Художественная литература

Михаил Веллер

Бог войны

Учения с треском заваливались. Начать с того, что полк подняли по тревоге неожиданно, причем в ночь с субботы на воскресенье. То есть все знали, что в дивизии ожидается проверка, новый командующий армией намерен провести полковые учения с боевыми стрельбами, но было достоверно известно, что поднимут соседний полк, всегда использующийся в подобных случаях: полностью укомплектованный, выдрессированный, отличный, - показной. Там отменили увольнения, кое-кому задержали отпуска; к отбою офицеры пришли в казармы с уложенными чемоданчиками, в артпарке сняли с консервации тягачи, танкисты прогрели моторы, проверили заправку баков, - все были в напряжении, наготове, ждали только звонка из штаба, чтоб, перекрывая отличные нормативы, вытянуться в район сосредоточения и приступить к выполнению задачи. А здесь царило спокойствие: благодушно причастились к радостям субботнего дня, предвкушая, как новый командующий даст прикурить соседям. И в половине первого ночи грянул гром. Время было расчетливо выбрано самое неудачное. Дежурный завершил обход караулов, стянул сапоги, накрылся старой шинелью и заснул, велев будить себя в шесть. Помощник, лейтенант-двухгодичник из младших научных сотрудников туманных наук, врубил в пол-громкости транзистор, сел поустойчивей в креслице перед окошком и раскрыл роман. Дежурный по парку, немолодой прапорщик, сел за стол с приятелем, другим немолодым прапорщиком, они разложили закуску и налили по второй. Старослужащие же солдаты мелкими группами покинули расположение части - выражаясь разговорным языком, свалили в самоход: в пяти километрах, за озером, имелось село, а в селе том имелись девушки, с каковыми у них была налажена прочная солдатская дружба: иные, как водится, обещали жениться, а многим этого и не требовалось: теплый июль, крепкий самогон, практическое отсутствие конкурентов в селе и могучий нежный пыл двадцати лет делал их желанными гостями без всяких обещаний и планов на будущее: жизнь-то свое требует и берет. Офицеры, как известно, тоже не монахи, и вдобавок среди них нашлись любители рыбной ловли. А если ночью вдруг плохо ловится рыба, то нигде не сказано, что ловля рыбы есть единственное и обязательное занятие на рыбалке. Короче, приятно расслабились. Все настраивало личный состав полка на лад исключительно мирный и лирический: ласковая ночь, блеск звезд, томительный аромат травокоса, завтрашнее воскресенье, и усиливающее радость от всех этих благ сознание того, что соседям будет сейчас не до красот и удовольствий, вздрючат в хвост и в гриву, в мыло и пот. В ноль часов двадцать девять минут командующий вылез из газика в полусотне метров от безмолвного КПП с прожектором над закрытыми воротами. Махнул короткой колонне гасить фары, кинул в зубы сигарету из серебряного портсигара, усмехнулся свите: "Ну, посмотрим без дураков, что тут у вас делается. Чего стоят эти разгильдяи". И с безжалостным любопытством прислушался к тишине за стандартным бетонным забором в резьбе ночных теней. Огоньки сигарет приблизились к циферблатам: те, чья служба затрагивалась проверкой, мрачно представляли себе все возможные тягостные и даже позорные следствия, которые не замедлят проявиться, другие же, вне причастности и ответственности, втайне наслаждались отчасти комической стороной назревающих событий. И в ноль тридцать сонный лейтенантик, не ожидая худого, снял телефонную трубку - и слух его разрубил загробный голос, устрашающе скомандовавший полку боевую тревогу. Очки спрыгнули с лейтенантикова носа и хрустнули в помутившемся пространстве. На краткое время он очумел и впал в легкую панику. Психология военного такова, что в любой момент он может - приучен, привычен, - ожидать войны, и если тревога неожиданна, то внутри холодеет, мышцы напрягаются, доведенные до автоматизма команды выскакивают из перехваченного горла не в том порядке, - короче, застоявшийся от долгого покоя и рутины человек впадает в мандраж. Мандраж, понятно, не лучшее состояние, в котором офицер может поднимать по тревоге полк. Кроме того, он имеет свойство передаваться окружающим. Прежде всего