Владимир Пузий (Аренев). Карандаш с полустертой надписью
Данное художественное произведение распространяется в электронной форме
с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой основе при
условии сохранения целостности и неизменности текста, включая сохранение
настоящего уведомления. Любое коммерческое использование настоящего текста
без ведома и прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
___________________________________________________________________
По вопросам коммерческого использования данного произведения
обращайтесь к владельцу авторских прав по следующему адресу:
Internet: puziy@faust.kiev.ua Тел. (044)-440-54-95
___________________________________________________________________
Карандаш с полустертой надписью
(из цикла "Киевские истории")
Поезд уже полчаса как укачивает меня в своей прокуренной плацкартной
колыбели. Я один, остальные три места пустуют. В боковушке -- тоже никого.
Начинаю дремать, но вот на какой-то промежуточной станции являются
попутчики. Здороваются со мной, распихивают сумки, садятся.
"Уфф!"
"Уфф! Жарко сегодня!"
"Ага!"
Один -- худой пожилой почти-старик в видавшем виды коричневом костюме,
с тертой шляпой. Шляпу он кладет рядом с собой и некоторое время глядит в
немытое окно. За окном -- лес, лес, лес...
Второй -- мужчина-здоровяк, из тех, что в любой компании становятся
неиссякаемым источником энергии. Добродушен, простоват, но только на первый
взгляд. Этот, отдышавшись, достает сумку, раскладывает на пластиковом
столике припасы.
Почти-старик немного суетливо следует примеру здоровяка. Пытаются
пригласить меня -- (взбулькивает бутылочка домашнего, клацают, соприкасаясь
со столешницей, неизменные вареные яйца) -- я, понимая, что обидятся,
все-таки отказываюсь. Мол, уже поел. "Ну извини..." -- "Да ничего. Приятного
аппетита" -- отворачиваюсь к стенке. Пытаюсь заснуть.
Попутчики говорят о войне. Все правильно, война сейчас на втором месте
после жары. "Будет -- не будет?" Здоровяк вспоминает Нострадамуса, мол, тот
как раз нечто подобное предсказывал. И как раз на август.
Еще выпивают, жуют, вздыхают.
-- А слышали, -- снова оживляется здоровяк, -- в России вроде как
открыли возможность использовать ядерные бомбы. Но чтобы результат при этом
был только в определенном месте. "Точечные удары" называется.
Почти-старик вздрагивает, нервно смеется (напуган):
-- Ну что вы. Если бы в Америке или там в Японии -- я бы еще поверил.
Но в России... Там же (впрочем, как и по всему бывшему Союзу) разгильдяйство
-- у кого-нибудь непременно хватит ума поставить на пульт управления
валенок. Нет, сомневаюсь.
-- В чем именно сомневаетесь? Что придумают?
-- Что получатся у них эти "точечные удары". Чего-то напортачат и
взлетим всей планетой на воздух.
Хмыкает и поправляет себя:
-- То есть, не на воздух, а в космос. Хотя, какая в сущности... Вы вот
лучше скажите, что там Нострадамус -- на самом деле обещал войну?
Здоровяк кивает, во рту у него утвердительно хрустит огурец: "Обещал".
Некоторое время молчат.
Выпивают, закусывают, выпивают, закусывают. За окном проносится
встречный, на несколько секунд заслоняя солнце.
-- Скажите, -- решается почти-старик, -- вы верите, что одному человеку
дано изменить историю?
Встречный проехал, в вагоне посветлело.
Здоровяк недоуменно пожимает плечами:
-- Так ведь примеров -- тьма. Возьмите Христа. Возьмите Магомета.
Возьмите, наконец, Гитлера. А почему?..
-- Я ведь почему спрашиваю, -- перебивает его почти-старик. -- Эта
война. И жара эта дурацкая. Все одно к одному, -- он вытирает рукой
вспотевшее лицо, откидывается. -- Все одно к одному. Но ведь не может быть,
чтобы... -- вздыхает и наклоняется к собеседнику: -- Представьте себе:
карандаш. Обыкновенный такой карандаш, черный, с золотистыми буквами на
одной из граней. Буквы, правда, не все читались, краска стерлась. Можно было
разобрать только "кар...д...ш вол...ный". И все. Нашел я его на почте --
валялся на столике, рядом с бланками. Я подписку оформлял, сел, значит, взял
сначала карандаш, потом сообразил, что нужно ж ручкой заполнять -- ну и
сунул его в карман. По привычке, мне ж он триста лет не нужен, что я, вор,
что ли? Но заметил только дома. Выложил на тумбочку рядом с телефоном,
собирался занести обратно на почту. На буквы внимания поначалу не обратил.
