«Прадедом Государя был Арадор. Его сын Араторн просил руки Гилраэн, дочери Дирхаэла, потомка Аранартаг. Дирхаэл не давал согласия на супружество дочери, ибо Гилраэн была молода и не достигла еще того возраста, когда женщины дуна-данов, по обычаю, вступают в брак.
— Более того, — говорил он, — пускай Араторн — муж зрелый и много повидавший, и станет вождем прежде, чем того ожидают, сердце подсказывает мне, что долго он не проживет.
Но Айворвен, его жена, обладавшая даром предвидения, ответила ему так:
— Тем паче следует поспешить! Приближается буря, и дни становятся все темнее, и грядут великие дела. Если эти двое поженятся теперь, у нашего народа останется надежда; но если они промедлят, нам суждено сполна испить чашу скорби.
И Араторн взял Гилраэн в жены. Год спустя после их свадьбы Арадор попал в плен к троллям Сирых равнин, что раскинулись к северу от Раздо-ла, и был убит; и Араторн стал вождем дунаданов. На следующий год Гилраэн родила сына, которого
назвали Арагорном. Ему исполнилось лишь два года, когда Араторн с сыновьями Элронда отправился в набег на орков и был сражен вражеской стрелой, вонзившейся вождю в глаз. Так сбылось пророчество Дирхаэла: ведь Араторну было всего шестьдесят лет, а для дунаданов это не возраст.
И Гилраэн с маленьким сыном, наследником Ис-илдура, переселилась в дом Элронда; и Элронд заменил Арагорну отца и полюбил его как собственного сына. Но в Раздоле Арагорна называли Эстел — „Надежда", а подлинное имя и родство держали в тайне, ибо как раз в ту пору Мудрым стало ведомо, что Враг повсюду разыскивает наследника Исилдура, мня извести под корень ненавистный ему род.
Когда Эстелу исполнилось двадцать лет, он возвратился в Раз дол из дальнего похода, в котором совершил немало подвигов вместе с сыновьями Элронда; и Элронд взглянул на него и обрадовался, ибо увидел перед собой благородного воина, вступающего в пору зрелости, что сулила ему почести и славу. В тот день Элронд открыл Эстелу его подлинное имя — кто он такой и кто его отец — и вручил ему фамильные реликвии.
— Вот кольцо Барахира, — сказал он, — древний знак нашего родства, а вот обломки Нарсила. С этим кольцом и с этим клинком ты совершишь много великих деяний, ибо я предрекаю, что твой век будет дольше привычного людям, если только ты выдержишь испытание и если тебя не постигнет злая участь. Знай, испытание будет долгим и многотрудным. А скипетр Аннуминаса я пока оставлю у себя, ибо тебе еще предстоит его заслужить.
На следующий день, в час заката, Арагорн в одиночестве отправился бродить по лесам, и сердце его переполняла радость, и он пел, восторгаясь красотой мира и прельщаясь своими упованиями. И вдруг он узрел деву, танцевавшую на лужайке, среди белых
берез; и он замер, пораженный, и почудилось ему, будто он грезит наяву — или нежданно обрел дар эльфийских певцов, способных являть слушателям то, о чем поется в песне.
Ведь Арагорн пел „Песнь о Лютиэн", тот самый куплет, в котором рассказывалось, как Верен встретил Лютиэн в лесах Нелдорета. И вот — перед ним Лютиэн, здесь, в Раздоле, облаченная в голубое с серебром, прекрасная, как сумерки в эльфийских краях; ее темные волосы струились по плечам, а на челе звездами сверкали самоцветы.
Мгновение Арагорн просто глядел на нее, не в силах вымолвить ни слова, но потом, испугавшись, что она уйдет и больше он ее не увидит, он крикнул: „Ти-нувиэль! Тинувиэль!" — как в незапамятные времена окликнул Лютиэн Верен.
Дева с улыбкой повернулась к нему и спросила:
— Кто ты? И почему назвал меня этим именем? И он ответил1;
— Потому что ты явилась мне, как Лютиэн Тинувиэль, о которой я пел. И пускай ты — не она, твой облик навеял мне грезы о ней.
— Многие говорят, что мы с ней схожи, — отвечала дева. — Но меня зовут иначе. А вот жребий у нас, быть может, один и тот же. Но кто ты?