лейтенант довольно сильно пихнул обеими руками храпящего дежурного и сорванно, заикаясь, проорал: - Товарищ капитан!! Боевая тревога!!! Сон слетел с капитана мигом и перепутался с явью. Суетясь руками, он натягивал сапоги, совал под погон портупею и орал в ответ: - Спокойно! Чего орешь! Вызывай по списку, чего стал столбом!! Расчухай вот так, вдруг, спросонок, учебная это все-таки тревога, как обычно, или - на самом деле боевая, и тогда... Нехитрая дезинформация сработала, утечка сведений из штаба и военкомата капнула предусмотрено, - психологический расчет нового командующего был абсолютно точен: он получал товар лицом. Лицо было не ах. - М-да; необстрелянный солдат - не солдат. И службу понял, а вот если что... Капитан перехватил трубку и заполошным отрывистым голосом выкрикивал в нее, как под артобстрелом. Нервозность запульсировала по жилам полкового хозяйства: пошел блин комом. Вырубилось дежурное освещение. Под черным колпаком тьмы р-рухнуло с коек, зашевелилось, зашуршало, зашумело, зацокало подковками сапог, защелкало примыкаемыми магазинами, заматерилось, застучало, забегало, залязгало, загрохотало дверьми, завопило командами. Сложная и продуманная до деталей военная машина приводилась в действие. И в каждой детали что-то сбоило, что-то не стыковалось, неполадки цеплялись одна за другую, и вместо предполагаемого стройного движения через несколько минут прочно образовался невообразимый хаос. Кто-то наделся глазом на компенсат автомата впередиидущего, и его вели в санчасть, кто-то приложился головой о лестницу и по нему ссыпался торопливый взвод, кого-то не могли досчитаться, докричаться, найти; рысили посыльные лишь усугубляли напряженный разброд; погнали грузовик по излюбленным местам офицерской рыбалки. Лейтенанты криком слали сержантов собирать недостающих солдат за пределами части. Сержанты из стариков отругивались с достоинством, возражая, что ночью по кустам до света лазать придется, и перепоручали это молодым. Молодые выбегали за забор и топтались растерянно поблизости, отдыхая. Наличествующий личный состав топтался на плацу и бил злых лесных комаров, проклиная устроителя этой гадской затеи. - Пирл-Харбор, - сказал командующий. - Как писал любимый мною в детстве Луи Буссенар, на войне много и часто ругаются. На кухне гремело, в санчасти звенело, в складах НЗ скрипело и стукало, у реки свистело разбойничьим призывным высвистом... В парке рыдали в голос: один тягач разобран на профилактику, из второго слито все горючее, третий простоял на консервации от рождения, по принципу "не тронь - не сломается", и теперь не заводился никаким каком. Прапорщик успел выбросить пустую бутылку, но закуска красноречиво валялась под столом в развернувшемся газет дисбат и все смертные муки, одновременно прикидывая, во что обойдется мероприятие ему самому. И среди всего этого бардака и безобразия ровно взрычали ГТСы противотанковой батареи. Приземистые гусеничные машины с приплюснутыми и разлапистыми длинноствольными пушками на прицепе подползли к повороту из аллеи и остановились: ворота уже закупорил застрявший танк, размявший о бетонный столб полевую кухню, разъяренный повар клялся сжечь соляркой поганую бандуру и вытравить мышьяком всю танковую роту, экипаж заводил буксир и отругивал и подавала советы. Фигура, торчавшая в люке переднего тягача, сказала спокойно, негромко: - Рахманов, давай вокруг второго ангара к курилке. - И, прижав к горлу ларингофоны: - Все за мной. В противоположном конце парка его головной тягач выдавил пролет забора, и короткая колонна утянулась в темноту, не обратив на себя ничьего внимания. Грузовики с резервистами заблудились на проселочных маршрутах, однако развертывание приемного пункта запоздало еще больше, задерганные вещснабженцы швыряли обмундирование тюками, отяжелевшие на гражданке люди напяливали кому что досталось, приобретая вопиюще нестроевой вид: куцее торчит, мешковатое висит, вкось давит и вкривь болтается: "Строиться!" - "Ладно, потом поменяемся..." Партизаны флегматично ждали команд и, следуя им, тыкались туда, где их вовсе не ждали, потому что посыльные перехватывались по дороге офицерами и