Художественная литература

Эрик Фрэнк Рассел. Космический марафон.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПУТЕШЕСТВИЕ НА СИМБИОТИКУ

   Совершенно неожиданно мы узнали, что "Марафон" отправляется в очередной
полет: исследовать одну из планет в окрестностях  Ригеля.  Интересно,  как
это нашим земным астрономам удается обнаруживать подходящие мирки на таком
немыслимом расстоянии?
   В прошлый раз нас уже угораздило смотаться по их наводке в  окрестности
Волопаса, и мы еле унесли ноги с населенной  разумными  машинами  планеты.
"Марафон" - не так давно построенный по проекту старика Флетнера корабль -
был просто чудом современной техники и не имел себе равных в известной нам
части космоса. Поэтому ничего не оставалось, как  предположить,  что  и  у
астрономов в распоряжении появился какой-то совершенно  новый  прибор  для
исследования далеких звездных систем.
   Так или иначе, но мы, как нам  было  ведено,  отправились  в  полет  и,
добравшись  до  планеты,  являвшейся  целью  нашей  экспедиции,  еще   раз
убедились, что ученые свой хлеб едят не даром. Как они и предсказывали,  в
системе  Ригеля  и  в  самом  деле  нашлась  планета,  где,   по-видимому,
действительно имелась жизнь.
   По правому борту виднелся Ригель, пылающий, подобно  раскаленной  печи,
градусах в тридцати выше плоскости, которая считалась нашим горизонтом. То
есть  имеется  в  виду  плоскость,  являющаяся  горизонтальной  плоскостью
корабля, с  которой  волей-неволей  приходится  считаться  всей  остальной
Вселенной. Но светилом интересующей  нас  планеты  был  вовсе  не  далекий
Ригель, а гораздо более близкая звезда, немного меньше и чуть менее яркая,
чем наше родное солнышко.
   К тому же у нашей планетки оказалось две сестрички, бегающие по внешним
орбитам, и еще одна, находящаяся с противоположной стороны. Таким образом,
в системе оказалось четыре планеты, три из которых были девственно  пусты,
как головы венерианских гуппи, и только одна - ближайшая к местному солнцу
- подавала признаки наличия органической жизни.
   Мы шли на посадку, развернувшись к планетке кормой. Скорость, с которой
этот шарик рос в иллюминаторах, заставляла мои  внутренности  затягиваться
тугим узлом. В  принципе  я  после  первого  же  рейса  на  нашей  прежней
тихоходной старушке "Колбаске" навсегда избавился от космической болезни и
привык преодолевать  в  подвешенном  состоянии  бессчетные  миллионы  миль
космического ничто. Но боюсь, что к совершенно безумным взлетам и посадкам
этой флетнеровской посудины мне придется привыкать еще лет  сто,  если  не
больше.
   Молодой Уилсон, весь опутанный ремнями безопасности,  как  всегда,  был
занят тем, что заранее оплакивал свои драгоценные фотопластинки. На лице у
него отражалась такая душевная  драма,  что  можно  было  подумать,  будто
парень на своих проклятых пластинках просто женат!  Наконец  мы  совершили
посадку, и, конечно, корабль напоследок изрядно тряхнуло.
   - Да брось ты убиваться, - посоветовал я Уилсону. -  Ведь  ни  одна  из
этих опрысканных эмульсией стекляшек ни  цыпленка  тебе  не  поджарит,  ни
куска только что испеченного земляничного пирога ласково под нос не сунет.
   - Конечно нет, - согласился он. - Не сунет. -  И,  уже  выпутываясь  из
своей предохранительной сбруи, вдруг бросил на меня  испытующий  взгляд  и
спросил: - Слушай, а как бы ты отреагировал, если бы я взял да и плюнул  в
ствол одного из твоих ненаглядных излучателей?
   - Только попробуй! Сразу шею сверну! - предупредил я.
   - Вот видишь! - назидательно произнес он и тут же  помчался  проверять,
как  поживают  его  бесценные  пластинки.  Я  же,  прильнув  к  ближайшему
иллюминатору, начал разглядывать открывающийся за ним новый  мир.  Он  был
очень зеленый. Просто даже не верилось, что может  существовать  настолько
зеленое море зелени.
   Солнце, которое в космосе казалось бледно-желтым,  здесь,  на  планете,
было бледно-зеленым  и  заливало  все  вокруг  своими"  желтовато-зелеными
лучами.
   "Марафон" совершил посадку на поросшей сочной зеленой травой, цветами и
кустарником поляне  посреди  дремучего  леса.  Лес  же  представлял  собой
непролазную чащу могучих деревьев, цвета которых  варьировались  от  очень
светлого серебристо-зеленого до темно-зеленого, граничащего с черным.
   Сзади подошел Бренанд и встал рядом. В свете, льющемся из иллюминатора,
его лицо приобрело пятнистую  ядовито-зеленую  окраску.  Больше  всего  он
походил на оживший труп.
   - Ну вот, вроде бы и сели, - заметил он, бросив взгляд в иллюминатор, и
с улыбкой повернулся ко  мне.  Но,  увидев  выражение  моего  лица,  сразу
перестал улыбаться: - Слушай, чего это ты на меня так уставился?
   - Да нет, ничего, это все освещение, - успокоил я. - На себя  посмотри.
Ты сейчас похож на полупереваренную порцию ирландского рагу,  плавающую  в
шлеме туриста, слегка перегулявшего по Луне.
   - Ну спасибо на добром слове, - сказал он. - Не за что...
   Мы еще немного постояли у  иллюминатора,  с  минуты  на  минуту  ожидая
сигнала, обычно  созывающего  всех  членов  экипажа  на  инструктаж  перед
выходом  на  поверхность  новой  планеты.   Кому   идти   первым,   обычно
определялось с помощью жеребьевки, и я очень рассчитывал, что на  сей  раз
мне повезет.
   Бренанду, видимо, тоже не терпелось почувствовать  под  ногами  твердую
землю. Но сигнала все не было.
   В конце концов Бренанд не выдержал:
   - Чего это капитан там тянет? Заснул, что ли?
   - Сам не понимаю.
   Я снова  бросил  взгляд  на  его  трупного  цвета  лицо.  Зрелище  было
малопривлекательное. Судя  по  его  брезгливой  мине,  я  и  сам  выглядел
ненамного лучше. Тогда я сказал:
   - Ты же знаешь, какой наш Макналти перестраховщик. Скорее всего,  после
наших приключений на Механистрии он сто  раз  подумает,  прежде  чем  хоть
что-то предпринять.
   - Похоже, - согласился Бренанд. - Схожу-ка я, пожалуй, да  выясню,  что
там делается.
   С этими словами он удалился. К сожалению, я не мог последовать за  ним,
поскольку до  выхода  первой  партии  на  разведку  был  обязан  постоянно
находиться в оружейной. Ведь оружие могло понадобиться в любой  момент,  а
по закону подлости оно всегда требовалось очень срочно.
   И действительно, не успел Бренанд  исчезнуть  за  дверью,  как  на  мою
голову свалилась разведочная группа, которой  требовалось  снаряжение.  Их
было шестеро:  инженер  Молдерс,  навигатор  Джепсон,  наш  врач-негр  Сэм
Хигнет, Уилсон и двое марсиан - Кли Дрин и Кли Морг.
   - Что, снова повезло? - пошутил я, выдавая Сэму игольный  излучатель  и
остальное барахло.
   - Это уж точно, сержант! -  На  его  темном  лице  сверкнула  довольная
улыбка. - Капитан поклялся, что ни одна живая душа не ступит на  землю  до
тех пор, пока не будет произведена разведка с воздуха. Так что  мы  сейчас
вылетаем на шлюпке номер четыре.
   Кли Морг, сжимая своим змееподобным щупальцем излучатель  и  совершенно
игнорируя присутствующих, чьи  жизни  он  тем  самым  подвергал  серьезной
опасности, принялся  потрясать  в  воздухе  этим  смертоносным  оружием  и
возмущенно требовать: - А где наши с Дрином шлемы?
   - Шлемы? - Я перевел взгляд с него на землян.  -  Так,  может,  и  вам,
ребята, тоже выдать скафандры?
   - Нет, - ответил Джепсон. - Давление снаружи около пятнадцати фунтов, а
кислорода в воздухе вообще девать некуда.
   - Просто жижа  какая-то!  -  подхватил  Кли  Морг.  -  Самая  настоящая
болотная жижа! Так что мы полетим в шлемах.
   Пришлось выдать им дыхательные аппараты. Вообще эти марсиане  настолько
избалованы трехфунтовым давлением родной планеты, что более плотный воздух
плохо действует на печень - если, конечно, она  у  них  есть.  Поэтому  на
корабле  им  даже   отвели   специальный   отсек,   давление   в   котором
поддерживалось на привычной для них отметке. Безусловно,  некоторое  время
они вполне могли пребывать и в условиях более высокого давления, но  тогда
вскоре начинали выходить из себя и всячески показывать, что на  них  вдруг
обрушились все горести мира. Мы помогли им  напялить  эти  их  дыхательные
аппараты и отрегулировали давление в  шлемах  так,  как  им  нравилось.  Я
множество раз проделывал эту операцию, и тем не менее она, как и  в  самый
первый раз,  казалась  мне  совершенно  противоестественной.  Согласитесь,
трудно  себе  представить,  чтобы  кому-то  нравилось   дышать   настолько
разреженным воздухом.
   Когда мои клиенты стали напоминать увешанные игрушками новогодние елки,
в оружейной появился Эл Стор. Войдя, он  тут  же  навалился  всеми  своими
тремястами с лишним фунтами на хлипкий металлический барьерчик, который аж
застонал под такой тяжестью. Эл сразу же убрал с него руки  и  выпрямился.
На его бесстрастном лице, как всегда, ярко сверкали глаза.
   Покачав барьерчик, чтобы проверить, не сломался ли он, я заметил:
   - Один у тебя серьезный недостаток. Ты  постоянно  забываешь  про  свою
силу.
