Художественная литература

Борис Виан

Поездка в Херостров

Перевод В. Лапицкого

Рассказ

I

Локомотив пронзительно взвыл. Машинист понял, что тормоза его где-то прищемили, и повернул рукоятку куда следовало; тут же в свою очередь засвистел и дежурный в белой фуражке -- он хотел оставить последнее слово за собой. Поезд медленно тронулся с места: вокзал был влажен и темен, я ему совсем не хотелось здесь оставаться. В купе сидело шестеро пассажиров, четверо мужчин и две женщины. Пятеро из них обменивались репликами, но не шестой. Считая от окна, на одной скамье слева направо сидели Жак, Раймон, Брис и молодая, очень красивая блондинка, Коринна. Напротив нее сидел человек, имя которого было неизвестно, -- Сатурн Ламийский, и, напротив Раймона, другая женщина, брюнетка, не очень-то красивая, зато всем были видны ее ноги. Звали ее Гарамюш. -- Поезд отправляется, -- сказал Жак. -- Прохладно, -- сказала Гарамюш. -- Перекинемся в картишки? -- сказал Раймон. -- Ну его в задницу! -- сказал Брис. -- Вы невежливы, -- сказала Коринна. -- Может, вы пересядете между мной и Раймоном? -- сказал Жак. -- Ну да, -- сказал Раймон. -- Отличная мысль, -- сказал невежливый Брис. -- Она окажется напротив меня, -- сказала Гарамюш. -- Я сяду рядом с вами, -- сказал Брис. -- Не волнуйтесь, -- сказал Раймон. -- Ну так что, -- сказал Жак. -- Иду, -- сказала Коринна. Они поднялись все разом и так перемешались, что придется начать сначала. Один только Сатурн Ламийский не сменил места и по-прежнему ничего не говорил. Так что, начиная от окна, на второй скамье слева направо сидели: Брис, Гарамюш, свободное место и Сатурн Ламийский. Напротив Сатурна Ламийского -- свободное место. А затем Жак, Коринна и Раймон. -- Так-то лучше, -- сказал Раймон. Он бросил взгляд на Сатурна Ламийского и попал ему не в бровь, а в глаз; тот, сморгнув, ничего не сказал. -- Не хуже, -- сказал Брис, -- но и не лучше. Гарамюш поправила юбку, теперь стали видны никелированные застежки, которые крепили ее чулки к резинкам. Она постаралась расположиться так, чтобы с каждой стороны они выглядывали в равной степени. -- Как вам нравятся мои ноги? -- сказала она Брису. -- Послушайте, -- сказала Коринна, -- вы не умеете себя вести. О таких вещах не спрашивают. -- Вы бесподобны, -- сказал Коринне Жак. -- Будь у вас такая же физиономия, как у нее, вы бы тоже выставляли напоказ ноги. Он посмотрел на Сатурна Ламийского, и тот не отвернулся, а лишь сосредоточился на чем-то весьма отдаленном. -- Не перекинуться ли нам в картишки? -- сказал Раймон. -- К черту! -- сказала Коринна. -- Разве это развлечение? Мне больше нравится болтать. На секунду все почувствовали замешательство -- и все знали почему. Брис рубанул с плеча: -- Нет ничего хуже, коли в купе кто-то не хочет отвечать, когда к нему обращаются, -- сказал он. -- Надо же! -- сказала Гарамюш. -- Вы же ведь на меня посмотрели, перед тем как это сказать! Я вам что, не отвечаю, что ли? -- Да не о вас речь, -- сказал Жак. У него были каштановые волосы, голубые глаза и красивый бас. Он был свежевыбрит, а кожа на его щеках отливала синевой, как спинка сырой стербляди. -- Если Брис подразумевал меня, -- сказал Раймон, -- надо было об этом так прямо и сказать. Он еще раз взглянул на Сатурна Ламийского. Тот, казалось, был погружен в свои мысли. -- В былые времена, -- сказала Коринна, -- знавали немало средств, чтобы развязать людям язык. Инквизиция, к примеру. Я читала кое-что об этом. Поезд шел уже быстро, но, несмотря на спешку, все равно успевал каждые полсекунды повторять своими колесами одни и те же замечания. Ночь снаружи выдалась грязной, и в степном песке лишь изредка отражались одинокие звезды. Время от времени какое-нибудь дерево протянутыми вперед листьями хлестало по лицу холодное стекло, занимавшее почти всю стену купе. -- Когда прибываем? -- сказала Гарамюш. -- Не раньше завтрашнего утра, -- сказал Раймон. -- Вполне хватит времени, чтобы все осточертело, -- сказал Брис. -- Была бы только охота отвечать, -- сказал Жак. -- Вы это что, мне говорите? -- сказала Коринна. -- Да нет! -- сказал Раймон. -- Это все про него. Они внезапно замолчали. Вытянутый палец Раймона указывал на Сатурна Ламийского. Тот не пошевелился, но четверо остальных вздрогнули. -- Он прав, -- сказал Брис. -- Хватит околичностей. Нужно, чтобы он заговорил. -- Вы тоже едете до Херострова? -- сказал Жак. -- Как вам нравится поездка? -- сказала Гарамюш. Она втиснулась на свободное место между собой и Сатурном, оставив Бриса в одиночестве у окна. И тем самым доверху открыв свои чулки, а также и цепляющиеся за никелированные застежки розовые резинки. И немножко кожи на бедрах, загорелой и гладкой, лучше