усылались с другими распоряжениями. Поучительные воспоминания бывалых о давней службе бесили девятнадцатилетних сержантов: "Р-разговоры в строю!!" С рассветом задождило, палатки шуршали и хлопали, хлюпало, булькало, народ промок, подустал, приуныл. Утряслось все кое-как только к шести утра. Командир полка стал меньше ростом. Лейтенантов, принявших во взводы пополнение, трясло от изнеможения. Солдаты безнадежно мечтали поспать и с надеждой - пожрать. Командующий наблюдал происходящее со покойной брезгливостью дипломата, обнаружившего в тарелке мокрицу: - Летчики говорят, что когда господь бог наводил порядок на земле, авиация была в воздухе. Мало они той земли видели! Свита с высоты своего безопасного положения осуждающе покачала головами. Хмарь слизнуло с прозрачно-лимонного неба, солнце брызнуло сквозь мокрый лес на заляпанную технику, нечетко-ровный строй касок, лаковые козырьки начальства: подразделения получили задачи. На выбитой разъезженной трассе БМП, взревывая и дымя, наматывая на колеса тонкий слой грязи и взметая из-под нее пылевую завесу, покачиваясь и кренясь на виражах - одна за другой не укладывались в норматив. - Почему мало тренируются? - Согласно учебного расписания... все часы... - Знаю твои часы. В год раз сдадут норматив - на одной машине - а остальные в парке в смазке стоят. Так? - Никак нет. - Раз не умеют - значит, мало ездят. Мало! Почему? - Лимиты горючего, товарищ генерал-лейтенант... - Вот на войне и объяснишь про лимиты. Изыскать! С отличного полка за мелкие нарушения не взыщу. Какой год служишь? - Двадцать четвертый. - Так что, мне тебя службе учить? Не можешь полком командовать? - Могу, товарищ генерал-лейтенант. - Н-не вижу! Чему ты своих водителей учишь? - Всему, что положено, товарищ генерал-лейтенант. - А им ведь, по сути, одно положено: техникой владеть. Боевой специальностью. Может не уметь строевой, не знать всякой словесной премудрости - плевать! но чтоб был водитель! Вези на стрельбище - посмотрю твою пехоту. Стрельбище ничем не улучшило настроения командующего. Офицеры нервирующе выкрикивали команды, стрелки поочередно бежали к огневому рубежу, падали, передергивали затворы - и в основном мазали. Мухлевать было невозможно - наблюдать в траншею к мишеням командующий отрядил своего адъютанта. - А что они у тебя орут на солдат? - неприязненно спросил он, шагая к линии огня. - Стрельба требует спокойствия. И вообще - что за манера дергать людей? Взял у очередного неудачливого снайпера автомат: - Сколько служишь, гвардеец? - Год и восемь месяцев, товарищ генерал-лейтенант. - А сколько раз стрелял? - Три. - Вот так вот... Мрачно - командиру: - Это - стрелок? Чем он врага поразит - знанием устава и надраенной бляхой? Патроны изыскать!! Стрельбе учить! В прицеливании тренироваться ежедневно! - Есть! - Если стрелок не умеет стрелять, все остальное ничего не стоит. Ты его гоняешь, муштруешь, мучишь, а потом он промажет - и вся судьба. Ходячая мишень, пушечное мясо, пешка! Моду завели: кое-как умеет стрелять один человек на отделение, так его титулуют аж снайпером! Солдат тянулся, опустив глаза в неловкости, что присутствует при разносе своему начальству. - Смотри сюда. - Командующий отпустил на полную длину ремень автомата, захлестнул его под рожок и накинул на левое плечо, упершись левой ладонью сбоку в накладку. - Видишь? Стоит мертво, как в станке. - Протянул руку назад, не глядя: - Дай-ка десяток патрончиков. - Лег, скомандовал: - Позвони там пулемет поставить. Вдали встали три низких зеленых щита, сливаясь с травой. Треснули слитно три короткие очереди - силуэты исчезли. - Вот так, - в один прием. Ничего трудного, только целься. - Протянул автомат владельцу и тяжелым ровным шагом пошел обратно. - Время обедать, товарищ генерал-лейтенант, - деловито-несмело доложил командир полка, надеясь, что хороший обед, как водится, смягчит настроение человека. - Хорошее дело, - отозвался командующий и направился к своему газику. - Вези на танкодром, там и пообедаем. Полковник изменился в лице. С обедом на танкодроме случилась заминка - пищу еще не подвезли. Полковник отдал тихий приказ незаметному капитану. - Если