   Но он ничего на это не  ответил,  а  обвел  взглядом  присутствующих  и
сказал:
   - Капитан велел передать, чтобы вы проявляли максимум осторожности. Нам
ни к чему повторение того, что случилось с Хейнсом и его экипажем. Поэтому
ниже тысячи футов не спускаться и ни в  коем  случае  нигде  не  садиться.
Автоматическая камера пусть работает на  протяжении  всего  полета,  а  вы
держите ушки  на  макушке  и  как  только  заметите  что-нибудь  достойное
внимания - немедленно назад.
   - Все понятно, Эл, - отозвался Молдерс, накидывая на руку две  запасные
ленты с патронами. - Передай капитану, что он может не беспокоиться.
   На том мы и расстались. Вскоре после этого послышался  звук  стартующей
шлюпки,  напоминающий  жалкую  пародию  на  мощный  проникновенный  грохот
взлетающего "Марафона". Скорлупка взмыла в  зеленоватое  небо,  пронеслась
над верхушками высоченных  деревьев  и  вскоре  превратилась  в  крохотную
точку. К этому времени вернулся Бренанд, встал у иллюминатора и  некоторое
время следил за удаляющейся шлюпкой.
   - Похоже, Макналти трусит, - наконец заметил он.
   - Да это и понятно, ведь в случае чего отвечать за все ему.
   Мертвенно-зеленое лицо Бренанда вдруг озарилось кривой усмешкой.
   - Я тут прогулялся на корму и узнал, что парочка ребят из машинного все
же решила натянуть нам всем нос. Они  не  стали  дожидаться  разрешения  и
сейчас уже там, снаружи, преспокойно кидают камешки.
   - Чего кидают? - не веря собственным ушам, переспросил я.
   - Камешки, - с каким-то злорадством повторил он.
   Я помчался на корму, а Бренанд потащился за мной все с той же злорадной
ухмылкой на лице. И точно, двое  из  наших  вечно  замызганных  механиков,
обслуживающих дюзы, решили, что они сами с усами. Скорее всего,  эти  двое
проползли через главный инжектор, который еще даже и остыть  не  успел,  и
теперь стояли по щиколотку в зеленой траве, радостно хлопая друг друга  по
плечам и швыряя камешки в торчащий из земли валун.  Глядя  на  них,  можно
было подумать, что они на веселом школьном пикнике. - А капитан знает?
   - Ты с ума сошел, - замахал руками Бренанд. - Неужели ты  думаешь,  что
он когда-нибудь разрешил бы  этой  паре  небритых  идиотов  первыми  выйти
наружу?
   В этот момент один из механиков как раз обернулся  и  заметил,  что  мы
смотрим на него из иллюминатора. Он широко заулыбался, крикнул нам что-то,
хотя мы и не могли его слышать через толстое стекло, подпрыгнул  футов  на
девять в воздух и радостно  стукнул  себя  в  грудь  грязным  кулаком.  По
легкости его прыжка и по всему остальному было ясно, что притяжение  здесь
слабое, кислорода в воздухе много и что он плевать хотел на нас  на  всех.
На лице Бренанда было написано, что он и сам  бы  не  прочь  проползти  по
трубе инжектора, выбраться на волю и присоединиться к веселью.
   - Макналти с них семь шкур спустит, - строго, как и  положено,  заметил
я, с трудом скрывая зависть. - Впрочем, их трудно винить.  На  корабле  до
сих пор не отключена искусственная сила тяжести, воздух спертый, и к  тому
же мы довольно долго пробыли на борту.  Так  что  наружу  выйти,  конечно,
очень хотелось бы. Будь у меня ведро и  лопатка,  я,  наверное,  и  сам  с
радостью поиграл бы в песочек.
   - Только вот песочка, здесь что-то не видно.
   Наконец,  устав  швырять  мелкие  камешки,  наши   весельчаки   набрали
булыжников и двинулись к большому кусту, росшему  ярдах  в  пятидесяти  от
носовой части "Марафона". Чем дальше в ту сторону они уходили, тем  больше
был риск, что их заметит капитан из своей каюты. Но их  это,  по-видимому,
нисколечко не беспокоило. Они отлично знали, что в худшем случае  Макналти
прочтет им нудную  лекцию,  а  затем  отметит  это  в  журнале  под  видом
наложенного строжайшего взыскания.
   Высотой куст достигал футов двенадцати или пятнадцати,  и  венчала  его
густая шапка ярко-зеленых листьев. Один из двоих наших гуляк дошел до него
раньше второго и, остановившись в  нескольких  ярдах  от  куста,  запустил
булыжником точнехонько  в  самую  середину.  Дальше  все  происходило  так
быстро, что мы практически ничего не успели понять. Булыжник  исчез  среди
листьев. Куст резко качнулся назад, как будто  был  укреплен  на  стальной
пружине; Из куста выскочили три крошечных существа, мгновенно  исчезнувшие
в густой траве. Куст тут же качнулся в обратную сторону и  снова  замер  в
первоначальном положении. О том, что произошло, напоминали только все  еще
подрагивающие листья, а парень, который  швырнул  камень  в  куст,  теперь
лежал на земле ничком. Его приятель, отстававший от него фута на  три  или
четыре, замер от изумления и теперь стоял, недоуменно разинув рот.
   - Эй! - воскликнул Бренанд. - Что у них случилось?
   Механик, валявшийся на траве у куста, вдруг пошевелился,  сел  и  начал
отряхиваться. Его товарищ поспешил к нему и принялся помогать. До  нас  не
доносилось ни звука, и оставалось  только  догадываться,  о  чем  они  там
говорят и какими проклятиями сыплют.
   Наконец  процедура  приведения  одежды  в  порядок  была  завершена,  и
незадачливый механик неуверенно поднялся на ноги.  Он  с  трудом  сохранял
равновесие, и приятелю на обратном пути к  кораблю  пришлось  поддерживать
его под руку. А куст продолжал стоять как  ни  в  чем  не  бывало,  только
теперь перестали колыхаться и листья.
   Не пройдя еще и половины пути до  "Марафона",  наш  любитель  побросать
камни вдруг остановился и побелел как полотно. Он неуверенно облизал  губы
и снова брякнулся на землю. Второй с опаской оглянулся на куст, как  будто
ожидая, что тот на всех парах догоняет  их,  собираясь  напасть.  Наконец,
нагнувшись, парень поднял приятеля,  взвалил  его  на  спину  и  с  трудом
потащил к входному шлюзу. Но не  успел  он,  согнувшись  в  три  погибели,
сделать и двадцати шагов, как навстречу ему выскочил  Эл  Стор.  Широко  и
твердо ступая по зеленой траве, Эл легко снял с бедняги неподвижное тело и
без труда понес его к кораблю. Мы опрометью бросились к шлюзу узнать,  что
же произошло. Не говоря ни слова, Эл Стор протащил свою ношу мимо  нас  по
коридору и внес бездыханное тело в медицинский отсек, где Уолли Симкокс  -
помощник Сэма - тут же принялся хлопотать над  пациентом.  Второй  механик
тем временем с понурым видом топтался в коридоре у двери медотсека.  Когда
же появился капитан Макналти и наградил его ледяным взглядом, вид у  парня
стал еще более унылым.
   Буквально через полминуты из медотсека показалось багровое  разъяренное
лицо капитана, который рявкнул:
   - Быстро сбегай и скажи Стиву, чтобы  отзывал  шлюпку  обратно.  Срочно
нужен Сэм!
   Я пулей метнулся в радиорубку и передал слова капитана нашему  радисту.
Включая рацию и поднося микрофон к губам, Стив, как обычно, бешено  двигал
бровями. Ему почти сразу удалось связаться со шлюпкой. Он  передал  приказ
капитана и выслушал ответ. - Они возвращаются.
   Вернувшись к медотсеку, я спросил у  незадачливого  энтузиаста  игр  на
открытом воздухе:
   - Что случилось-то, глупыш?
   Тот пожал плечами:
   - Да этот чертов куст,  похоже,  принял  его  за  мишень  и  нашпиговал
колючками. Такие длинные тонкие стрелочки, похожие на шипы.  Попал  ему  в
голову, в шею, а несколько штук застряло в одежде. Одна даже  ухо  пробила
насквозь. Еще хорошо, что в глаз не попало.
   - Это уж точно! - кивнул Бренанд.
   - Слева от меня тоже пролетело  несколько  штук,  и  упали  они  только
где-то ярдов через двадцать. Здорово он  ими  бьет:  мимо  уха  как  пчелы
прожужжали. - Механик нервно сглотнул и переступил с ноги на ногу. - Всего
было колючек сто - не меньше.
   Тут в  коридор  вышел  Макналти.  Лицо  его  казалось  каменным.  Очень
медленно и внушительно он бросил несчастному механику:
   - А с тобой я поговорю чуть позже. - Взгляд у него при этом был  такой,
что  у  бедняги  чуть  штаны  не  свалились   от   страха.   После   этого
величественная фигура капитана проплыла по коридору и скрылась  за  углом.
Бедолага-механик почуял, что дело пахнет керосином, и  опрометью  бросился
восвояси.
   Через минуту в небе над кораблем  показалась  шлюпка,  сделала  круг  и
приземлилась. Ее экипаж, пока маленький кораблик  с  помощью  специального
крана заводили в чрево большого корабля, бродил вокруг "Марафона".
   Сэм пробыл в отсеке с пострадавшим около часа и вышел, качая головой:
   - Все кончено. Я ничем не смог ему помочь.
   - Ты хочешь сказать... он умер?
   - Да. Эти колючки содержат очень ядовитый алкалоид. И противоядия у нас
нет. От него начинает сворачиваться  кровь,  как  при  укусе  змеи.  -  Он
несколько раз устало провел ладонью по жестким курчавым волосам. - Даже не
знаю, как сообщить об этом капитану.