Приготовил себе ужин (я один живу, вот уже два года будет, как жена умерла),
ужин, значит, приготовил и сел телевизор смотреть. А тут -- телефонный
звонок. Оказывается, старинный приятель -- и мы с ним болтаем несколько
часов кряду. А я, знаете, люблю, когда по телефону говорю, всякие узоры на
бумаге выводить. У меня даже специальные лежат листочки, чтобы было где. И
вот я разговариваю с Петрпалычем, разговариваю, а сам малюю всякие там
заборы и прочую дребедень. Малюю-малюю, потом ладонью на минутку прикрыл --
и чувствую: заборы вроде выпуклые стали! Посмотрел -- точно, как объемные.
Я сначала списал на теневые эффекты -- в комнате как раз потемнело, а
потом мы договорили-таки, попрощались и я включил свет. И вот, представьте,
лежит на листке бумаги самый настоящий заборчик высотой в спичечный коробок,
а длиной -- сантиметров десять. Из досочек, но без гвоздей -- поэтому когда
я попробовал его поднять, он и распался на эти досочки. Вот что бы вы
подумали?
-- То есть? -- не понял здоровяк. Кушать он давно перестал,
ополовиненную бутылку предусмотрительно отодвинул подальше от соседа и
смотрел на него настороженно: вот, мол, ведь как бывает -- угостишь
человека, а у того крыша и едет не спросясь разрешения.
-- Ну если бы с вами такое случилось, -- уточнил почти-старик.
-- Со мной такое не случается, -- со значением произнес здоровяк.
-- Думаете, напился и голову вам задуриваю? А представьте, что я думал,
когда этот заборчик в руках держал! Я ж выпить люблю, но не злоупотребляю.
Один раз на дне рождения сестриного мужа наклюкался, проснулся -- ни черта
ни помню. И с тех пор меру знаю и никогда выше планки не перескакиваю. А тут
-- такое. Я -- разглядывать досочки. Настоящие, как будто китайское
миниатюрное дерево... -- ("Бонсаи", -- на автомате подсказал здоровяк), --
...распилили. И пилили ровно, по клеточкам -- прям как я рисовал, так и
пилили. И тут догадался я на листок бумаге, где заборчик малевал, взглянуть.
Там у меня еще, помнилось, цветок был. Точно! -- лежит цветок, размером вот
с мой мизинец, но с лепестками, шипиками, все как положено. Ну, я не
растерялся, цветок в ладонь и -- к соседям напротив. У них сын, Димка,
зверьем увлекается, всяких пташек-букашек в дом волокет; ну-ка, говорю,
скажи мне, что за растение такое. Он цапнул с полки словарь, полистал,
сяк-так цветок мой поразглядывал; смотрю: в глазах искорки зажглись. Можно,
спрашивает, до завтра оставить "экземпляр". А чего ж нельзя? можно. Завтра
является ко мне и с порога заявляет, мол, нету в природе такого растения,
вы, дядь Сеня, новый вид открыли. Ну, цветок я у него отобрал, на кой мне
лишние хлопоты? Тем более, что к тому времени я уже кое-какие эксперименты
провел и знал, откуда такие цветы на свет появляются.
Он замолкает, мимо нас проходят два паренька в футболках
"Динамо-чемпион" -- покурить в тамбур.
-- Значит, карандаш, -- то ли здоровяк поверил, то ли решил подыграть.
-- Он самый! Оказалось, что им ни нарисуешь, все... овеществляется, что
ли... Главное нужно рукой или чем еще накрыть рисунок, всего на мгновение --
а потом поднимаешь, и оно уже... существует.
-- Да-а, знатная штуковина была бы...
-- Вы считаете? Я тоже поначалу решил: вот так да! Повезло неслыханно.