узнаю, что обед забрали у других - накажу, - ровно и доброжелательно бросил командующий. Полковник насильственно улыбнулся, как веселой шутке. Командующий демонстративно сдвинул обшлаг над часами. Когда из "хозяйки" (ГАЗ-66) сняли термоса и контейнер с мисками, он взял миску, перевернул на траву и ухватил пятерней за бока. Сжал, приподнял, - жирноватая на ощупь миска выскользнула из пальцев. - Перемыть, да некогда, - прокомментировал он. - Дежурному по кухне передайте пять нарядов от меня лично. Завстоловой - трое суток гауптвахты. Мыть с горчицей! - или ее вам тоже не хватает? Ефрейтор в белой куртке и колпаке, торопливо отвернувшись, протер миску полотенцем, черпанул гущи со дна, снял жирка сверху - протянул с улыбкой. - В Жукова играет, - зло прошептал полковник командиру танковой роты. - Солдатский демократ... Ну с-смотри, если твои подведут! Командующий сел за раскладной столик в тени штабной машины, задумчиво помешал ложкой и велел адъютанту: - Неси-ка за мной. Подошел к ближнему танку - выше низкорослого экипажа на голову, похожий на огрузневшего правофлангового офицерской парадной коробки: - А ну, гвардеец, поменяйся со своим генералом мисками. Адъютант аккуратно опустил генеральский суп на горячую пыльную броню, а солдатский доставил обратно. Командующий скрупулезно исследовал содержимое миски; хлебнул, пожевал, почмокал. - Кому как, а мне изжога обеспечена. Огурчики соленые с гнильцой. Картошечка подмерзла. Так, а где же мясо? Ага - вот это мясо? - выловил кусочек жилы размером с сигарету. - А потом солдатики гастрит наживают, под язву желудка в госпиталя косят? Мясцо-то куда идет? Поворовываем понемножку? Кабанчиков откармливаем? Для штабного магазина? Начпроду - предупреждение о неполном служебном соответствии. Завстоловой - еще трое суток. Зампотыла... К пяти часам полк был разгромлен и деморализован вдребезги, как с этим не справился бы даже налет вражеской авиации. Командующий с выражением всемирной разочарованности стоял пред свитой на артиллерийском НП и наблюдал результаты работы гаубичников, пощелкивая секундомером. Потный майор с пушками на петлицах выкрикивал телефонисту команды, и десяток-другой секунд спустя высоко над головой чугунно шелестели и погромыхивали, как железнодорожные составы, летящие из-за леска с огневой позиции снаряды. Разрывы неукоснительно разбрасывались вдали от целей, заранее рискованный шаг: мигнул телефонисту, и, переходя к стрельбе на поражение, огневики заложили дымовые снаряды. Бурый туман окутал район цели. - Стой! - торжествующе объявил майор. - Записать: цель задымлена! - "Факир был пьян, и фокус не удался". Зачем же ты ее задымил? - поинтересовался командующий. - Или, как говорят в артиллерии, без "твою мать" и снаряд не туда летит? Или, раз противника уже не видно, так и нет его? Ты страусом не служил? Ушлый майор огреб предупреждение о неполном служебном соответствии и, одеревенев лицом и фигурой, удвинулся с глаз долой. Некогда командующий волею судеб окончил не общевойсковое, а артиллерийское училище (подобно другому, более знаменитому полководцу за двести лет до него), и артиллерия оставалась его первой любовью и слабостью. Чем дальше, тем гуще уснащалась его речь энергическими выражениями. Когда внизу на полигоне споткнулся впопыхах гранатометчик, зарыв в песок свою трубу и кувыркнув с ног второго номера, он сплюнул, махнул рукой и отвернулся. - Полк небоеспособен, - угрюмо резюмировал. - Офицеры подают солдатам пример жульничества и очковтирательства. Подушки в казарме ровняются по нитке, трава красится зеленой краской, а солдаты берут социалистические обязательства: вот результат. А гранаты бросать боятся - страшно! В парке занятия как? выстроит взвод на солнцепеке и талдычит. А солдат преет и терпит: скорей бы кончилось. Да выведи их в лес, посади в тени, дай расстегнуть до полусмерти, но чтоб он понимал: для дела, со смыслом! - Он достал портсигар, прикусил сигарету. - Служить не хотят - а почему? много бессмыслицы и унижений, мало воли. И считает дни до приказа. Оттого и дедовщина, что снизу вверх показуха, а сверху вниз хамство: у кого на звездочку больше, тот