый, если желаешь, приходи и поужинай со мной сегодня
вечером. До каких пор я буду грустить? Хватит! Я потеряла
надежду вновь увидеть Ала ад-Дина и моего отца и хочу, чтобы
ты мне их заменил. У меня ведь никого не осталось, кроме тебя.
Надеюсь, что ты придешь сегодня вечером и мы вместе поужинаем,
но я хочу, чтобы ты принес мне немножко вина, и пусть это
будет вино хорошее, превосходное, из вин твоей родины. У меня
тоже есть вино, но я хочу попробовать вина этой страны". И
когда магрибинец услышал слова госножи Будур и увидел с ее
стороны знаки любви, он обрадовался великой радостью и
вскричал: "Слушаю и повинуюсь, о моя возлюбленная! Я пойду и
куплю все, что ты хочешь!" А госпожа Будур Для того, чтобы еще
больше обмануть его, сказала: "Зачем тебе самому идти? Пошли
кого-нибудь из твоих рабов!" Но магрибинец воскликнул:
"Клянусь твоими глазами, никто не пойдет покупать вино, кроме
меня".
И он пошел и купил превосходного вина, которое свалит с ног
медведя, и вернулся к царевне, и невольницы поставили перед
ними столик и подали ужин. И они стали есть и пить, а
невольницы наполняли их чаши вином, и они пили, и так
продолжалось до тех пор, пока у магрибинца от опьянения не
закружилась голова, и тогда госпожа Будур сказала ему: "О мой
любимый, у нас в стране есть такой обычай: в конце трапезы
любимая наливает возлюбленному чашу вина, и эта чаша бывает
последней". И она тотчас же наполнила чашу, бросила в нее
бандж и подала ему, а магрибинец от великой радости выпил чашу
и не оставил там ни одной капли. И спустя недолгое время он
перевернулся и упал вниз лицом, словно убитый, не владея ни
рукой, ни ногой, и тогда невольница поспешно позвала своего
господина Ала ад-Дина и открыла ему двери. И Ала ад-Дин вошел
и увидел, что магрибинец лежит, точно убитый, и обнажил меч, и
отсек магрибинцу голову, а затем обернулся к госпоже Будур и
сказал ей: "Выйди отсюда со своими невольницами и оставь меня
одного".
И госпожа Будур вышла и невольницы с нею, и они заперли
дверь, и тогда Ала ад-Дин протянул руку и вынул светильник из
кармана магрибинца, и потер его. И раб-джинн появился перед
ним и сказал: "Требуй чего хочешь!" - и Ала ад-Дин молвил: "Я
хочу, чтобы ты поставил этот дворец на место, туда, где он был
- и раб отвечал: "Слушаю и повинуюсь!" И тогда Ала ад-Дин
вышел и обнял свою жену, и поцеловал ее, а она поцеловала его,
а марид в мгновение ока перенес дворец и поставил его на
место. И Ала ад-Дин с женой сели за столик, и ели, и пили, и
веселились, до тех пор, пока не пришло время спать, и тогда
они поднялись, легли в постель и заснули, и оба улетали от
радости, особенно госпожа Будур, так как она была уверена, что
завтрашний день наутро увидит своего отца, султана. Вот что
было с Ала ад-Дином.
Что же касается султана, то он всякий день неизменно плакал
и бил себя по лицу, горюя о своей дочери, так как она была у
него единственная, и каждое утро он выглядывал из окон дворца,
и смотрел, и говорил: "А вдруг!.. Может быть?" - и плакал о
своей дочери. И в тот день утром султан тоже встал, и, как
обычно, выглянул из окна, и увидел перед собой строение. Он
подумал, что его глаза затуманились, и стал их тереть, и все
смотрел, пока не убедился, что это дворец Ала ад-Дина, и тогда
он тотчас же кликнул рабов и сказал им: "Приведите коня!" И он
сел и поехал ко дворцу Ала ад-Дина, и Ала ад-Дин вышел, и
встретил султана, и ввел его к дочери, госпоже Будур, а
госпожа Бадр аль-Будур поднялась и встретила своего отца. И
султан обнял ее и начал плакать, и она тоже плакала, и потом
они сели, и царевна стала рассказывать своему отцу обо всем,
что с ней случилось, и в заключение сказала: "Клянусь твоей
жизнью, отец, душа вернулась ко мне только вчера, когда я
увидела моего мужа и возлюбленного Ала ад-Дина. А до того
из-за проклятого колдуна мной владели печаль и горе, которых
не описать". И она рассказала султану, как выменяла у
магрибинца старый светильник на новый, и добавила: "Я ведь
ничего не знала о достоинствах этого светильника. А на
следующий день, когда он взял его, мы увидели себя в другой
стране, во внутреннем Магрибе, но потом пришел Ала ад-Дин, мой
муж, и придумал хитрость, и убил его. Хвала Аллаху, который
избавил нас от зла этого проклятого! А когда мой муж убил его,
он сказал мне: "Выйди вместе со своими невольницами", - и я
вышла и не знаю, что он сделал, чтобы перенести нас сюда". И
Ала ад-Дин сказал: "О царь времени, я ничего не сделал, а
только сунул руку к магрибинцу в карман, так как госпожа Будур
рассказала мне, что он кладет светильник в карман, и вынул
светильник, и приказал рабу светильника перенести нас и
доставить в эту страну. Встань же, о счастливый царь, и
посмотри на этого проклятого магрибинца, который лежит убитый
в другой комнате". И царь поднялся, и вошел туда, и увидел
проклятого магрибинца, который был убит, и тогда он велел
разрубить его тело и сжечь в огне. А потом султан обнял Ала
ад-Дина, поцеловал его, и поблагодарил за все его труды, и
сказал: "Извини меня, дитя мое, за то, что я с тобой сделал!