   В нос мы отправились вместе. Проходя мимо отсека марсиан, я  наклонился
и заглянул в небольшое смотровое отверстие. Кли Дрин и Кли Морг  играли  в
шахматы, а еще трое наблюдали за игрой. Саг Фарн,  как  обычно,  храпел  в
углу. Нет, все-таки нужно быть марсианином, чтобы скучать от приключений и
в то же время потеть от возбуждения, играя в  столь  малодинамичную  игру,
как шахматы. Марсиане всегда отличались извращенным взглядом на вещи.
   Продолжая одним глазом-блюдцем следить за доской,  Кли  Дрин  безмолвно
устремил второй глаз на смотровое  отверстие,  за  которым  виднелось  мое
лицо. От этого у меня аж мурашки по спине побежали. Я  вроде  слышал,  что
хамелеоны тоже так могут, но думаю, никакой хамелеон не смог  бы  развести
глаза настолько. Я бросился  догонять  Бренанда  и  Сэма.  Сердцем  я  все
явственней предчувствовал беду. Капитан  буквально  взвился,  как  ракета,
когда узнал от Сэма, что пациент умер. Из полуоткрытой двери  донесся  его
громкий голос:
   - Не успели сесть, а уже приходится делать в журнале  запись  о  гибели
одного  из  членов  экипажа...   преступная   халатность...   неподчинение
приказу... надо же быть такими идиотами... вопиющее нарушение  дисциплины.
- Тут он остановился, чтобы перевести дыхание. - Однако,  как  бы  там  ни
было, ответственность целиком и полностью лежит на мне. Эл, объявляй общий
сбор.
   Эл тут же нажал кнопку, и  по  всему  кораблю  разнесся  сигнал  общего
сбора. Последними, конечно, притащились марсиане.
   Обведя нас всех строгим командирским взглядом, Макналти принялся читать
довольно продолжительную лекцию. Нас,  мол,  выбрали  в  качестве  экипажа
"Марафона" - именно потому, что мы зарекомендовали себя как хладнокровные,
опытные,  дисциплинированные,  зрелые  люди,  которые   уже   давным-давно
избавились от разных  там  детских  пристрастий,  вроде  швыряния  в  цель
камнями.
   - Кстати, и к  шахматам  это  относится!  -  с  желчной  язвительностью
добавил он.
   Кли Дрин тут же вскинулся и оглядел своих  многощупальцевых  собратьев:
слышали ли они подобное неслыханное  богохульство?  И  действительно,  еще
парочка марсиан что-то негодующе пискнула. Видимо, от возмущения  им  тоже
ударило в голову то, что заменяет марсианам кровь.
   - И поверьте, - продолжал  между  тем  капитан,  видимо  подсознательно
почувствовав, что плюнул в чью-то святую воду,  -  я  вовсе  не  такой  уж
зануда. Просто я хочу подчеркнуть: для всего есть соответствующие время  и
место. - Марсиане слегка расслабились. - И поэтому, - продолжал  Макналти,
- я требую, чтобы вы всегда...
   Тут раздался резкий звонок переговорного устройства, и капитан  прервал
свою речь на полуслове. На его столе стояли три аппарата. Он уставился  на
них с таким видом, будто ушам своим не верил. Присутствующие сразу  начали
переглядываться,  пытаясь  понять,  кого  же  не  хватает.   В   принципе,
отсутствующих быть не могло: по сигналу  общего  сбора  должен  собираться
весь экипаж до единого человека.
   Наконец Макналти решил, что наилучший  способ  разгадать  эту  тайну  -
ответить на звонок. Нажав кнопку, он хрипло и недоверчиво  рявкнул:  "Да!"
Но тут снова раздался звонок, причем другого аппарата. Значит,  капитан  с
первого раза не угадал. Он раздраженно хлопнул по кнопке второго  аппарата
и снова рявкнул: "Да!" До нас донесся какой-то  сдавленный  писк,  а  лицо
капитана тем временем искажали самые немыслимые гримасы.
   - Кто? Что? - несколько раз переспросил он. - Что тебя разбудило? - Тут
глаза его полезли на лоб. - Кто-то стучится в дверь?  -  Отключив  наконец
переговорное устройство, он некоторое время ошеломленно  молчал,  а  затем
сказал Элу Стору: - Звонил Саг Фарн. Жаловался,  что  его  сиесту  нарушил
какой-то стук в крышку входного люка в шлюзе. - Капитан не  глядя  нащупал
кресло и рухнул в него, хватая ртом воздух. Его выпученные  глаза  наконец
отыскали в толпе Стива Грегори. -  Послушай,  прекратишь  ты  когда-нибудь
играть своими бровями или нет?
   Стив тут же опустил одну бровь на глаз, другую задрал на лоб  и  широко
раскрыл рот, стараясь изобразить на лице искреннее раскаяние. Вид  у  него
при этом стал окончательно идиотским. Эл Стор наклонился и что-то негромко
сказал капитану на ухо. Макналти устало кивнул. Эл выпрямился и, обращаясь
к нам, сказал:
   - Все свободны. Марсианам, думаю, будет лучше надеть шлемы. У шлюза  мы
установим пушку и только после этого откроем люк.
   Что ж, это звучало достаточно разумно. Днем,  конечно,  проще  простого
заметить любого, кто приближается к кораблю, но только не после того,  как
он подойдет к нему вплотную. Угол обзора иллюминаторов не так широк, чтобы
увидеть кого-либо стоящего у  самого  шлюза.  Все  понимали,  что  капитан
допустил промашку, устроив собрание и  не  выставив  никого  наблюдать  за
окрестностями, но ни один из присутствующих не оказался  столь  бестактен,
чтобы сделать ему замечание. Если те, кто стучался к нам,  не  отойдут  от
корабля подальше, увидеть их мы можем, только открыв люк, и  уж  точно  не
станем заниматься ничем другим, пока не  выясним,  что  у  нас  за  гости.
Предыдущая экспедиция, во время которой враждебные машины начали разбирать
корабль, научила нас осторожности.
   Засоню Саг Фарна наконец разбудили, вытащили из уютного уголка, где  он
сладко  спал,  и  отправили   за   шлемом.   Напротив   шлюза   установили
скорострельную пушку, наведя ее  стволы  на  крышку  люка.  Не  успели  мы
сделать это, как по крышке люка что-то несколько раз звякнуло. Впечатление
было такое, что кто-то бросает в корабль камешки.
   Наконец люк медленно открылся. В корабль тут  же  ворвался  зеленоватый
свет  и  хлынул  свежий  воздух,  такой  приятный,  что  у  меня  чуть  не
закружилась голова. В тот же момент наш шеф-инженер Дуглас  (сменивший  на
этом посту старого Эндрюса) вырубил искусственную гравитацию, и  мы  сразу
стали на треть легче. Мы с  таким  тревожным  напряжением  вглядывались  в
отверстие люка, что нам вполне могло пригрезиться и  тупое  рыло  ожившего
металлического  чудовища,   разглядывающего   нас   равнодушно-враждебными
линзами. Но  никаких  механических  звуков  слышно  не  было,  не  лязгали
металлические руки и ноги. К нам ворвался лишь свежий  ветерок  да  шелест
зеленой травы, да еще вроде слышалось где-то вдалеке странное, ни  на  что
не похожее приглушенное буханье, отдаленно напоминавшее барабанный бой.
   Тишина была такой глубокой, что  я  сразу  услышал  у  себя  за  спиной
дыхание Джепсона. Стрелок замер за пушкой,  устремив  взгляд  в  прицел  и
положив палец на гашетку. Справа и слева от него  поблескивали  заряженные
лентами подающие механизмы. Остальные  члены  боевого  расчета  тоже  были
готовы к любым неожиданностям. И тут я услышал что-то вроде шагов по траве
у самого шлюза.
   Мы все  отлично  знали,  что  Макналти  удар  хватит,  если  кто-нибудь
осмелится подойти к самому краю и выглянуть наружу. Он небось до  сих  пор
каждую ночь видит во сне, как металлические руки  хватают  решившегося  на
это смельчака. Вот и пришлось нам  стоять  у  шлюза  и  ждать,  что  будет
дальше. Через некоторое время внизу  у  самого  люка  послышался  какой-то
непонятный шум. В следующее мгновение в шлюз влетел булыжник  величиной  с
хорошую дыню и, едва не угодив в плечо Джепсону, разлетелся, ударившись  о
стенку шлюза.
   Я решил, что  с  меня  довольно,  и,  крепко  сжимая  в  руке  игольный
излучатель, пригнувшись, двинулся к  выходу.  Добравшись  до  края  шлюза,
находившегося футах в девяти от поверхности планеты, я осторожно  выглянул
наружу. За спиной я чувствовал дыхание последовавшего  за  мной  Молдерса.
Похожие  на  бой  больших  барабанов  звуки   теперь   слышались   гораздо
отчетливее, но источник их по-прежнему оставался загадкой.
   Под самым шлюзом стояли шесть существ,  на  первый  взгляд  удивительно
похожих на людей. У них были совершенно человеческие фигуры, такие же, как
у нас, конечности, пальцы и черты лица. Отличие их в основном  заключалось
в коже. Она  у  них  выглядела  грубой,  морщинистой  и  отливала  тусклой
зеленью. Кроме того, на груди у  них  имелся  какой-то  непонятный  орган,
очень похожий на  цветок  хризантемы.  Иссиня-черные  глаза  наших  гостей
постреливали по сторонам с чисто обезьяньей настороженностью.
   Но,  несмотря  на  все  отличия,  сходство  с  людьми  было   настолько
ошеломляющим, что я, разинув рот уставился на них, а они в свою очередь  -
на меня. Затем один из них что-то  визгливо  крикнул,  взмахнул  рукой,  и
брошенный им камень едва не разнес мне череп. Я  еле  успел  пригнуться  и
почувствовал, как булыжник просвистел у самого уха. Молдерс тоже пригнулся
и невольно толкнул меня при этом.  Где-то  позади  нас  послышался  глухой
удар, кто-то громко выругался, а я потерял равновесие и полетел вниз.