другому и тычет... товарищи офицеры... Сам грешен. Ему как себя уважать, чем в себе гордиться? вот и ищет того, над кем главным будет... А взводным удобно: старики отвечают за порядок! А комиссии смотрят бумажки и наглядную агитацию. Черт его знает, неужели и войны ничему не учат? Мы ведь с вами профессионалы, а не чиновники... Людей и технику в гарнизон. Ну, поехали к тебе - раздавать всем сестрам по серьгам. Но, хотя все уже приблизились к машинам, чтобы ехать, на полигоне, очевидно по инерции, еще что-то происходило. Потому что из дырявого лесочка вдруг вылетела куцая батарейная колонна, расходясь веером, резервный тягач отстал и ткнулся за куст, шесть остальных развернулись с ходу, из них разом, как чертики их шкатулок, выскочили расчеты, отцепили и развели станины, слетели чехлы, кувалды звякнули по сошникам, вгоняя в землю длинные стойки... Фигурка за боевой линией взмахнула флажком, и пушки ударили четким залпом - километровые дорожки пыли взметнулись от стволов и протянулись к зеленым щитам - снаряды шли по низкой траектории все это менее минуты. Командующий поднял бровь вопросительно. Батарея дала два залпа, мигом снялась на подлетевшие тягачи и переместилась метров на пятьсот влево, на позицию с передвижным щитом. - Кто это упражняется? - спросил командующий, показывая, что удивлен тем, что в столь завалящем полку кто-то что-то умеет, и то по недоразумению, надо полагать. - Командир противотанковой батареи капитан Степченков! - с особенной четкостью доложил командир полка. - А что без приказа? Задобрить меня хотите? - Никак нет! - рубил полковник. Командующий неохотно протянул руку, в которую адъютант вложил бинокль. Внизу на мятой равнине орудия уже были приведены "к бою". Щит полз вдоль линии. Гулко стукнуло первое орудие, высоко подпрыгнув на колесах и на миг зависнув в пылевом шатре, словно подавилось проглоченным в отказе стволом. В бинокль отчетливо просматривалось, как белые щепки брызнули за щитом от образовавшейся дырки. - Хм, - сказал командующий утомленно. Еще пять хлопнули поочередно, и пять раз споткнулся пятнистый прямоугольник в своем движении. - Хм, - повторил командующий. Щит пополз назад. Одновременно скакнули три пушечки, три нити легкого праха слились в цель, щит резко дернулся в размахах, помедлил, последовал дальше. Врезали залпом три другие. - Неужто умеет? - с напускным презрением спросил командующий. - Умеет, - подтвердил полковник. Батарея дудухнула единым громом, оседающая муть клубилась над огневой: щит расщепился иззубренно, улетела вкось кувыркающаяся доска. Командующий оперся о крыло машины и сдвинул фуражку.. - Дай-ка сюда этого комбата, - приказал он. Газик сорвался с места и рискованно полез прямо вниз с холма. Все наблюдали, как он катит по полю к батарее, останавливается... Через пяток минут, газуя и рыча, он выскочил наверх, открылась дверца, и взорам ожидающих явилось воронье пугало. Тощая кривая фигура, путая шаг, с издевательской нелепостью промаршировала к командующему, и растреснутый тенорок доложил: - Товарищ генерал-лейтенант! Командир противотанковой батареи... ... ... полка капитан Степченков по вашему приказанию прибыл! - Он лихо опустил от козырька руку, из-под топорщащегося хэбэ выпал грязный носовой платок. - О господи, - сказал командующий. - Один есть офицер у тебя в полку, так и того вблизи показывать никому нельзя. По свите дунуло смешком. Ко всему вдобавок, на вишневом шнобеле комбата отблескивали невероятные очки - толстые, с какими-то составными стеклами, подобающие, наверное, профессору филологии в читальном зале, испортившему зрение в архивных изысканиях. "Пятнадцать суток ареста за внешний вид!.." Командующий посуровел и выпрямился. - Спасибо за отличную стрельбу, капитан! - отчеканил он, взяв под козырек. - Служу Советскому Союзу, - недобрым, вяловатым, некомандным голосом ответил странный капитан. Выглядел он лет на сорок, наверное. - Где так стрелять научился? - В поле, - свободно ответил капитан, и даже наметил пожатие плеч. Генеральская свита слегка нахмурилась, как бы показывая, что осуждает такую вольность, что с командующим армией таким тоном говорить