Как думаете, что нарисовал после цветка?
Здоровяк пожимает плечами: ему жарко и скучно от выдумок попутчика, к
тому же он еще не докушал, но хрустеть огурцом неудобно, приходится терпеть
и слушать.
-- Вентилятор! -- признается почти-старик. -- У меня в комнате всегда
духота, вот и решил... давно мечтал, между прочим! Любовно так вырисовал
лопасти, корпус, кнопочки "быстрее-медленнее", шнур, вилку. Вентилятор, само
собой, овеществился. Я вилкой в розетку тычу -- не всовывается. Расстояние
между штырьками маленькое. Я замерял, перерисовал. Воткнул, включил. Не
работает. Думаю: в механизме какие-то неполадки. Разбирать корпус -- а
корпус, (хоть и наполовину -- пластик, наполовину -- метал) не разбирается!
Ну, разбил я его в конце концов молотком. Разбил, сунулся поглядеть, в
чем там дело -- все детали на месте! Ну все, до одной (я ж немного в технике
разбираюсь, знаю, что говорю). И -- на работал, хоть ты тресни!..
Болельщики-"динамовцы" возвращаются, вынуждая почти-старика в очередной
раз прерваться. Прошли.
-- Ну ладно, с вентилятором не сложилось -- и бес с ним. Так я, дурень,
слоненка нарисовал... Вот вы когда-нибудь пытались нарисовать слоненка? Не
мультяшного, настоящего?
-- А зачем вам понадобился слоненок?
Почти-старик краснеет:
-- Думал внучке подарить. Ну, она как-то книжку прочитала, и с тех пор
это ее мечта: иметь живого слоненка. И я -- нарисовал. Хобот, уши, глаза
(бивней не стал -- у слонят, кажется, нету бивней), ноги, хвостик. Все как
положено. Знаете, что с ним случилось?
-- Издох ваш слоненок, -- угрюмо произносит здоровяк. -- Наверняка
издох.
-- Да, -- почти-старик сокрушенно вздыхает, -- так оно и было. Хотя
пару секунд жил... Как он кричал!.. Как!.. Но я о другом, знаете. Я много
еще потом перепробовал всякого овеществлять, и ничего у меня не выходило.
Потому что я с детства не умею рисовать, да, не умею. А...
-- Простите, при чем тут изменения в истории? -- устало спрашивает
здоровяк и тоскливо косится на дверь в тамбур.
-- Ну, это же так просто. Ведь если б я умел рисовать по-настоящему,
чтобы нарисованное работало, я бы мог, скажем, овеществить сотни тонн
продуктов, возвести дома, я бы...
-- Бумаги б не хватило, -- презрительно бросает здоровяк.
-- Вот, -- произносит почти-старик тихо-тихо, его слова становятся едва
слышны на фоне перестука колес и разговоров в соседних плацкартах, -- вот
именно. Но у каждой медали есть и обратная сторона. Представьте, я когда
услышал про войну, сразу и подумал: ведь я мог бы остановить ее... мне так
кажется, по крайней мере.
-- Как? Нарисовать "мир во всем мире"?
Почти-старик качает головой и произносит всего шесть слов, но на
здоровяка они действуют убийственно: он бледнеет и перестает дышать.
-- Стирательная резинка на другом конце карандаша.
-- ...
-- Да-да, стирательная резинка. Я случайно себе ею стол продырявил, --
горько усмехается. -- До сих пор кто приходит -- удивляется: как ты так
сподобился!
Здоровяку явно не по себе:
-- Так...
-- Я сжег его.
Они молчат, я молчу, катается по пластиковой столешнице несъеденное
вареное яйцо.
-- Почему? -- спрашивает наконец здоровяк. -- Неужели только потому,
что не умел рисовать?
Почти-старик качает головой:
-- Нет, не поэтому.
Он цокает языком и начинает невыносимо долго расправлять мятую
занавеску на окне.
-- Не поэтому. У меня ведь времени было -- вагон. Полно у меня было
времени. Да-а... Я научился рисовать -- так, чтобы и работало, и...
Понимате, я научился рисовать... Вот почему.
Мы все куда-то едем, едем. Соседи больше не произносят ни слова. Я
просыпаюсь.
все книги автора