   Стараясь не выпустить из рук излучатель, я шмякнулся  в  густую  траву,
покатился кубарем и тут же вскочил на ноги. В любой  момент  на  меня  мог
обрушиться настоящий метеоритный дождь. Но неприятельского секстета уже  и
след простыл. Неизвестные  существа  были  ярдах  в  пятидесяти  и  быстро
улепетывали по направлению к лесу большими ловкими прыжками,  которым  мог
бы позавидовать любой кенгуру. Я, скорее всего, легко мог  бы  подстрелить
двоих-троих, но Макналти наверняка распял бы меня за  это.  Земные  законы
очень строги по отношению к тем, кто плохо  обращается  с  аборигенами  на
других планетах.
   Из люка на землю спустился Молдерс, за ним последовали Джепсон,  Уилсон
и Кли Янг.
   Уилсон держал в руках  свою  ненаглядную  камеру  со  светофильтром  на
объективе. Он просто-таки трясся от возбуждения.
   - Я успел  их  заснять  из  четвертого  иллюминатора.  Целых  два  раза
щелкнул!
   - Хм-м-м! - Молдерс оглядел окрестности. Это был  грузный  флегматичный
человек,  больше  похожий  на  скандинавского  пивовара,  чем  на  старого
космического волка. - Давайте-ка проследим за ними до опушки.
   - Отличная идея! - весело подхватил Джепсон. Знай он, что его ждет,  он
бы так не веселился.
   Стоя по колено в густой траве, он с удовольствием набрал  полную  грудь
ароматного, насыщенного кислородом воздуха.
   - Заодно и прогуляемся на совершенно законном основании.
   Мы тут же двинулись вперед, зная, что капитан вскоре  начнет  заклинать
нас  вернуться  обратно.  Наверное,  не  найти  другого  такого  человека,
которого было бы так трудно убедить,  что  риск  необходим  и  что  ценой,
которую приходится платить за знание, почти всегда  являются  человеческие
жизни. Наш капитан, как будто специально, сначала подвергал нас опасности,
залетая неведомо куда, а  потом,  оказавшись  на  месте,  всегда  старался
избегать даже малейшего риска.
   Добежав  до  опушки  леса,  шестеро  зеленых  остановились  и  опасливо
уставились на нас. Похоже, на открытом месте они чувствовали себя  гораздо
менее уверенно, чем на краю, по-видимому, их родного леса.  Один  из  них,
повернувшись к нам спиной, нагнулся и,  просунув  голову  между  коленями,
принялся корчить рожи.
   Гримасы его показались нам совершенно бессмысленными и непонятными.
   - Это еще что такое! - взревел Джепсон, которому явно  не  понравилось,
что  какой-то  зеленый  туземец  корчит  ему   рожи,   выглядывая   из-под
собственного зада.
   Уилсон фыркнул и заметил:
   -  Мне  приходилось  видеть  нечто   подобное.   По-моему,   это   знак
презрения... похоже, он является универсальным для всех планет.
   - Будь я попроворней, я бы ему показал, - с угрозой  в  голосе  заметил
Джепсон.
   В этот момент нога его попала в ямку, он оступился и рухнул  на  землю.
Зеленые подняли радостный визг и принялись швырять в него камнями, которые
совсем чуть-чуть  не  долетали  до  цели.  Мы  тут  же  бросились  вперед,
передвигаясь огромными скачками. При слабом  притяжении  на  планете  было
низкое атмосферное давление, и мы чувствовали себя значительно легче,  чем
на Земле. Наверное,  мы  неслись  побыстрее  иных  олимпийских  чемпионов.
Пятеро зеленых нырнули в чащу, а шестой, как белка, полез вверх по  стволу
одного из ближайших деревьев. Из их поведения явственно следовало, что они
считают лес и деревья самым надежным убежищем.
   Мы остановились ярдах в восьмидесяти от дерева,  на  котором  спрятался
наш зеленый приятель. Вполне можно было ожидать града ядовитых колючек.  В
памяти еще оставалось воспоминание о том, что сумел натворить всего  один,
с виду такой безобидный, кустик. Растянувшись в цепь, мы начали  осторожно
подкрадываться ближе, в любую минуту готовые броситься наутек.  Но  ничего
не происходило. Мы подошли еще ближе. И снова ничего. Так, шаг  за  шагом,
мы и оказались почти у самого ствола. Дерево - то ли ствол, то ли листья -
испускало слабый аромат чего-то вроде ананаса или  корицы.  Глухие  удары,
которые мы слышали еще в корабле, сейчас стали гораздо более отчетливыми.
   Дерево вблизи выглядело  чрезвычайно  внушительным.  Его  темно-зеленый
шероховатый ствол футов семь-восемь в  диаметре  уходил  вверх  на  высоту
около двадцати пяти футов, и  только  там  от  него  начинали  отходить  в
стороны мощные длинные ветки, каждая из которых заканчивалась всего  одним
огромным, похожим на лопату, листом. Глядя  на  гигантский  ствол,  мы  не
могли понять, как нашему беглецу удалось так быстро вскарабкаться  наверх,
но, судя по всему, труда это для него не составляло. И тем не менее его на
дереве обнаружить не  удалось.  Мы  раз  двадцать  обошли  вокруг  дерева,
пристально вглядываясь в переплетение ветвей, сквозь  которые  пробивались
зеленоватые лучи местного  солнца.  Но  никаких  признаков  аборигена  нам
заметить не удалось. У нас не было ни малейшего сомнения  в  том,  что  он
затаился где-то  там  наверху,  а  мы  просто  не  можем  его  разглядеть.
Перескочить с этого дерева на ближайшее  соседнее  он  никак  не  мог.  Не
удалось бы ему  и  соскочить  незамеченным  на  землю.  Даже  несмотря  на
довольно скудное освещение, нам был  отлично  виден  весь  этот  древесный
исполин, поскольку мы окружили его  со  всех  сторон.  Но  чем  дольше  мы
вглядывались, пытаясь отыскать туземца среди ветвей, тем больше убеждались
в том, что нам это не под силу.
   - Куда он мог подеваться? Просто уму непостижимо!  -  буркнул  Джепсон,
отходя от ствола подальше,  чтобы  удобнее  было  смотреть  вверх.  И  тут
послышался свист рассекаемого воздуха -  это  ветка,  нависавшая  над  его
головой, резко  метнулась  вниз.  Я  даже  как  будто  услышал  безмолвный
торжествующий возглас доставшего-таки свою  жертву  дерева.  Плоский  лист
шлепнул Джепсона прямо по спине, а все пространство  под  деревом  тут  же
оказалось буквально залито ананасово-коричным ароматом. Затем ветка так же
резко ушла обратно вверх, унося с собой и свою жертву. Джепсон с  яростным
ревом  отчаянно  пытался  высвободиться,  а  мы,  совершенно   обалдевшие,
столпились внизу. Нам было видно, что он прилип к тыльной стороне листа, и
чем яростнее он пытался  оторваться  от  него,  тем  больше  его  заливало
какое-то густое желтовато-зеленое вещество. Судя по всему, оно было раз  в
сто более липким, чем самый лучший птичий клей.  Наконец  мы  стали  хором
орать ему, чтобы он перестал дергаться, а то, мол, эта жижа зальет  ему  и
лицо.  Но  чтобы  привлечь  его  внимание,  нам  потребовалось   немереное
количество децибел  и  изрядное  количество  довольно-таки  оскорбительных
выпадов в его адрес. К тому времени  липкая  масса  уже  покрыла  всю  его
одежду, а одна рука намертво прилипла к телу.  Выглядел  он  ужасно.  Было
совершенно ясно:  если  липучка  зальет  ему  рот  и  нос,  то  он  просто
задохнется.
   Молдерс попробовал взобраться по стволу наверх, но  вскоре  понял,  что
это напрасная трата сил. Он отошел подальше от  ствола,  чтобы  взглянуть,
что там наверху, но тут же поспешно вернулся на  прежнее  место,  заметив,
что одна из ветвей угрожающе шевельнулась, собираясь угостить его  порцией
все той же липкой дряни.
   Самое  безопасное  для  нас  место  находилось  прямо  под   несчастным
Джепсоном. Липучка все заливала и заливала того и, насколько я мог судить,
через полчаса должна была покрыть полностью, а если  он  будет  продолжать
дергаться - то и еще раньше.
   Все это время где-то поблизости продолжали  раздаваться  глухие  удары,
как  бы  отсчитывавшие  последние  мгновения  жизни   нашего   несчастного
товарища.  Звуки  напоминали  удары  африканских  тамтамов,   приглушенные
какими-то толстыми стенами.
   Указывая на золотистый цилиндр "Марафона", лежащий в пятистах ярдах  от
нас, Уилсон сказал:
   - Чем больше мы потеряем здесь времени,  тем  хуже  все  это  кончится.
Давайте сбегаем на корабль, возьмем веревки и крюки.  А  тогда  снять  его
будет делом нескольких секунд.
   - Нет, - решил я, - Мы, черт возьми, снимем его еще быстрее.
   Потопав ногами по траве и убедившись, что она и в этом месте достаточно
густая и упругая, я поднял излучатель и прицелился в то место,  где  лист,
державший Джепсона, соединялся с веткой. Поняв, что я  собираюсь  сделать,
он в панике взревел:
   - Эй, не вздумай... ты, полоумный! Ты же меня...
   Но  игольный  луч  максимальной  мощности  уже  перерезал  ветку.  Лист
отвалился, и тут дерево как будто взбесилось. Свои двадцать пять футов  до
земли Джепсон пролетел с просто-таки удивительной скоростью в два  смачных
ругательства на каждый фут. Наконец он с шумом рухнул на траву с прилипшим
к спине листом и разразился совсем уж площадной бранью. Нам  тем  временем
пришлось ничком броситься на землю,  поскольку  дерево  вышло  из  себя  и
яростно пыталось дотянуться листами-лопатами до нас - своих обидчиков.