не след. - А солдат где учил? - улыбнулся командующий. Капитан хрустнул камешком под сапогом. - Там же, - отозвался с оттенком утомленного удивления. - В классе... в парке... Дело нехитрое, долго ли. - А по тревоге сколько поднимались? - С нормативом на "отлично", - ответил капитан так, как отвечают на надоедливый вопрос что-то само собой разумеющееся. Командующий обернулся к наблюдателям: - Врет? - Он не врет, - проговорил комполка. - Противотанковая батарея вышла сразу, - подтвердил коротенький подполковник из свитских. - Ты же докладывал, там с ходу в воротах пробка встала? - Они забор повалили и вышли. - Вот как, - сказал командующий неопределенно. Степченков стоял перед ним по стойке, никак не соответствующий ни "смирно", ни "вольно", и шевелил пальцами. На носу его повисла капля, он поднял платок с земли и высморкался. - Из каких вообще систем стрелял? - спросил командующий, потому что по обстановке, по настроению надо было еще что-то спросить. - Из всех. - Как? Что значит - "из всех"? - Из всех систем наземной ствольной артиллерии, - скучновато уточнил тот. - Из И-тридцатых? - Из М-тридцатых. - Из ЗИСов? - Из ЗИСов. - Из Д-тридцатых? - Из Д-тридцатых. - Из Т-пятнадцатых? - Из Т-двадцатых тоже. - Из самоваров? - И из "гвоздик" тоже... - И как? - начал веселеть командующий от необычности случая. - Точно так же, - с неуставной флегматичностью ответил Степченков. - Что значит "так же"?! - Как вы сейчас видели. Командующий секунду помолчал; нахмурился. - Подполковник! Отвези-ка этого хвастуна на закрытую к гаубичникам, и пусть выстрелит... пятую задачу. Цель укажу сам. А то уж больно... - подыскал правильное слово, - выеживается. Проверим! - Есть, - безучастно ответил Степченков, с полурасслабленной у козырька рукой повернулся и, спотыкливо гребя ногами, последовал за сопровождающим. Командующий сдвинул линейки прибора управления огнем и произвел расчеты сам. По полевой связи комариный голос доложил: "Капитан Степченков на огневую позицию прибыл". - Прибыл? - недобро переспросил командующий и перевел взгляд на местность. - Цель номер четыре: дот и пехота укрытая в окопе. Полная подготовка данных. Даю метеосредний: 200-752-08007-23, 400-747-08008-21... Пошло время! - надавил секундомер. Дышал в нагретую телефонную трубку, ожидая. Буквально через двадцать секунд он услышал, как телефонист репетирует команды, подаваемые Степченковым на дальней огневой: - Стрелять первому взводу! По доту! Взрыватель фугасный! Заряд второй! Прицел сто тридцать два! Уровень тридцать ноль! Основное направление правее пять ноль! Первое! Огонь! Шелестяще прогромыхал в небесах снаряд и выбросил неяркий серо-прозрачный фонтан почти рядом, казалось, с бетонным колпачком среди черно-зеленых прогалин. - Однако, - отреагировал командующий и скосился в свои записи. - Перелет право двести! - Прицел сто тридцать! Угломер меньше ноль ноль один! Огонь! Встал и опал земляной столб перед целью. - Недолет лево сто, - недоверчиво корректировал командующий. - Прицел сто тридцать один... Батарее, пять снарядов, беглый... Командующий убедился, как первая батарейная очередь накрыла цель на поражение, и только тогда скомандовал: "Стой..." Комполка расправился гордо. - Хулиганит, - приговорил командующий. - Вместо широкой вилки - мизер ловит. Это еще не факт. Могло и не повезти. - Он умеет, - весомо заступился комполка. - Он не ошибается. - Благодаря этому артиллеристу комполка сейчас чувствовал себя в чем-то даже более правым, чем генерал: как бы он защищал безупречного человека, а защищать другого всегда легче, чем себя, к, кроме того, безупречность защищаемого как бы распространяется на благородного защитника, причастного к успехам своего офицера и руководимого полковым патриотизмом. - А вот перебрось-ка его на третью огневую, пусть выстрелит из ста тридцати миллиметров. Поглядим. - И добавил ворчливо: - Километров пятнадцать - это тебе не в щит перед носом тыкать. Придирчиво выискал цель на пределе дальности: - Репер номер четыре! Сокращенная подготовка данных. Фугас пробуравил вечерний воздух через те же двадцать секунд. - У него там что, компьютер в голове? - выразился