некуда. -- Вы играете в карты? -- сказал Раймон. -- А что вы слышали об инквизиции? -- сказала Коринна. Сатурн Ламийский не пошевелился и лишь укутал ноги лежавшим у него на коленях зелено-голубым шотландским пледом. У него было очень юное лицо, а аккуратно разделенные пополам ниточкой пробора светлые волосы спадали ему на виски двумя одинаковыми волнами. -- Каков! -- сказал Брис. -- Он нас провоцирует. Эти слова не вызвали никакого отзвука во всем семнадцатиметровом диапазоне вагона, что вполне естественно, если учесть, что стенки железнодорожного купе окулированы купирующими звук материалами. Тишина угнетала. -- Не сыграть ли в карты? -- сказал тогда Раймон. -- Опять вы со своими картами! -- сказала Гарамюш. Ей явно хотелось чего-то. -- Оставьте нас в покое! -- сказал Жак. -- Во времена инквизиции, -- сказала Коринна, -- им, чтобы развязать язык, прижигали ноги. Раскаленным докрасна железом или еще чем-нибудь. А еще, им выдирали ногти или выкалывали глаза. Им... -- Ага, -- сказал Брис. -- Вот и нашли чем заняться. Они встали все вместе, кроме Сатурна Ламийского. Громко и сипло завывая, поезд въезжал в туннель, шумно спотыкаясь на неровном щебне. Когда он выбрался из туннеля наружу, Коринна и Гарамюш сидели около окна лицом друг к другу. Рядом с Сатурном Ламийским очутился Раймон. Между ним и Коринной было свободное место. Напротив Сатурна сидел Жак, потом Брис, свободное место и Гарамюш. На коленях Бриса виднелся маленький, новехонький чемоданчик из желтой кожи, его ручка крепилась при помощи блестящих никелированных колец, а инициалы на нем гласили, что он принадлежит кому-то другому, кого тоже зовут Брис, но в чьем имени П удвоенно. -- Вы до Херострова? -- сказал Жак. Он обращался прямо к Сатурну Ламийскому. Глаза того были закрыты; он дышал тихонько, чтобы не проснуться. Раймон вновь надел очки. Это был большой и сильный мужчина, в массивных очках и с пробором сбоку, волосы его слегка растрепались. -- Что будем делать? -- сказал он. -- Начнем с пальцев ног, -- сказал Брис. Он открыл свой желтый чемоданчик. -- Нужно снять с него туфли, -- предложила Коринна. -- По-моему, лучше его по-китайски, -- сказала Гарамюш. Она замолчала и покраснела, потому что все с негодованием на нее уставились. -- Хватит! -- сказал Жак. -- Черт подери! Во бляха! -- сказал Брис. -- Вы выходите за рамки, -- сказала Коринна. -- А как это, по-китайски? -- сказал Раймон. На этот раз воцарилась и в самом деле гробовая тишина, тем более что поезд теперь катил по участку пути, уложенному на каучуковую насыпь, ее недавно возвели между Комсодерьметровым и Смогогольцом. Это и разбудило Сатурна Ламийского. Его прекрасные каштановые глаза вдруг раскрылись, и он натянул на колени сползший с них плед. А потом опять закрыл глаза и, казалось, вновь погрузился в сон. Под громкий хруст тормозов Раймон покраснел как рак и более не настаивал на своем вопросе. Гарамюш ворчала что-то в своем углу; посмотрев, достаточно ли накрашены ее губы, она вынула губную помаду и украдкой несколько раз быстро подвигала ею туда-сюда внутри облатки, чтобы Раймон сообразил. Тот стал еще пунцовее. Брис и Жак склонились над чемоданчиком, а Коринна брезгливо разглядывала Гарамюш. -- Начнем с ног, -- сказал Жак. -- Снимите-ка с него туфли, -- подсказал он Раймону. Тот, в счастье, что может быть полезен, опустился рядом с Сатурном Ламийским на колени и попытался развязать его шнурки, но те, завидев его приближение, зашипели и стали извиваться во все стороны. Не преуспев, он плюнул на них, как разъяренный кот. -- Ну давайте же, -- сказал Брис. -- Вы нас задерживаете. -- Я стараюсь, как могу, -- сказал Раймон. -- Но их не развязать. -- Держите, -- сказал Брис. Он протянул Раймону крохотные, ослепительно блестящие кусачки. С их помощью Раймон взрезал кожу туфель вокруг шнурков, не повредив их; завершив операцию, он намотал полоненные шнурки себе на пальцы. -- Ну вот, -- сказал Брис. -- Осталось снять с него обувь. Это взял на себя Жак. Сатурн Ламийский по-прежнему спал. Жак закинул туфли в багажную сетку. -- Не оставить ли на нем носки? -- предложила Коринна. -- Они помогут сохранить тепло и попадут в рану. Если повезет, это вызовет заражение. -- Прекрасная мысль, -- сказал Жак. -- Угу! -- сказал Брис. Раймон уселся рядом с Сатурном и принялся заигрывать со шнурками. Брис вынул из чемоданчика прелестную миниатюрную паяльную лампу и бутылочку, из которой налил в лампу бензина. Жак чиркнул спичкой. Красивое желто-голубое с дымком пламя поднялось и опалило ресницы Бриса, тот в ответ разразился бранью. В этот миг Сатурн Ламийский открыл глаза, но тут же закрыл их снова. Его ухоженные руки покоились поверх пледа, а