   Одна особенно настойчивая ветка продолжала колотить листом всего в ярде
от моей головы, а я в свою очередь пытался вдавить себя как можно глубже в
землю. Я чувствовал, как ритмичными толчками  мою  голову  овевают  порывы
ветра от хлопающего рядом листа и густой ананасово-коричный  аромат.  Меня
прямо-таки пот прошибал при мысли о том, как  отчаянно  будут  напрягаться
мои легкие, вылезать  из  орбит  глаза  и  колотиться  сердце,  если  лист
дотянется до меня и я получу порцию липкой дряни прямо в лицо. Нет,  тогда
уж я предпочел бы, чтобы меня просто пристрелили.
   Через  некоторое  время  дерево  наконец  прекратило  тщетные   попытки
добраться до кого-нибудь из нас и снова застыло, как дремлющий  гигант,  в
любую минуту готовый снова перейти к активным действиям. Мы  по-пластунски
доползли до Джепсона и  кое-как  ухитрились  вытащить  его  из-под  дерева
вместе с листом, прилипшим к спине.
   Идти он не мог, так как  сапоги  и  брючины  намертво  склеились  между
собой. Левая рука тоже будто приросла к телу. Он был совершенно вне себя и
непрерывно то жаловался на судьбу, то ругался, не давая  себе  времени  ни
подумать, ни перевести дыхание. До этого случая мы даже  не  представляли,
что он способен на такое красноречие. И только когда мы выволокли  его  на
открытое место, я вслух произнес те несколько энергичных слов, которые  он
по оплошности пропустил.
   Молдерс, всегда  очень  спокойный,  ругаться  не  стал,  видимо  вполне
удовлетворившись тем, что принялись извергать  из  себя  мы  с  Джепсоном.
Молдерс помогал мне тащить его, и теперь ни он, ни я не  могли  отлепиться
от нашей ноши. Мы превратились буквально в единое целое, как трое сиамских
братьев-близнецов, только вот никаких  братских  чувств  мы  при  этом  не
испытывали, да и речи наши тоже как-то  не  свидетельствовали  о  братской
любви.
   Получалось, что нам  не  остается  ничего  другого,  кроме  как  тащить
Джепсона на руках, которые накрепко приклеились к его телу.
   Мы вынуждены были держать его в горизонтальном  положении  лицом  вниз,
как в стельку  пьяного  матроса,  которого  товарищи  волокут  обратно  на
корабль. Лист по-прежнему украшал его спину.
   Ничуть не облегчал и без  того  малоприятную  задачу  придурок  Уилсон,
которому наши неприятности почему-то казались весьма забавными. Он  плелся
за нами, давясь от смеха, и  то  и  дело  щелкал  своей  поганой  камерой,
которую я с огромным удовольствием запихал бы ему в глотку. Он  просто  до
неприличия радовался тому, что проклятый клей не попал и на него тоже.
   Эл Стор, Бренанд, Армстронг, Петерсен и Дрейк встретили нас,  когда  мы
протащились  уже  более  полпути  до  корабля.  Сначала,  они   недоуменно
уставились на Джепсона, а потом с уважением начали  прислушиваться  к  его
гневным тирадам. Мы предупредили их, чтобы они до  нас  не  дотрагивались.
Когда мы дотащили свою ношу до корабля, то почувствовали, что  устали  как
собаки. Хоть вес Джепсона и составлял здесь только две трети  нормального,
но через пятьсот ярдов он уже начал казаться нам настоящим мамонтом.
   Мы уронили его на траву  под  шлюзом  и  волей-неволей  вынуждены  были
усесться на него сверху. Из джунглей по-прежнему доносились глухие  удары.
Эл ушел на корабль и вскоре вернулся, ведя за собой Сэма и  Уолли.  Указав
им на наше мрачное трио, он спросил, не знают ли они,  как  избавиться  от
этого суперклея. Тот уже застыл и стал  совершенно  твердым.  Мои  руки  и
пальцы чувствовали себя так, будто их поместили в гласситовые перчатки.
   Сэм и Уолли испробовали холодную воду, теплую  воду,  довольно  горячую
воду и очень горячую  воду,  но  вода  никакого  воздействия  на  клей  не
оказывала.
   Шеф-инженер Дуглас  принес  бутылочку  ракетного  топлива,  которым  он
выводил  пятна,  драил  медяшки,  травил  насекомых  и   использовал   для
растирания во время приступов люмбаго. С его помощью можно было  делать  и
еще восемнадцать разных дел - во всяком случае, так утверждал  Дуглас.  Но
растворять клей топливо отказалось.
   Затем они попробовали  какой-то  сверхочищенный  бензин,  которым  Стив
Грегори заправлял всему экипажу зажигалки. Но и  это  оказалось  напрасной
тратой времени. Он легко растворял резину и еще пару другую материалов, но
только не эту дрянь. Молдерс все  это  время  сидел  совершенно  спокойно,
несмотря  на  то  что  обе  его  руки  были  будто   вплавлены   в   куски
желто-зеленого стекла.
   - Да, похоже, вы вляпались, - лицемерно посочувствовал  Уилсон.  -  Как
мухи в мед!
   Снова появился  Сэм  и  принес  с  собой  йод,  который  клея  тоже  не
растворил, зато вступил с  ним  в  реакцию,  и  воздух  вокруг  нас  начал
наполняться странным дымом с ужасным запахом. Тогда  на  лице  Молдерса  в
первый  раз  появилась  страдальческая  гримаса.  От  азотной  кислоты  по
поверхности застывшего клея пошли пузыри, но и только. Впрочем, с кислотой
в любом случае шутки были бы  плохи.  Нахмурившись,  Сэм  удалился,  чтобы
поискать еще какой-нибудь  растворитель.  Навстречу  ему  вышел  Эл  Стор,
решивший узнать, как наши успехи. Подойдя к нам, Эл вдруг споткнулся,  что
для него было делом  совершенно  необычным,  учитывая  его  нечеловеческое
чувство равновесия. При этом он нечаянно толкнул  мощным  торсом  молодого
Уилсона, и эта ухмыляющаяся обезьяна свалилась с копыт и рухнула прямо  на
ноги Джепсону, где клей, по-видимому,  оставался  еще  достаточно  мягким,
чтобы тут же прихватить новую жертву. Уилсон сразу  затрепыхался,  пытаясь
высвободиться, но, поняв, что никакие усилия не помогают, сразу  изменился
в лице. Джепсон, увидев выражение ужаса  на  лице  насмешника,  разразился
громким смехом.
   Подняв с земли упавшую камеру, Эл повесил ее на плечо и как ни в чем не
бывало заметил:
   - Никогда раньше не оступался. Крайне досадно, что так получилось.
   - Ничего себе - досадно! - в сердцах воскликнул Уилсон,  который,  судя
по выражению его лица, сейчас больше всего на свете  желал  бы,  чтобы  Эл
Стор расплавился и превратился в лужицу жидкого металла.
   Как раз в этот момент из корабля  появился  Сэм  с  большой  стеклянной
банкой в руках.
   Подойдя к нам, он плеснул немного жидкости из банки на  мои  увязшие  в
клею руки, и зеленоватая масса тут же начала растворяться,  превращаясь  в
тонкий слой слизи, и через мгновение мои руки оказались на свободе.
   - Нашатырь! - возвестил Сэм. Правда, он мог бы  этого  и  не  говорить:
характерный запах перепутать нельзя ни с чем. Нашатырь оказался прекрасным
растворителем для злосчастного клея, и вскоре Сэм окончательно очистил нас
от его остатков.
   После этого я погнался за  Уилсоном,  и  мы  раза  три  обежали  вокруг
корабля. К сожалению, на его  стороне  было  преимущество  в  возрасте,  а
значит, и в скорости. Наконец мне пришлось прекратить  преследование,  так
как я окончательно запыхался.  Мы  уже  собирались  подняться  на  борт  и
доложить капитану обо всем, что с  нами  случилось,  но  проклятое  дерево
снова начало хлопать ветками. Нам даже издали было прекрасно видно, как со
свистом хлещут по воздуху большущие листья. Стоя у самого входа в шлюз, мы
обернулись и с удивлением воззрились на это.  И  тут  заговорил  Эл  Стор,
причем в голосе его явственно слышались металлические  нотки:  -  Где  Кли
Янг?
   Никто из нас этого не знал.  Я  начал  припоминать  все  случившееся  и
понял, что, когда мы тащили Джепсона домой,  Кли  Янга  с  нами  не  было.
Последний раз я видел его, еще стоя под деревом, и у меня бегали по  спине
мурашки при виде того, как он двумя глазами одновременно разглядывает  две
разные ветки.
   Армстронг нырнул в корабль  и  вскоре  вернулся  с  известием,  что  на
корабле Кли Янга нет абсолютно точно.
   Молодой Уилсон, глаза которого еще были выпучены почти так  же,  как  у
пропавшего марсианина, заявил, что он вообще  не  помнит,  чтобы  Кли  Янг
выходил вместе с нами из леса. После этих слов мы выхватили  излучатели  и
на всех парах помчались обратно к треклятому дереву.  Оно  не  переставало
махать крыльями так, будто  к  земле  эту  сумасшедшую  птицу  привязывали
только корни. Добежав до чудовищного дерева, мы  начали  обходить  его  по
периметру, стараясь не оказываться  в  пределах  досягаемости  ожесточенно
хлопающих листьев и пытаясь взглядом отыскать прилипшего к одному  из  них
марсианина. Но его там не было.
   Наконец мы обнаружили его на стволе  на  высоте  приблизительно  сорока
футов. Пятью могучими щупальцами он крепко держался за  ствол,  а  другими
пятью  крепко  сжимал  зеленого  аборигена.  Пленник  бился   в   объятиях
марсианина, тщетно пытаясь вырваться, и непрерывно что-то визгливо кричал.