Мне простительно, так как это моя единственная дочь". - "О
царь времени, ты не сделал со мной ничего против
справедливости", - ответил Ала ад-Дин; и потом султан велел
начать торжества по случаю находки его дочери, а магрибинца
сожгли и развеяли его прах по воздуху.
И рассказывают, что у того проклятого магрибинца был брат,
тоже проклятый, еще хуже его колдовством и чародейством, и
случилось так, что этот брат стал гадать на песке, и составил
гороскоп, и пожелал узнать, что сталось с его братом. Он
увидел, что брат его умер, и опечалился, и огорчился, и
погадал на песке второй раз, чтобы посмотреть, какова причина
его смерти и в каком городе он умер, и узнал, что брата его
убили в странах Китая, и сожгли его тело, и развеяли прах по
воздуху, и что тот, кто его убил, - это юноша, имя которому
Ала ад-Дин. Он узнал всю его историю, и происшествие со
светильником, и прочее, и когда он увидел все это на своем
песке, он тотчас же встал, и снарядился, и ехал до тех пор,
пока не достиг стран Китая. Он вошел в столицу царства, то
есть в город, где находился Ала ад-Дин, и поселился на
постоялом дворе, и отдохнул два или три дня, а потом стал
придумывать хитрость, чтобы убить Ала ад-Дина.
И он спустился в город, и пришел в одно место, где люди
играли в шахматы, и услышал, то они говорят про одну старуху,
которую зовут Фатима. Это была благочестивая старуха, которая
обитала в пустыне и приходила в город только два раза в
неделю, и люди восхваляли ее и воздавали ей великий почет. И
брат магрибинца обратился к одному из говоривших и спросил
его: "О дядюшка, что это я слышу, вы говорите о чудесах одной
женщины, которую зовут Фатимой? Расскажи мне, где она и где ее
местожительство. Я чужеземец, и я попал в беду и хочу пойти к
ней и попросить, чтобы она за меня помолилась. Быть может,
Аллах великий тогда устранит от меня беду". И тот человек
вывел его за город и показал ему издали жилище Фатимы - а эта
богомольная Фатима жила в пещере, на вершине горы, - и
магрибинец поблагодарил его за его милость, и вернулся к себе
домой, и провел там ночь, а утром спустился в город, и Аллах
предопределил, чтобы это было в тот день, когда Фатима
приходила в город.
И когда магрибинец ходил по городу, он увидел, что люди
собираются толпами, и спросил в чем дело, и ему сказали: "Вот
она там, благочестивая Фатима". И магрибинец следовал за нею
из одного места в другое, пока не наступил вечер, и тогда
Фатима вернулась в свое жилище за городом, и магрибинец шел за
ней издали, пока она не достигла своей пещеры. И он подождал,
пока миновала треть ночи, и, когда Фатима легла спать, пришел
к ней и увидел, что она лежит на спине, на куске циновки. И
тогда он схватил Фатиму за голову, вынул кинжал и закричал на
нее, и Фатима пробудилась и увидела, что магрибинец держит ее
за голову и в руке у него обнаженный кинжал, и чуть не умерла
от горя и страха. "Если ты заговоришь или закричишь, - сказал
магрибинец, - я убью тебя! А теперь встань и сделай то, что я
потребую". И он дал ей великие клятвы, что не убьет ее, если
она его послушается, и Фатима поднялась, и магрибинец сказал
ей: "Дай мне твою одежду и возьми мою". И она отдала ему свои
лохмотья, головную повязку, платок и покрывало, и магрибинец
сказал: "Этого недостаточно, нужно, чтобы ты меня чем-нибудь
помазала и мое лицо стало бы таким, как твое лицо". И Фатима
поднялась и вынула из глубины пещеры кувшин, в котором было
немножко масла, взяла его одну каплю и намазала им лицо
магрибинца, и оно стало такого же цвета, как ее лицо. Потом
она одела магрибинца в свою одежду, повязала ему повязку и
дала ему свой посох, а на шею ему повесила четки и научила
его, что ему делать, когда он будет ходить по улицам города, и
затем она дала ему зеркало и сказала: "Посмотри-ка теперь на
свое лицо! Тебе ни за что не отличить его от моего". И
магрибинец посмотрел на себя в зеркало и увидел, что он ничем
не отличается от Фатимы, и тогда он вытащил кинжал, и убил ее,
и закопал на склоне горы. Он подождал, пока засияло солнце, и
спустился в город, и люди собрались возле него и стали брать у
него благословение, и не сомневались они, что это Фатима, и
народ толпился вокруг него.