длинные пальцы переплетались столь сложным образом, что у Раймона, после того как он минут пять пытался в этом разобраться, разболелась голова. Коринна открыла свою сумочку и вынула оттуда расческу. Она поправила прическу перед окном, благодаря черному ночному фону в него прекрасно можно было глядеться. Снаружи ветер свистел по степи, и волки, чтобы согреться, носились как угорелые. Поезд обогнал одинокого путешественника-веселопедиста, который из последних сил крутил педали над гладью степных песков. Уже недалеко был Братскипродольск. Точно такая же степь тянулась до самого Горнопятщика в двух с половиной-другой верстах от Бранчочарновни. Вообще-то никто не мог выговорить названий этих городишек, и в привычку вошло называть их просто Урвилль, Макон, Лепюи и Сент-Машин. Грубо харкая, заработала паяльная лампа, и Брису пришлось повозиться с регулирующей иглой, чтобы добиться скромного язычка голубого пламени. Он передал лампу Раймону и положил желтый чемоданчик на пол. -- Ну что, последняя попытка? -- предложил Раймон. -- Да, -- сказал Жак. Он нагнулся к Сатурну: -- Вам до самого Херострова? Сатурн открыл один глаз и тут же его закрыл. -- Сволочь! -- сказал разъяренный Брис. Он, в свою очередь, встал перед Сатурном на колени и приподнял первую попавшуюся под руку из его ног. -- Больнее будет, если сначала выжечь ногти, -- объяснила Коринна, -- ну а кроме того, и рубцеваться все это будет немного дольше. -- Дайте-ка мне лампу, -- сказал Раймону Брис. Раймон протянул ему лампу, и Брис прошелся огнем по двери купе, чтобы проверить, как она греет. Лак начал оплывать, отвратительно завоняло. Но еще хуже воняли, сгорая в свою очередь, носки Сатурна, из чего Гарамюш сделала вывод, что были они из чистой шерсти. Коринна не обращала на это внимания, она уткнулась в книгу. Раймон и Жак ждали. От ноги Сатурна шел дым, она громко потрескивала и пахла жженым рогом, а на пол с нее падали черные капли. Ступня Сатурна корчилась в потной руке Бриса, ему трудно было ее удерживать. Коринна отложила книгу в сторону и приоткрыла окно, чтобы чуть-чуть проветрить помещение. -- Постойте, -- сказал Жак. -- Попробуем еще раз. -- Вы не играете в карты? -- приветливо сказал Раймон, поворачиваясь к Сатурну. Сатурн забился в угол купе. Рот его слегка перекосился, лоб чуть морщился. Ему удалось улыбнуться, и он еще крепче зажмурился. -- Все впустую, -- сказал Жак. -- Он не желает разговаривать. -- Какая сволочь! -- сказал Брис. -- Невоспитанный тип, -- сказал Раймон. -- Когда оказываешься вшестером в железнодорожном купе, нужно разговаривать. -- Или забавляться, -- сказала Гарамюш. -- Заткнитесь, -- сказал Брис. -- Известно, чего вы хотите. -- Вы могли бы испробовать ваши пинцеты, -- отпустила в этот момент замечание Коринна. Она подняла свое прекрасное лицо, и веки затрепетали на нем, как крылышки бабочки. -- Знаете, на ладонях есть такие места, за которые стоит взяться. -- А лампу что, выключить? -- сказал Брис. -- Да нет, продолжайте оба, -- сказала Коринна, -- куда вам торопиться? До Херострова еще далеко. -- В конце концов, он все же разговорится, -- сказал Жак. -- Черт! -- сказала Гарамюш. -- Каков, все же, хам. На овальном лике Сатурна Ламийского промелькнула мимолетная улыбка. Брис вновь взялся за паяльную лампу и приступил к другой ноге -- как раз посреди подошвы, ну а Раймон копался в чемоданчике. Голубому пламени лампы удалось пройти насквозь ногу Сатурна как раз в тот момент, когда Раймон нащупал наконец нерв. Жак их подбадривал. -- Попробуйте под коленом, -- подсказала Коринна. Чтобы удобнее было работать, они уложили тело Сатурна на одну из скамей. Лицо Сатурна совсем побледнело, а глаза больше не двигались под веками. Вкупе стоял жуткий сквозняк, ибо запах горелой плоти стал уже просто непереносимым, и Коринне это не нравилось. Брис потушил паяльную лампу. Из ног Сатурна на запятнанную скамью сочилась черная жидкость. -- Передохнем минутку? -- сказал Жак. Он вытер лоб тыльной стороной ладони. Раймон поднес руку ко рту. Ему хотелось петь. Правая рука Сатурна походила на взорвавшийся фиговый плод. С нее свисали лохмы плоти и сухожилий. -- Крепкий орешек, -- сказал Раймон. И подскочил на месте, увидев, как рука Сатурна сама собою повалилась на скамью. Впятером они не помещались на противоположной скамье, но Раймон вышел в коридор, захватив с собой и: желтого чемоданчика лист наждачной бумаги и напильник, чтобы размяться. Так что, считая от окна к двери, там сидели Коринна, Гарамюш, Жак и Брис. -- Ну и хам! -- сказал Жак. -- Не желает разговаривать, -- сказала Гарамюш. -- Это мы еще посмотрим! -- сказал Брис. -- Я могу предложить еще кое-что, -- сказала Коpинна.