командующий. - Что-то быстровато опять... Командующий, по привычке старых артиллеристов, смотрел поверх дальномера, чтобы засечь разрыв, если он ляжет вне ограниченного обзора оптики, - как, вероятнее всего, и должно было быть. Рвануло с отклонением в одно малое деление, метров триста переноса. Широкая вилка. На такой дистанции с первого пристрелочного - это практически невозможно. Не верите в случайность - назовите чудом... - Там что, все прицелы посчитаны заранее, так? - А он? - указал тот на майора. И майор готовно изобразил лицом: да, он ведь стрелял плохо, значит - все честно, не мухлевали; да и куда, мол, нам, нерадивым, такую работу проделывать. Возникший состязательный дух ввел командующего в азарт: приятно поставить в тупик достойного противника, погонять настоящего специалиста, утыкая его в предел возможностей: все равно уже предъявлен высший класс. - Степченкова на провод. Капитан, слушай приказ. Занять огневую позицию за рощей Зеленая, между оврагом и отметкой двадцать ноль. Понял? Доложишь по прибытии. - Вот так, хитрецы, - удовлетворенно сказал он полковым офицерам, понимая их скрытую гордость и даже подначку. - Сам укажу огневую и сам поставлю цель. Выясним, что можете, а что симулируете... научились, понимаешь, ухари... так вашу... Соседи-то, поди, все еще боятся водку выпить, которую на учения припасли, а? Знаю, сам такой был: зимой в поле минус тридцать, руки к металлу прилипают, я своему взводу по сто, сам двести - и жарко... И все засмеялись, разряжая обстановку, тягостность неладного дня как-то приуменьшилась, сгладилась. Первый снаряд Степченкова ссек серпом осколков одинокую сосну, которая была ему задана в качестве цели. - Ну сука, - восхищенно сказал командующий. - Во огневичок милостью божией. Так, - он вскинул часы, сощурился на догорающее в озере солнце. - Разбор здесь. Старших офицеров - ко мне. Остальным - свободны. Теперь, когда Степченков выкарабкался из газика, атмосфера приема поощряла дружелюбием. Командующий жестом оборвал доклад и помедлил. По настроению хотелось ему чуть растрогаться, открыться грубовато-строгим, но душевным и справедливым отцом-командиром, благодарным отличному офицеру за примерную службу... Был миг уместности обнять Степченкова, но некоторая театральная проникновенность сцены диссонировала с его карикатурной фигурой и несуразным очкастым лицом, и командующий ограничился: - Спасибо за службу, товарищ капитан. Спасибо тебе, дорогой, - и двумя руками стиснул и тряхнул ему кисть. Степченков неловко стоял и переминался. Образовалась пауза. - А почему ты прицел дал на два деления больше, чем выходит по подготовке? - командующий отнес от глаз листок. - И что это за установка "полделения"? Почему поправки? - По интуиции, - вздохнул Степченков. - Что значит - по интуиции? - Вечер... - скупо обронил тот. - Не понял. То есть? - Температура воздуха ниже, плотность и влажность выше, и ветер вечером всегда стихает... Вечером метеосредний через пятнадцать минут уже неточен, это учесть надо. - Та-ак. - Перепад пяток метров учесть надо: стоишь ведь не точно на отметке по карте. Степень изношенности ствола... - Да не проще ли сразу при пристрелке... - А зачем, если заранее ясно. - Откуда же ясно? Сколько на них давать? - Практика. Потом, снаряды были с тремя плюсами, а три - почти всегда два с половиной. - С чего ты взял? - А я их часто взвешивал, чтобы уяснить. - Снаряды взвешивал?! На чем? - На медицинских весах. - Ну-ну, - сказал командующий. - Нарвался я на аса! Учитесь, товарищи офицеры - что такое профессионал; что такое любовь к своему делу. Что ж ты в капитанах-то застрял, Степченков? ЧП были? - Образование среднее, товарищ генерал-лейтенант. Кончал еще не высшее училище. - А почему в академию не поступал? - Поступал. - Ну и что? - Не поступил. - Почему? Уж ты-то? Строевую не сдал, что ли? - пошутил он. Окружающие готовно - незло - подсмеялись. - По зрению, - неохотно скрипнул Степченков. - А сколько у тебя? - Минус семь с половиной. - Ско-олько?! Да-а... - протянул командующий. - Как же тебя проверки не комиссовали? Степченков развел локтями - эдакий дрыг обрубками крыльев. - Он