А все это происходило под окнами дворца госпожи Бадр
аль-Будур, и она услышала шум толпы и спросила невольниц, что
случилось, и те сказали: "О госпожа, это Фатима благочестивая
спустилась сегодня в город, и люди толпятся вокруг нее, чтобы
получить от нее благословение". И тогда царевна обратилась к
евнуху и сказала ему: "Пойди и, приведи к нам Фатиму, чтобы
нам взять от нее благословение. Я много слыхала об ее чудесах
и желаю ее увидеть". И евнух пошел и привел к ней магрибинца,
одетого в одежду Фатимы, и, когда магрибинец предстал перед
госпожой Будур, он пустил в ход свои обманы, а госпожа Будур
встретила его с полным уважением и сказала: "О госпожа Фатима,
я хочу, чтобы ты побыла у меня. Я получу от тебя
благословение, и ты научишь меня своим достоинствам". А это
было пределом желания магрибинца, и он сказал госпоже Будур:
"О госпожа, я женщина бедная и обитаю в пустыне, и не годится
мне жить во дворцах царей". - "О госпожа моя Фатима, -
ответила госпожа Будур, - не отказывай мне в моей просьбе. Я
отведу тебе комнату, и ты будешь молиться там великому
Аллаху". - "Раз таково твое желание, о госпожа, я не хочу тебе
перечить, - ответил магрибинец, - но я не буду с вами ни есть,
ни пить, а стану есть, пить и молиться Аллаху в моей
комнатке". А этот проклятый сказал такие слова из опасения,
что, если он будет есть с ними, ему придется откинуть ото рта
покрывало и его узнают. "О госпожа моя Фатима, - молвила
госпожа Будур, - мы сделаем так, как ты хочешь. Пойдем,
госпожа Фатима, я покажу тебе мой дворец". И она взяла
магрибинца, и поднялась с ним в свои покои, и показала ему уже
известную комнату с решетками, сплошь украшенными драгоценными
камнями. "Как ты находишь мой дворец, о госпожа Фатима?" -
спросила царевна. И магрибинец ответил: "Клянусь Аллахом, он
красив до предела! Аллах да сделает тебя в нем счастливой! Но
увы, в нем не хватает одной вещи". - "Чего же в нем не
хватает, госпожа Фатима? - спросила госпожа Будур, и
магрибинец молвил: "В нем не хватает большого яйца птицы рухх,
чтобы повесить его посреди комнаты. А рухх, госпожа моя, -
большая птица, которая унесет в когтях целого верблюда, и ее
можно найти только на горе Каф. Мастер, который построил и
возвел дворец, может принести яйцо рухх". И затем они оставили
этот разговор, и госпожа Бадр аль-Будур отвела магрибинцу
комнату, чтобы он молился в ней Аллаху, и проклятый магрибинец
сидел там.
А когда наступил вечер, пришел Ала ад-Дин и вошел к своей
жене госпоже Будур. Он приветствал ее, и поцеловал, и увидел,
что она озабочена и не такова, как обычно, и спросил: "Все ли
хорошо, если хочет того Аллах? Какова причина твоей заботы?" И
госпожа Будур ответила: "Я думала, что мой дворец совершенный,
а оказывается, в нем недостает яйца рухха, которое висело бы в
нем". - "И это все, что тебя огорчает?! - воскликнул Ала
ад-Дин. - О любимая, я принесу тебе яйцо рухха как можно
скорей! Будь же довольна!" И Ала ад-Дин тотчас же поднялся,
вошел в свою комнату, взял светильник и потер его, и джинн
появился перед ним и сказал: "Требуй чего хочешь!" - "Я хочу
от тебя, - сказал Ала ад-Дин, - чтобы ты принес мне яйцо
рухха, и я повешу его посреди покоев моей жены". И когда джинн
услышал эти слова, он разгневался, и закричал на Ала ад-Дина,
и сказал ему: "О неблагодарный, тебе мало того, что я и все
джинны, рабы светильника, служили тебе превыше возможностей, и
ты еще требуешь, чтобы мы привели к тебе нашу госпожу для
твоего развлечения и развлечения твоей жены. Если бы я знал,
что у вас будет такая просьба, я бы дунул на тебя и на твою
жену, и вы бы взлетели и оказались между небом и землей, и
постарался бы вас погубить. Но причина этого не в тебе, а в
этом проклятом брате магрибинца, который находится в твоем
дворце и прикидывается Фатимой-богомолицей. Он ведь убил
Фатиму и оделся в ее одежду, чтобы погубить себя и отомстить
за своего брата".