   Кли Янг  начал  осторожно  спускаться  вниз.  То,  как  он  двигался  и
выглядел,  делало  его  ужасно  похожим  на  какой-то  невероятный  гибрид
университетского  профессора  и  морского   осьминога.   Абориген   же   с
вытаращенными от ужаса  глазами  бессильно  колотил  марсианина  по  шлему
дыхательного аппарата. Кли полностью игнорировал недружественное поведение
зеленого туземца и спустился наконец к той  ветке,  которая  добралась  до
Джепсона. Покрепче ухватив свою жертву, марсианин осторожно  пополз  вдоль
ветки и добрался до ее конца, где отсутствовал лист. Здесь его и аборигена
ветка стала мотать вверх и вниз с амплитудой футов в  двадцать.  Рассчитав
маневр до секунды, Кли Янг отцепился от ветки, когда та  опустилась  почти
до самой земли, и тут же  скользнул  прочь  из-под  кроны,  чтобы  его  не
зацепила ни одна из других. С опушки леса вдруг  донесся  певучий  вой,  и
что-то похожее на кокосовый орех, пролетев по воздуху, упало  и  разбилось
под ногами у Дрейка.  Странный  снаряд  был  хрупким,  как  пустая  яичная
скорлупа, внутри оказался белым и, похоже, совершенно пустым.
   Не обращая ни малейшего внимания ни на вой, ни на бомбу, которая  вовсе
не была бомбой, Кли Янг  потащил  своего  все  еще  пытающегося  вырваться
пленника прямо к "Марафону".
   Дрейк удивленно отшатнулся, затем с любопытством нагнулся над "кокосом"
(или как его назвать?)  и  презрительно  пнул  расколовшуюся  при  падении
скорлупу носком сапога. В тот же самый момент что-то невидимое, вылетевшее
из осколков, валяющихся у его  ног,  набросилось  на  него,  он  судорожно
втянул щеки, закатил глаза и отступил назад. Затем  его  стошнило,  причем
так сильно, что он чуть не упал. У нас хватило ума не пытаться выяснять, в
чем дело, а схватить его в охапку и помчаться следом  за  Кли  Янгом.  Всю
дорогу его тошнило, и рвота утихла, только когда мы наконец  добрались  до
покатого борта "Марафона".
   - Боже милостивый! - наконец выдавил он, потирая живот. - Какая мерзкая
вонь! По сравнению с этим скунс - роза животного мира! - Он вытер губы.  -
У меня желудок просто наизнанку вывернулся.
   Мы  отправились  к  Кли  Янгу,  пленника  которого  уже   посадили   за
примирительную трапезу. Стягивая шлем, Кли Янг сказал:
   - На это дерево взобраться оказалось совсем не так уж  и  трудно.  Оно,
конечно, пыталось схватить  меня,  но,  как  выяснилось,  ветки  не  могут
дотянуться до ствола. - Он недовольно фыркнул и потер  свое  плоское  лицо
уроженца Красной Планеты гибким кончиком  огромного  щупальца.  -  Ума  не
приложу, как это вы, примитивные двуногие, можете постоянно  хлебать  суп,
который называете воздухом. Да в нем хоть плавай!
   - Слушай, Кли, а где же ты нашел зеленого? - спросил Бренанд.
   - Он притаился на стволе в сорока футах от земли. Там в коре  оказалось
углубление, где он спрятался. Я и заметил-то  его  почти  случайно,  когда
подобрался чересчур  близко  и  ой  начал  дергаться,  боясь,  что  я  его
обнаружу. - Марсианин поднял свой шлем. -  Поистине  замечательный  пример
естественной маскировки. - Продолжая одним глазом взирать на шлем,  второй
он устремил на любопытного Бренанда и сделал недовольный жест щупальцем: -
А как насчет того, чтобы  хоть  где-нибудь  откачать  воздух  и  позволить
представителям высшей формы разумной жизни хоть какое-то время провести  в
покое и с удобствами?
   - Ладно, так и быть, откачаем  воздух  из  правого  шлюза,  -  пообещал
Бренанд.  -  И  не  больно-то  выпендривайся,  ты,  жалкая  карикатура  на
резинового паука.
   - Ха! - с большим достоинством ответствовал Кли Янг. - Кто,  по-твоему,
придумал шахматы, но до сих пор с трудом отличает черную пешку  от  белой?
Кто не в состоянии даже камешки побросать без того, чтобы не вляпаться  во
что-нибудь этакое? - С этим  презрительным  замечанием  по  поводу  земной
несостоятельности он снова нахлобучил шлем и знаком попросил меня откачать
в нем воздух, что я и сделал. - Благодарю! - глухо донесся его голос из-за
диафрагмы шлема. Теперь следовало побольше узнать о нашем зеленом госте.
   Капитан Макналти  беседовал  с  аборигеном  лично.  Босс  величественно
восседал за своим  металлическим  столом  и  взирал  на  хрупкого  туземца
взглядом, в котором было поровну высокомерия и добродушия.  Туземец  стоял
перед ним и то и  дело  испуганно  зыркал  своими  черными  глазенками  по
сторонам. Теперь, вблизи, я разглядел на нем набедренную  повязку,  цветом
почти не отличающуюся от кожи. Спина его казалась чуть темнее, чем грудь и
живот, а кожа на ней выглядела гораздо грубее, более пористой и напоминала
кору дерева, на котором он пытался от нас спрятаться.
   Даже набедренная повязка сзади оказалась гораздо темнее,  чем  спереди.
Ноги у него были широкими и босыми,  а  на  пальцах  ног  имелось  по  два
сустава почти такой же длины, что и  пальцы  рук.  Одежды  у  него,  кроме
набедренной  повязки,  никакой  не  было,  как,  впрочем,  и  оружия.   Но
наибольший  интерес  у  присутствующих,  конечно,  вызывала   своеобразная
хризантема у него на груди.
   - Его накормили? - заботливо спросил капитан.
   - Ему предлагали поесть, - ответил Эл.  -  Но  он  отказался.  Даже  не
прикоснулся к пище.
   Насколько я понимаю, единственное, чего ему хочется,  -  это  вернуться
обратно на дерево.
   - Хм-м-м-м, - проворчал Макналти.  -  Всему  свое  время.  -  И,  снова
напустив на себя вид добродушного дядюшки, он спросил  у  туземца:  -  Как
тебя зовут?
   Видимо, по интонации капитана поняв, что  ему  задали  вопрос,  зеленый
абориген замахал руками и возбужденно зачирикал на  непонятном  языке.  Он
говорил и говорил, то и дело подкрепляя свои слова  очень  выразительными,
но совершенно непонятными нам жестами. Язык был довольно  благозвучным,  а
голос певучим.
   - Понятно, - пробормотал Макналти, когда поток непонятных слов  наконец
иссяк. Он вопросительно взглянул на Эла Стора: -  Как  ты  считаешь,  этот
парень не может быть телепатом, вроде тех омаров?
   - Более чем сомнительно. По уровню развития я бы поставил его где-то  в
один  ряд  с  конголезскими  пигмеями,  а  может,  и  ниже.  У  него  даже
примитивного копья нет, не говоря уже  о  луке  со  стрелами  или  духовой
трубке.
   - Думаю, ты прав. Мне тоже показалось, что он не больно-то  разумен.  -
По-прежнему сохраняя отечески-покровительственный вид, Макналти продолжал:
- В любом случае мы пока друг друга не понимаем, и нам,  видимо,  придется
каким-то образом решить проблему языкового барьера. Посадим нашего лучшего
лингвиста: пусть осваивает язык этого парня и потихоньку учит его  основам
нашего.
   - Позвольте, я попробую, - предложил Эл. - Худо ли  бедно,  но  у  меня
перед всеми остальными есть одно преимущество - электронная память.
   Он  приблизился  к  зеленому  туземцу,  бесшумно  неся  свое   могучее,
идеальных  пропорций  тело  на  толстенных  эластичных  подошвах.  Похоже,
туземцу пришлось не по душе то, как тихо Эл  к  нему  подошел,  да  и  его
сверкающие глаза тоже. Он попятился и прижался спиной к стене, снова  шаря
глазами по сторонам в поисках возможного пути для бегства.
   Эл, заметив его испуг, остановился и хлопнул  себя  по  голове  могучей
ручищей так, что мне этот хлопок наверняка размозжил бы череп.
   - Голова, - сказал он. Потом он еще с полдюжины раз повторил  движение,
каждый раз приговаривая: - Голова, голова!
   Уж настолько-то глупым зеленый быть просто не мог:  он  наконец  понял,
чего от него добиваются, и чирикнул:
   - Мах!
   Снова коснувшись своей головы, Эл спросил:
   - Мах?
   - Бья! - отозвался туземец, вроде уже начавший приходить в себя.
   - Ну вот, это, оказывается, чертовски просто, - одобрительно пророкотал
Макналти, явно становясь  все  более  и  более  высокого  мнения  о  своих
лингвистических способностях. - Мах - голова, бья - да.
   - Совсем необязательно, - возразил Эл. - Все зависит от  того,  как  он
интерпретировал мои жесты. Например, "мах"  может  означать  и  голову,  и
лицо, и череп, и человека, и волосы, и бога, и ум, и  мысль,  а  может,  и
инопланетянина или даже черный цвет. Если же он решил,  что  речь  идет  о
контрасте между моими черными волосами и его  зелеными,  то  "мах"  вполне
может означать "черный", в то время как "бья" будет значить уже не "да", а
"зеленый".
   - Верно, я об этом как-то не подумал. - Капитан явно сник.
   - Нам придется заниматься подобными вещами  до  тех  пор,  пока  мы  не
выясним точного значения, достаточного для составления простейших фраз.  А
уже после  этого  значение  слов  будет  достаточно  легко  установить  по
контексту. Так что дайте мне хотя бы два-три дня.
   - Что ж, валяй. И прошу тебя, ты уж постарайся,  Эл!  А  то  и  впрямь,
нельзя ведь надеяться, что через пять минут после  встречи  мы  уже  будем
говорить с ним о чем хотим!