— Я зовусь Эстелом, — сказал он. — Но вообще-то я Арагорн, сын Араторна, наследник Исил-дура. — И сам осознал, что эти гордые слова не слишком уместны, что его родословная — ничто рядом с ее благородной, возвышенной красотой.
А она весело рассмеялась и воскликнула:
— Так мы родичи! Ибо я — Арвен, дочь Элрон-да, а еще меня зовут Андомиэль.
— Часто случается, --произнес Арагорн, — что в годину бедствий люди прячут то, чем дорожат более всего на свете. Но как сумел Элронд скрыть такое сокровище? Я живу в его доме с детства, но ни разу не слышал о тебе ни от него, ни от твоих
братьев. Почему мы до сих пор не встречались? Неужели отец держал тебя взаперти?
— Нет, — отвечала она, глядя на горы, возвышавшиеся на востоке. — Я жила у родичей моей матери, в далеком Лотлориэне, и лишь недавно возвратилась под отчий кров. Многие годы минули с той поры, когда я последний раз гуляла по Имладрису.
И Арагорн изумился, ибо Арвен выглядела не старше его, а сам он прожил на свете всего два десятка лет. Но Арвен посмотрела ему в глаза и промолвила:
— Не удивляйся. Или неведомо тебе, что детям Элронда отпущен срок жизни эльдаров?
И поник тогда Арагорн, заметив в ее глазах эль-фийский свет и эльфийскую мудрость; но с того самого дня он полюбил Арвен Андомиэль, дочь Элронда.
Сменялись дни, но Арагорн все ходил поникший и молчаливый, и Гилраэн догадалась, что с сыном ее неладно, и одолела его расспросами. Он долго крепился, но все же признался матери и поведал ей о встрече в сумерках на лесной лужайке.
— Сын мой, — сказала Гилраэн, — высоко ты метишь, высоко даже для наследника королей. Ибо эта дева — прекраснейшая и достойнейшая среди всех, живущих ныне. И не пристало смертному жениться на эльфиянке.
— Но ведь такое прежде случалось, — возразил Арагорн. — Или нет ни крупицы истины в древних преданиях?
— Древние предания истинны, — отвечала Гилраэн, — но повествуют они о временах давно минувших, об эпохе, сгинувшей невозвратно. Тогда другими были и эльфы, и мы, дунаданы. Вот почему мне страшно за тебя. Ведь без доброй воли Элронда род наследников Исилдура скоро иссякнет. И чудится мне, что в этом своем стремлении ты от него помощи не добьешься.
— Значит, горьки будут мои дни, — воскликнул Арагорн, — и стану я один-одинешенек бродить по
Глухомани.
— Так тому и быть, — сказала Гилраэн. У нее был дар предвидения, унаследованный от предков, но она не открыла своему сыну того, что явилось ей, и никому не рассказывала о встрече Арагорна с Арвен.
Однако Элронд многое замечал и читал в чужих сердцах. Однажды, в пору увядания года, он позвал к себе Арагорна и сказал ему:
— Слушай меня, Арагорн, сын Араторна, вождь дунаданов! Тебя ожидает великая судьба, и тебе суждено подняться выше самого Элендила — или пасть во мрак вместе со своими родичами. Впереди долгие годы испытаний. Пока не исполнится срок, пока не признают тебя достойным, и не помышляй о том, чтобы взять жену или связать клятвой деву.
Встревожился Арагорн, и спросил он у Элронда:
— Неужто мать открыла тебе мою тайну?
— В том не было нужды, — ответил Элронд. — Тебя выдали твои глаза. Но я говорю не только о своей дочери. Пока не исполнится срок, ты не должен ни с кем обручаться. А что до Арвен Прекрасной, владычицы Имладриса и Лориэна, Вечерней Звезды своего народа, ее род древнее твоего, и сама она прожила на свете столь долго, что подле нее ты — все равно что малый побег подле раскидистой березы, повидавшей многие весны. Иными словами, она выше тебя, и, вполне возможно, сама так считает. Но даже если она мыслит иначе, даже если сердце ее обращено к тебе, не сулит это радости никому из нас, ибо таков жребий.
— И каков он, этот жребий? — спросил Арагорн.
— Пока я живу здесь, — отвечал Элронд, — с Арвен пребудет юность эль даров. А когда покину я Сре-диземье, она уйдет со мной, коли сама того пожелает.