II

Поезд продолжал катить по заснеженной степи, то и дело сталкиваясь с вереницами нищих, возвращающихся с подземной барахолки в Гольцине. Уже совсем рассвело, и Коринна разглядывала пейзаж, который открывался и скромно скрывался в кроличьей норе. У Сатурна Ламийского осталась только одна нога и полторы руки, но, поскольку он спал, естественно, трудно было ожидать, что он заговорит. Проехали Гольцин. Скоро уже и Херостров, всего в шести верстах. Брис, Жак и Раймон совсем обессилели, а их боевой дух висел на волоске, на своем, зелененьком, для каждого. В коридоре заблаговестил колокольчик, и Сатурн подскочил на месте. Брис уронил свою иглу, а Жак чуть не обжегся электроутюгом, которым как раз пользовался. Раймон продолжал прилежно прощупывать точное нахождение печени, но рогатке Бриса не доставало точности. Сатурн открыл глаза. Он уселся с большим трудом, поскольку отсутствие левой ягодицы, похоже, выводило его из равновесия, и натянул сползший плед на свою ногу в лохмотьях. Обувь всех остальных хлюпала по полу, по углам набралось полно крови. Тогда Сатурн встряхнул своими светлыми волосами и от души улыбнулся. -- Я не из болтунов, а? -- сказал он. Как раз в этот момент поезд въехал на вокзал Херострова. И все вышли.

все книги автора