таблицу наизусть выучил, - подал голос майор. - А? Та-ак... А если выучил, что ж не можешь в академию ткнуться? - Поздно.. - Сколько тебе? - Тридцать девять. - Мд-а. Ну, а раньше, когда поступал? - Не догадался. - А когда догадался и возраст позволял? - Больше не направляли. - Ясно! - сказал командующий. - Направлять не направляли, но в полку держали - для результативности, и на всякий случай, чтоб был хоть один артиллерист, так? - Перевел тяжелый взгляд на командира полка. Командир полка вытянулся. Степченко пожал плечами. - Короче, - спросил командующий, - начальником штаба в отдельный артполк хочешь? Установилась космическая тишина. Сейчас на глазах у всех происходил один из тех редчайших случаев, которые затем перелагаются в легенду и передаются поколениями офицеров всех округов: как командующий вознес личной властью судьбу неудачливого офицера, посадив капитана сразу на подполковничью должность, так ему понравилась стрельба того. - Спасибо, не хочу, - ответил Степченков. В толпе произошло легкое гудение. Комполка спокойно кивнул головой. Командующий склонил голову чуть набок, как озадаченный победоносный петух. - А почему это еще? - осведомился он. - Я артиллерист, - сказал Степченков. - А я тебя не кухню предлагаю. - Моя профессия - стрелять, - сказал Степченков. - Но не могу же я поставить тебя на дивизион! - сказал командующий. - Я вообще гнать тебя должен, узнав официально о твоих очках, ты понял? - Понял, - сказал Степченков равнодушно. - И что? - А все равно еще год-другой - и в запас. - Хоть бы майора тебе дать, что ли, - раздумчиво сказал командующий. - Послужил бы еще пяток лет... - Если можно... - и тут впервые голос Степченкова потерял равнодушную ровность, он посмотрел на генерала сквозь свои неуклюжие очки с надеждой и даже, пожалуй, с мольбой. - М-да, - крякнул командующий. И проницательно спросил: - Пьешь? Степченков пожал плечами. - Редко, товарищ генерал-лейтенант, - заступился комполка. - Ясно, - сказал командующий. - Благодарность в приказе получишь. А это - на память, от меня. Сейчас это, конечно, не модно, но, что называется, чем могу, - он отстегнул с запястья часы и вложил Степченкову в руку. - Хочешь - носи, хочешь - пропей, дело твое. Он вздохнул и направился к натянутому тенту, под которым вокруг стола с картой ждали старшие офицеры. ...Через час Степченков стоял в гарнизонном кафе-стекляшке, именуемом здесь в просторечии "прапорщик". Фуражка его с трудом удерживалась на затылке, очки сползли, китель был расстегнут, открыв серый заштопанный свитерок. Перед ним на заляпанной мраморной крышке отекали две кружки с пивом, и между - пивная же кружка с красным. Водочная бутылка каталась под столом, старушка-судомойка подняла ее и, шаркая, унесла. - Ссуки, - полукричал-полуплакал Степченков, качаясь на нетвердых ногах и хватаясь за крышку столика. - Блляди! Ггады! П-портачи поганые! Я артиллерист, я! Я артиллерист милостью божьей!.. Артиллерия - бог войны... что вы понимаете! Что вы можете, долбоклюи! Да я вам снаряд в баскетбольное кольцо за десять километров продену, с кем спорить, ну? Мной командовать... да я вас всех утру, дошло бы до дела!.. Он отхлебнул вермута, запил пивом, ткнул в губы мокрой сигаретой и выронил ее. Сержант из его батареи, следящий от двери, бережно вложил ему в рот зажженную сигарету и обнял за плечи. - Пойдемте, товарищ капитан. Вам уже пора, я помогу, идемте. - Ты не видел... мне командующий армией сегодня руку жал... одному! Я один из всех стрелять умею! И вас, салаг, щенков, учу! - Я знаю, товарищ капитан. - Что ты знаешь, сопля, пацан! Знаешь! Я в Египет просился - не отправили! Во Вьетнам - не отправили! В Анголу - не отправили! Суки, гады, бляди! В Афган - не отправили! Говно отправляют, а я, срок уже отслужил, все, - сижу здесь! Да я снаряд... душу твою... я его в воздухе чувствую... я его как руками на место кладу... и меня, мариновать!.. да я вообще ослепну, и все равно стрелять буду... я артиллерист (слеза выкатилась), я ас, первый, понял?.. - Пойдемте, товарищ капитан, - уговаривал мальчишка-сержант. - Поздно уже, закрывают, вам домой надо, идемте.

все книги автора