— Выходит, — промолвил Арагорн, — что обратил я взгляд на сокровище бесценное, подобное со-
кровищу Тингола, коего взалкал некогда Верен. Что ж, такова моя судьба. — И вдруг в нем открылся дар предвидения, и он изрек: — Так я говорю, мастер Элронд. Твой срок истекает, и скоро уже твоим детям предстоит выбирать между тобой и Средиземьем.
— Истинно так, — отозвался Элронд. — Но людское „скоро" — не ровня нашему, эльфийскому, и много еще минет людских лет, прежде чем исполнится срок. И верю я, что Арвен, моя дочь, не усомнится в выборе, разве что ты, Арагорн, сын Араторна, встанешь между нами и принудишь меня или ее к горькому расставанию на веки вечные. Ты сам не ведаешь, чего просишь у меня. — Он вздохнул и прибавил, сурово глядя на юношу: — Годы принесут то, что суждено. Будем ждать и не станем более говорить об этом. Надвигается тьма, и с нею грядет зло.
Арагорн простился с Элрондом и на следующий день, попрощавшись с матерью, с Разделом и с Арвен, покинул дом Элронда и ушел в Глухоманье. Без малого тридцать лет сражался он с Сауроном и в те годы обрел дружбу Гэндальфа Серого, от которого познал немало мудрости. Вдвоем с Гэндаль-фом они отправлялись в дальние и опасные походы, но чаще Арагорн странствовал в одиночку. Он ходил неторными тропами, и черты его заострились и посуровели; но стоило ему улыбнуться, как суровость пропадала, и люди видели в нем благородного воина, подлинного короля в изгнании, когда он не скрывал своего истинного облика. А такое случалось не раз, ибо у него было множество личин, и прославился он под многими именами. Он скакал с ристанийцами и бился за наместника Гондора на суше и на море; и в миг победы покинул ряды людей запада, и в одиночестве ушел на восток, а после на юг, и многие годы провел в тех краях, познавая обычаи тамошних народов и срывая коварные замыслы прислужников Саурона.
И наконец сделался он самым доблестным из людей, сведущим в мастерстве и тайных знаниях, и превзошел людские мерки, ибо обрел мудрость эльфов; а глаза его струили свет, коего немногие могли выдержать. Он был печален и суров и молча проклинал свою участь, но в сердце его жила надежда, и порой она выплескивалась весельем, как выплескивается из-под скалы ручей.
И случилось так, что, когда Арагорну исполнилось сорок и девять лет, он возвратился из зловещего Мордора, где вновь обитал и строил ковы Саурон. Усталый и изможденный, Арагорн рвался в Раздол, чтобы отдохнуть хоть немного, прежде чем снова отправиться в поход; и по пути в Раздол он приблизился к рубежам Лориэна и был допущен в Золотой Лес по велению владычицы Галадриэль.
Он и не подозревал, что встретит в Лориэне Ар-вен Андомиэль, гостившую у родичей своей матери. Арвен почти не изменилась, словно годы обошли ее стороной; однако она стала суровее лицом и смех ее слышался теперь реже. Галадриэль велела Арагорну, возмужавшему телом и духом в странствиях, скинуть изношенную одежду и облачила его в белое с серебром, набросила поверх серый эльфийский плащ и увенчала самоцветом, блиставшим на его челе. И походил он скорее на эльфийского князя с островов дальнего Запада и в таком виде предстал пред Арвен, впервые за долгие годы разлуки; и когда он подошел к ней под сенью деревьев Карас-Галадхэн, усыпанных золотистыми цветами, ее сердце возрадовалось, и выбор был сделан, и исполнился предначертанный жребий.
Всю весну они бродили рука об руку по лужайкам Лориэна, пока ему не приспело время уходить. И однажды вечером, в канун летнего солнцеворота, Арагорн, сын Араторна, и Арвен, дочь Элронда, взошли на чудесный холм Керин-Амрот, что возвы-
шался посреди Лориэна, и их босые ноги ступали по неувядающей траве, в которой светились цветы эланора и нифредиля. И с того холма они взглянули на восток, где лежала Тень, и на запад, где сгущались Сумерки,- и поклялись друг другу в любви и возрадовались своей клятве. И Арвен промолвила:
— Черна Тень на востоке, но в сердце моем нет страха, ибо ведомо мне, что ты, Эстел, будешь среди тех, кто сокрушит ее могущество.