И раб-джинн произнес эти слова и исчез, и когда Ала ад-Дин
услышал такие речи, он расте рялся, и тотчас же встал, и вошел
к своей жене. Он сделал вид, что у него болит голова, и
госпожа Будур сказала ему: "У нас находится благочестивая
Фатима. Я ее приведу, и она положит руку тебе на голову, и
боль пройдет". И она пошла и привела магрибинца, и тот подошел
и приветствовал Ала ад-Дина, а Ала ад-Дин сказал ему: "Добро
пожаловать", - и молвил: "О госпожа моя Фатима, у меня болит
голова, а твои благословенные качества излечивают больного". И
магрибинец подошел к нему, - а он спрятал под одеждой нож,
которым можно резать булат, - и, приблизившись к Ала ад-Дину,
сделал вид, что хочет положить руку ему на голову, чтобы
прошла боль, а на самом деле он хотел захватить его врасплох,
ударить ножом и убить. А Ала ад-Дин следил за магрибинцем, и
когда магрибинец подошел к нему, он тотчас же вытащил кинжал и
воткнул его в магрибинца, и тот упал убитый. И госпожа Будур
вскрикнула: "Как это ты убил благочестивую Фатиму, творящую
чудеса!" И Ала ад-Дин сказал: "Я убил не Фатиму, а того, кто
убил ее. Это брат магрибинца-колдуна, и он пришел из своей
страны, чтобы отомстить за своего брата. Это он научил тебя
попросить у меня яйцо рухха, чтобы произошла оттого моя гибель
и твоя гибель, а если ты не веришь моим словам, отбрось от его
рта покрывало и посмотри: Фатима ли это благочестивая или
магрибинец?"
И госпожа Бадр аль-Будур подошла, и откинула покрывало, и
увидела, что это мужчина, у которого все лицо закрыто бородой,
и тогда она поняла, что ее муж Ала ад-Дин сказал правду, и
воскликнула: "О мой любимый, два раза я подвергала тебя
опасности гибели!" И она обняла Ала ад-Дина и поцеловала его,
и Ала ад-Дин молвил: "Не беда, о любимая! Слава Аллаху,
который избавил нас от зла этих двух проклятых магрибинцев!"
А в это время пришел к ним султан, и они рассказали ему обо
всем, что случилось из-за брата магрибинца, и показали его
труп, и султан велел его сжечь так же, как его брата, и его
сожгли и развеяли прах по воздуху. И Ала ад-Дин со своей
женой, госпожой Будур, проводили время в веселье и радости,
пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и
Разлучительница собраний - смерть".
*) Примечания:
...человек был магрибинской породы... - уроженец Магриба
(Северо-Западная Африка).
Набиз - финиковое вино.
Хинд - так называли средневековые арабские географы Индию.
Синд - северо-западная ее часть. Медина - город в Саудовской
Аравии, где похоронен пророк Мухаммед.
...завтра день пятницы... - Пятничная молитва - особо
торжественная молитва, совершаемая мусульманином по пятницам в
соборной мечети.
Ифракия - восточная часть Магриба, территория которой
примерно совпадает с территорией современной Ливии. Калкас -
мифический город в Ифракии.
...один из фараоновых великанов...- Согласно арабской
легенде, свиту фараона составляли существа огромного роста.
Кират - мера веса в одну двадцатую мискаля (0, 212 г).
...чтобы ты сошел с коня у дверей дивана... - В знак
особого уважения Ала ад-Дину разрешено было въехать в ворота
дворца и проехать по двору на коне, вместо того чтобы
спешиться у ворот, как это положено по придворному этикету.
Зу-ль-Карнейн (букв.: "Двурогий") - так арабы в средние
века называли Александра Македонского за его головной убор,
напоминавший рога. Здесь, возможно, содержится либо намек на
то, что в своих походах Александр Македонский дошел до "земель
мрака", где царит вечная ночь, либо на ночные пиршества,
которые по обыкновению устраивал полководец после своих
военных побед.
Феллах - землепашец, крестьянин.
И. М. Фильтишинский