   Уводя  туземца  в  кают-компанию,  Эл  прихватил  с  собой  Миншула   и
Петерсена. Он решил, что одна голова - хорошо, а три -  лучше.  Тем  более
что Миншул и Петерсен и так знали по несколько языков и  свободно  владели
идо, эсперанто, венерианским, высоким марсианским и низким марсианским,  в
особенности здорово - низким. Только они из всех  членов  экипажа  были  в
состоянии дать достойный отпор этим маньякам от шахмат на их родном языке.
   У себя в оружейной я нашел Сэма, который пришел, чтобы  сдать  то,  что
брал. Я спросил у него:
   - Ну как, Сэм, что вы там увидели из своей шлюпки?
   - Не так уж и много. Мы  слишком  быстро  вернулись.  Успели  пролететь
где-то около тысячи двухсот миль. И под нами все время был только лес, лес
и ничего, кроме леса. Разве  что  время  от  времени  попадались  полянки.
Правда, пару раз мы видели целые луга площадью с хорошее графство. Один из
них, самый большой, находился у длинного голубого озера. А еще  мы  видели
несколько рек и ручьев.
   - А признаков цивилизации не попадалось?
   - Никаких. - Он указал в сторону кают-компании, где Эл и его  помощники
возились с аборигеном, пытаясь изучить его язык. - Такое впечатление,  что
здесь должны быть более цивилизованные народы, но сверху их в любом случае
довольно трудно обнаружить. Все скрывает этот густой покров  леса.  Уилсон
сейчас проявляет отснятые пленки в надежде обнаружить на них нечто  такое,
чего мы не заметили глазами.  Но  я  сильно  сомневаюсь,  что  его  камера
запечатлела что-нибудь примечательное.
   - Да о чем речь! - пожал я плечами. - Какие-то тысяча двести  миль,  да
еще в одном направлении, - это просто ерунда по сравнению с целым миром. С
тех пор как один парень всучил мне банку краски в полоску, меня на  мякине
не проведешь.
   - А что, полоска не вышла?
   - Да нет, просто банку неправильно открыл, - ответил я.
   В самый разгар  нашей  шутливой  словесной  дуэли  меня  вдруг  осенила
сногсшибательная идея. Я вслед за Сэмом выскочил из оружейной и  опрометью
бросился в радиорубку.
   Стив Грегори с умным видом сидел у своих приборов и, как обычно,  валял
дурака.  Но  я  был  уверен,  что  сейчас-то  уж  точно  сражу  его  своей
сообразительностью наповал. Только Стив  нацелил  на  меня  свою  мохнатую
бровь, как я выпалил:
   - Слушай, а что, если прочесать все радиочастоты?
   - А может, тебя самого сперва прочесать как  следует?  -  нахмурившись,
сразу огрызнулся он.
   - Мне это ни к чему - я перхотью не страдаю, - с достоинством отозвался
я. - Ты лучше вспомни те странные посвистывания и шум  водопадов,  которые
мы обнаружили в эфире на Механистрии. Так вот, если на этой кучке перегноя
и есть какие-нибудь высокоцивилизованные обитатели, они, вполне  возможно,
тоже производят разные шумы. А если так, то ты легко их засечешь.
   - Это точно. - Он на какое-то мгновение ухитрился удержать  свои  юркие
брови в неподвижном состоянии,  но  сразу  все  испортил  тем,  что  начал
шевелить  огромными  ушами.  -  Но  только  если  они   действительно   их
производят.
   - Тогда почему бы тебе прямо сейчас не начать прочесывать эфир?  Мы  бы
хоть знали, есть тут цивилизация или нет. Чего ты тянешь?
   - Послушай,  -  как-то  подозрительно  осторожно  начал  он,  -  а  вот
излучатели у тебя в оружейной... они  у  тебя  все  вычищены,  заряжены  и
готовы к бою?
   Я недоуменно уставился на него:
   - А ты думал! Готовы, да еще как. Это же моя работа.
   - Так вот: то твоя работа, а это - моя. - И он снова задвигал ушами.  -
Ты опоздал примерно часа на четыре. Я прошерстил весь эфир сразу же  после
посадки и не обнаружил ничего, кроме слабенького немодулированного шипения
на волне 12,3 метра. Это характерные помехи излучения Ригеля, да и шли они
явно из космоса. Неужели ты мог подумать, что я такой  же  раздолбай,  как
наш змеерукий засоня Саг Фарн?
   - Да нет, что ты.  Извини,  Стив...  мне  просто  показалось,  что  это
отличная идея.
   - Ничего, сержант, - дружелюбно отозвался он. -  Просто  каждый  должен
заниматься своим делом, а не лезть в чужие. - Он начал  рассеянно  вертеть
ручки своих высокоточных радиоселекторов.
   Вдруг из динамика раздался кашель, как  будто  кто-то  прочищал  горло,
сменившийся резкими звуками: "Пип-шш-уоп! Пип-пип-уоп!"
   Нельзя было выбрать  момента  удачнее.  Успокоившиеся  ненадолго  брови
нашего радиста сразу взбеленились, и могу поклясться, что на сей  раз  они
не только сразу улетели куда-то под самую шевелюру Стива, но и  продолжали
ползти по его голове, перевалили через макушку, спустились  по  затылку  и
исчезли на спине под воротничком.
   - Морзе, - растерянно пробормотал он тоном обиженного ребенка.
   - А я почему-то всегда думал, что Морзе пользуются только на  Земле,  а
не на других планетах, - заметил я. - Тем не менее раз  ты  считаешь,  что
это азбука Морзе, значит, с легкостью сможешь  прочесть-сообщение.  -  Тут
меня прервал новый шквал громких писков из динамика: "Пип-пиппер-пииуоп!"
   - Нет, это не Морзе, - промямлил Стив, противореча сам себе. -  Но  это
искровые сигналы. - При этих словах он бы с удовольствием  нахмурился,  не
будь его брови так далеко на затылке, что их  просто  было  слишком  долго
возвращать на  лоб.  Одарив  меня  одним  из  самых  скорбных,  какие  мне
когда-либо приходилось  видеть,  взглядов,  он  схватил  блокнот  и  начал
записывать импульсы.
   Мне еще предстояло - на всякий случай - проверить  скафандры,  зарядные
устройства скорострельной пушки и еще кое-что, поэтому я ушел, вернулся  в
оружейную и принялся за дело. Когда стемнело, Стив все еще сидел за столом
у себя в радиорубке. Эл и его ребята по-прежнему возились с аборигеном, но
вскоре случилось непредвиденное.
   Солнце село, и даже его  последние  вечерние  зеленоватые  лучи  начали
исчезать за горизонтом. На лес и поляну, где лежал наш корабль,  опустился
бархатный полог ночи. Я как раз шел по коридору на камбуз и не успел дойти
до кают-компании, как вдруг ее дверь распахнулась и оттуда  пулей  вылетел
зеленый туземец. Лицо его выражало беспредельное отчаяние, а ноги мелькали
так быстро, будто он рвался  к  финишной  ленточке,  на  которую  какой-то
остряк прилепил целую тысячу международных кредитов.
   Не успел я схватить беглеца, как из кают-компании донесся крик Миншула.
Наш зеленый друг извивался как угорь, пытался кусаться и даже  сделал  мне
неуклюжую  подсечку.  От  его  шершавого  грубого  тела   исходил   слабый
ананасово-коричный аромат.
   Тут из кают-компании выскочили остальные, выхватили у  меня  туземца  и
начали успокаивающе ему  что-то  говорить.  Наконец  он  немного  затих  и
расслабился. Уставившись вороватыми глазками на Эла Стора, он стал  что-то
чирикать, ожесточенно размахивая руками, напомнившими мне при  этом  ветки
того коварного липучего дерева. Элу все же удалось что-то  втолковать  ему
довольно связно, хотя и с запинками.  Похоже,  за  это  время  им  удалось
набраться  слов  достаточно  для  хоть  какого-то,  пусть  и  не   полного
взаимопонимания. Одним словом, худо ли  бедно,  но  конфликт  был  улажен.
Наконец Эл сказал Петерсену:
   - Знаешь, скажи-ка ты капитану, что я хочу отпустить Калу.
   Петерсен тут же умчался, но уже через минуту вернулся обратно.
   Он говорит, делай так, как считаешь нужным.
   - Отлично. - Эл довел аборигена до шлюза, показал  на  открытый  люк  и
что-то сказал. Зеленому два раза повторять было не  нужно  -  он  с  места
ласточкой нырнул вниз. Похоже, кто-то одолжил ему свою набедренную повязку
и он боялся опоздать вернуть ее, поскольку шуршание его  ног,  бегущих  по
траве, сливалось в один сплошной шорох, как у человека, который ни в  коем
случае не может терять ни секунды. Эл все еще стоял в шлюзе и смотрел  ему
вслед горящими глазами.
   - А чего это ты решил выпустить птичку из клетки, Эл?
   Повернувшись ко мне, он ответил:
   - Я пытался убедить его вернуться завтра утром на рассвете.  Может,  он
вернется, а может, и нет... Посмотрим. Времени у нас было не так уж много,
и вытянуть нам из него ничего особенного не удалось, но мы успели  понять,
что язык их чрезвычайно прост. Его зовут Кала, и он из племени Ка. Все его
соплеменники носят имена, начинающиеся на "Ка". Например: Кали,  Кану  или
Кахир.
   - Вроде как марсиане с их Кли, Лейдами и Сагами.
   - Вот-вот, - согласился он, невзирая на то, что марсианам могло бы и не
понравиться сравнение их цивилизации с примитивными зелеными  аборигенами.
- А еще он рассказал, что у каждого члена их племени есть свое дерево.
   Я не совсем понимаю, что он хотел этим сказать, но  из  его  объяснений
выходило, что жизнь каждого из них каким-то таинственным образом связана с
деревом, на котором  они  должны  проводить  каждую  ночь.  Непременно.  Я
пытался удержать его, но он так рвался уйти, что мне стало его  жалко.  Он
был готов скорее умереть, чем провести ночь вдали от своего дерева.