И ответил Арагорн:
— Увы мне! Я не провижу грядущего и не ведаю, как сокрушить Тень и можно ли ее одолеть. Но коли ты надеешься, то и я буду верить и забуду о зловещей Тени. Однако и Сумерки не для меня, любовь моя, ибо я — смертный, и коли ты, Вечерняя Звезда, пребудешь со мной, и тебе придется их отринуть.
Она застыла, подобная белой березке, и долго молчала, глядя на запад. А потом сказала:
— Я останусь с тобой, дунаданец, и отрину Сумерки. Но там лежит отчий кров и там живут мои родичи.
И Арагорн будто заглянул в ее сердце и понял, как любит она отца.
Узнав о выборе дочери, Элронд погрузился в молчание, ибо исполнился скорби. Примириться с предначертанным жребием оказалось намного труднее, нежели он полагал. Однако, когда Арагорн возвратился в Раздол, Элронд позвал его к себе и сказал:
— Сын мой, наступило время гибели надежд, и что будет дальше, мне неведомо. И нас с тобой разделила Тень. Быть может, так было предназначено, чтобы моя потеря вернула людям их королевство. И потому, любя тебя, я все же говорю: Арвен Андомиэль не откажется от доли эльдаров ради бродячей жизни, Я уступлю ее только тому человеку, который станет королем Арнора и Гондора. Мне
даже наша победа принесет лишь печаль и тоску — но тебе она подарит надежду и радость. Увы, сын мой! Боюсь, что для Арвен удел смертных окажется невыносимым.
На том и порешили, и более Элронд с Арагорном об этом не заговаривали, и Арагорн вновь пустился в опасные странствия. Между тем Тьма сгущалась и Средиземье обуял страх, могущество Саурона росло и Барад-дур возносился все выше; Арвен же оставалась в Раздоле и, пока Арагорн скитался в дальних краях, мыслями стремилась вослед любимому. Ожидая его возвращения, она вышила ему стяг, достойный лишь того, кто вел родословную от нуме-норцев и был наследником Исилдура.
Несколько лет спустя Гилраэн испросила у Эл-ронда дозволения покинуть Раздол и вернулась в Эриадор, к своему народу, и жила одна; она редко видела сына, ибо тот по-прежнему бродил вдалеке. Но однажды, когда Арагорн возвратился на север и навестил мать, Гилраэн сказала ему:
— В последний раз мы видимся, Эстел, сын мой. Годы берут свое, и возраст мой уже преклонен, и я не могу смотреть, как окутывает Средиземье Тьма, и скоро покину здешние пределы.
Арагорн ответил, утешая ее:
— За Тьмой вспыхнет свет, и ты еще увидишь его и возрадуешься.
Но Гилраэн покачала головой и произнесла такой линнод:
— Onen i-Estel Edain, u-chebin estel anim, — что на Всеобщем Языке означало: „Надежду отдаю ду-наданам, себе не оставив надежды".
Арагорн удалился с тяжестью на сердце. И следующей весной Гилраэн отошла.
Минули годы, и вспыхнула Война Кольца, о которой повествуется в другом месте. Здесь довольно будет сказать, что Саурон пал, что победа пришла нежданно и что обретена была она вовсе не там, где,
как мнилось вначале, ее должно обрести. И Арагорн в горький час пришел с Моря и развернул в битве на Пеленнорской равнине стяг Арвен, и в тот день ему впервые воздали королевские почести. И когда с Тенью было покончено, он вступил в наследие предков и принял венец Гондора и скипетр Арнора, и в канун летнего солнцеворота, в год Падения Саурона, он взял в жены Арвен Андомиэль и они сыграли свадьбу в Городе Королей.
Третья эпоха завершилась победой и возрождением надежды, но не было в ту пору прощания тягостнее, нежели расставание Элронда и Арвен, ибо отныне их разделили на веки вечные Море и жестокий жребий. Единое Кольцо погибло в пламени, три эльфийских кольца лишились былого могущества, и Элронд утомился и решил навсегда покинуть Средиземье. Но Арвен осталась и приняла удел смертных; но ей не суждено было умереть прежде, нежели она потеряет все, чем дорожила.
Королевой эльфов и людей она прожила с Арагорном шесть раз по двадцать лет в радости и блаженстве. Но настал день, когда он ощутил приближение старости и понял, что отпущенный ему срок, необыкновенно долгий по людским меркам, истекает. И тогда он сказал:
— Вечерняя Звезда, моя любовь, ясный мой свет, мир плывет у меня перед глазами. Внемли! Мы собирали, и мы раздавали, и вот приходит пора расплаты.
Арвен давно знала, что он замыслил, и тем горестнее прозвучали ее слова:
— Ужель ты покинешь свой народ прежде, чем истечет срок?
— Он уже почти истек, — возразил Арагорн. — И если я не уйду сам, скоро меня принудят к тому против воли. Но мои владения в надежных руках — ведь наш сын Элдарион готов принять венец.
И он отправился в Усыпальню на Улице Безмолвия и лег на приготовленное ложе. И попрощался с
Элдарионом, и передал ему крылатый венец Гондора и скипетр Арнора; и все ушли, оставив Арагорна наедине с Арвен, стоявшей подле ложа. И она отринула всю свою многовековую мудрость, забыла о том, что ведет свой род от владык эльдаров, и, заливаясь слезами, умоляла мужа повременить с уходом. Так Ар-вен ощутила на себе бремя смертности, горькую радость людей, обреченных с мига рождения.
— Моя Андомиэль, — проговорил Арагорн, — воистину горек сей час, но все было предрешено, еще когда мы встретились среди берез в Раздоле, где теперь не слышно ничьих голосов. И на холме Керин-Эмрот, отринув Тень и Сумерки, мы оба избрали этот жребий. Спроси себя, любимая, спроси, хочешь ли ты дождаться того дня, когда я исчахну и потеряю разум и не смогу уже воссесть на престол без помощи. Нет, госпожа моя, я — последний из нуменорцев, последний в роду королей былого, и мне досталась по наследству не только жизнь втрое длиннее обыкновенной человеческой, но и свобода уйти по желанию, свобода вернуть этот дар. И я его возвращаю. Я не стану тебя утешать, ибо от этой боли не найти утешения в кругах нашего мира. Перед тобой снова тот же выбор: проститься со мной, отправиться в Гавани и уплыть на Запад, унося с собой память о нашем мимолетном счастье, или принять людской удел.
— Нет, господин мой, — отвечала Арвен, — выбор сделан давным-давно. В Гаванях не осталось кораблей, и потому я приму людской удел, как он меня ни страшит. И отныне моими будут скорбь и тишина. Но вот что скажу я тебе, король нуменорцев: лишь теперь поняла я легенду о твоем народе и его падении. Я презирала их, нарекая злобными глупцами, но теперь я их жалею. Ибо, если это и есть, как говорят эльдары, дар Единого людям, страшен он и горек.
— Так и есть, — отозвался Арагорн. — Но не пристало нам, победившим Тень и истребившим
Кольцо Всевластья, малодушничать на последнем испытании. Мы уходим в скорби, но не в отчаянии. Внемли! Не навеки мы заключены в кругах этого мира, и за ними нас ждет нечто большее, чем память. Прощай.
— Эстел, Эстел! — вскричала она, и он взял ее руку и поцеловал, а потом заснул. И его черты обрели несказанную красоту, и все, кто заходил в Усыпальню, дивились на него, ибо в лице Государя слились воедино изящество юности, доблесть зрелости, мудрость и величие старости. И долго он лежал в Усыпальне, истинный Государь, зримое напоминание о тех днях, когда мир был юн и чист.
Арвен же покинула Усыпальню, и свет в ее очах погас, и казалось всем, что стала она серой и стылой, как беззвездная зимняя ночь. Она простилась с Элдарионом и со своими дочерьми и покинула город Минас-Тирит, и отправилась в Лориэн, и жила там в одиночестве, под увядающими деревьями, до зимы. И некому было утешить ее, ибо Галадри-эль и Келеборн давно оставили Золотой Лес и в Лориэне царила тишина.
И когда с мэллорнов стали опадать листья, а весна все не наступала, Арвен взошла на холм Керин-Эмрос и легла на нем, и там она и останется, пока не изменится мир и пока люди не забудут о ней, и пока не перестанут цвести к востоку от Моря эланор и нифредил.
Так заканчивается история об Арагорне и Арвен, дошедшая до нас с юга; и с уходом Вечерней Звезды о деяниях былого более нигде не говорилось».