   - Чушь какая-то. - Я улыбнулся  от  внезапно  пришедшей  мне  в  голову
мысли. - А должно быть, еще большей чушью это показалось бы Джепсону.
   Эл по-прежнему  смотрел  куда-то  в  непроглядную  тьму,  откуда  плыли
странные ночные запахи и доносились все те же глухие  удары,  напоминавшие
барабанный бой.
   - А еще мы узнали, что во тьме обитают какие-то существа, гораздо более
могущественные, чем Ка. У них необычайно сильный гамиш.
   - Что-что? - переспросил я.
   - Сильный гамиш, - повторил он. - Это слово  меня  просто  убивает.  Он
повторял его снова и снова. Например, он сказал, что  у  "Марафона"  очень
сильный гамиш. У меня и у Кли Янга - тоже. А вот у капитана  Макналти,  по
его словам, гамиш так себе. У самих же Ка его и вовсе нет.
   - Так это нечто, чего он боится?
   - Не совсем. Это скорее  благоговение,  чем  страх.  Насколько  я  смог
понять, гамишем изобилует все удивительное или  уникальное.  У  просто  не
совсем обычных гамиша поменьше. А во всем заурядном гамиша нет ни капли.
   -  Неплохой  пример   трудностей   взаимопонимания.   Получается,   что
договориться вовсе не так просто, как кажется начальству там на Земле.
   - Да, это верно. - Сверкающие глаза Эла  переместились  на  Армстронга,
который стоял возле шлюза, облокотившись на пушку. - Сейчас твоя вахта?
   - До полуночи - моя, а потом заступает Келли.
   Назначать Келли нести вахту у пушки  показалось  мне  довольно  глупым.
Этот с головы до ног покрытый татуировками тип никогда  не  расставался  с
четырехфутовым гаечным ключом и в любой критической  ситуации  предпочитал
пускать в ход  именно  указанный  инструмент,  а  вовсе  не  какую-то  там
новомодную скорострельную восьмиствольную пушку или  игольный  излучатель.
Ходили слухи, что он даже во время венчания не выпускал из рук ненаглядную
железку и будто его жена пыталась развестись с ним на том  основании,  что
вышеозначенный предмет действует ей на нервы. Лично же я считал, что Келли
- это просто неандерталец, которого волею судеб занесло не в то время.
   - Ладно, лучше не будем рисковать и задраим люк, - решил Эл. -  Черт  с
ним, со свежим воздухом.
   Это было типично для него, и именно из-за таких вот вещей он  всегда  и
казался самым настоящим человеком. Сейчас он упомянул свежий  воздух  так,
будто сам его употреблял. Но то, как обыденно это  в  его  устах  звучало,
заставляло забыть о том, что с того самого дня, когда старый Кнуд Йохансен
поставил его на ноги и включил, он не сделал ни вздоха.
   - Пожалуй, пора закрывать. - С этими словами  он  повернулся  спиной  к
царящему снаружи мраку и двинулся обратно в корабль.
   В этот момент откуда-то снизу послышался певучий голос:
   - Ноу байдерс!
   Эл остановился как вкопанный. Прямо под  люком  послышался  топот  ног.
Затем в шлюз влетело что-то  круглое  и  блестящее,  пролетело  над  левым
плечом Эла и разбилось о пушку. При этом на пол выплеснулась золотистая  и
очень летучая жидкость, которая почти мгновенно испарилась.  Эл  мгновенно
обернулся и стал вглядываться в темноту. Удивленный Армстронг  отскочил  к
стене и протянул руку  к  кнопке  тревоги.  Но  до  кнопки  он  так  и  не
дотянулся. Внезапно замерев, он начал сползать вниз по стене и  растянулся
на полу, будто его оглушили чем-то тяжелым.
   Выхватив излучатель, я начал осторожно продвигаться вперед - туда,  где
на фоне темноты маячила могучая фигура Эла. Конечно, это  было  ошибкой  с
моей стороны: сначала все же следовало нажать эту дурацкую кнопку.  Стоило
мне сделать  всего  три  шага,  и  ядовитая  дрянь  из  разбившегося  шара
шарахнула меня по мозгам точно так же, как и Армстронга. Очертания  фигуры
Эла вдруг расплылись  у  меня  перед  глазами,  подобно  мыльному  пузырю,
становясь все больше и больше, наконец пузырь лопнул, я рухнул навзничь, и
перед глазами у меня все померкло.
   Даже не знаю, сколько я так пролежал, потому что, когда я открыл глаза,
в голове у меня сохранились смутные воспоминания о какой-то суете,  криках
и топоте ног вблизи моего неподвижного тела.  Похоже,  пока  я  валялся  в
беспамятстве, вокруг что-то происходило. Я лежал на влажной от ночной росы
траве. Совсем неподалеку виднелась опушка барабанящего леса, а  с  ночного
неба на меня равнодушно взирали звезды. Я  был  спеленут,  как  египетская
мумия. С одной стороны от меня лежала мумия Джепсон, а с  другой  -  мумия
Армстронг. Дальше лежало еще несколько  человек,  обездвиженных  таким  же
способом.
   В трехстах или четырехстах  ярдах  от  нас  ночную  тишину  то  и  дело
взрывали звуки сердитых голосов: смесь  земных  ругательств  и  непривычно
певучих фраз аборигенов. Как раз в той стороне находился "Марафон", но его
самого в темноте видно не было, а выделялось только  освещенное  отверстие
люка. Светлое пятно то и дело мигало, - видимо, там  происходила  какая-то
возня. Раз или два свет ненадолго вообще заслоняли  чьи-то  очень  широкие
спины.
   Джепсон преспокойно храпел, будто отдыхал воскресным полднем  у  родных
пенат,  зато  Армстронг  уже  полностью  пришел  в  себя  и   понял,   что
единственным  его  свободным  органом  остался   рот.   Он   сразу   решил
использовать и его, и вернувшееся  сознание.  Подкатившись  к  Блейну,  он
начал зубами развязывать его путы. Из темноты к нему тут  же  приблизилась
тень, похожая на человеческую, и резко взмахнула над ним рукой.
   Армстронг снова  затих.  К  этому  времени  мои  глаза  уже  достаточно
привыкли к темноте, и я различил неподалеку  еще  несколько  фигур,  почти
незаметных из-за темноты. После этого я успокоился, решил, что пока  лучше
побыть паинькой, и продолжал лежать неподвижно, недобрыми словами  поминая
про себя Макналти, "Марафон",  старика  Флетнера,  который  придумал  этот
корабль, а заодно и всех тех идиотов, которые поддержали его и морально, и
материально.
   Меня и раньше частенько преследовало чувство,  что  все  они  рано  или
поздно сведут меня в могилу, а теперь  были  все  основания  считать,  что
нехорошие предчувствия сбываются.
   Где-то глубоко  в  моем  сознании  тоненький  сварливый  голосок  вдруг
пропищал: "Слышь, сержант, а помнишь - ты обещал своей матушке  больше  не
ругаться? Помнишь, как ты однажды получил от венерианского гуппи  в  обмен
на банку сгущенки самоцветный опал величиной  с  башенные  часы?  Так  что
лучше покайся, сержант, пока еще есть время!"
   Так  я  лежал  и  пытался  припомнить  все  дурные  поступки,   которые
когда-либо совершал. А тем временем там, у корабля, где мелькал то и  дело
свет, голоса аборигенов становились все громче и громче, а голоса наших  в
конце концов затихли. То и дело  слышалось,  как  там  разбивается  что-то
хрупкое.
   Появилось еще несколько смутных фигур, которые принесли  еще  несколько
тел,  бросили  их  на  траву  и  снова  растворились  во  тьме.  Я  бы   с
удовольствием пересчитал лежащих спеленутыми  на  траве  людей,  но  из-за
темноты  это  было  практически  невозможно.  Люди,  которых  только   что
принесли, находились без сознания, но очень скоро начали приходить в себя.
Я сразу узнал сердитый голос Бренанда и астматическое дыхание капитана.
   Как раз когда сражение закончилось, из-за  облаков  выглянула  холодная
голубая звезда. Воцарившаяся тишина казалась просто ужасной:  ее  нарушали
только шорох множества босых ног по траве да  непрекращающиеся  барабанные
удары, доносящиеся со стороны леса.
   Постепенно  вокруг  нас  собралось  довольно  много   аборигенов.   Они
буквально заполнили  всю  поляну.  Чьи-то  руки  подняли  меня,  проверили
прочность пут, плюхнули в плетеный гамак и куда-то понесли.  Я  чувствовал
себя  добытым  на  охоте  кабаном,  которого  на  шесте  несут  к   костру
носильщики-туземцы.  Интересно,  простит  ли  мне  Господь  тот  случай  с
лопухом-гуппи?
   Караван вступил в лес. Несли меня головой  вперед.  Позади  тащили  еще
один гамак, и я скорее чувствовал, чем видел, что за ним следуют и другие.
   Сардиной, плывущей за мной, был Джепсон. Он  покачивался  в  воздухе  и
громко жаловался на судьбу, которая связала его по рукам и  ногам,  стояло
ему высадиться на эту  планету.  Не  будучи  лично  знаком  с  астрономом,
который выбрал для исследования именно этот мир, он проклинал  его  такими
словами, которых устыдился бы любой уважающий себя человек, да к  тому  же
то и дело извергал целый шлейф разных неблагозвучных эпитетов.
   Осторожно обогнув одно из едва видимых деревьев, наша процессия отважно
нырнула под следующее, обошла третье и  четвертое.  Как  туземцы  отличали
одно дерево от другого при  таком  паршивом  освещении,  было  выше  моего
понимания.
   Только мы забрались в самую чащобу, как позади нас на  поляне  раздался
оглушительный грохот и в ночное небо взвился высоченный столб пламени.
   Даже оно в этом мире выглядело зеленоватым.  Наш  караван  остановился.
Тут же жалобно запищали две или три сотни туземных голосов:  писк  начался
где-то за моей головой и прошел по всей цепочке.
   Они взорвали  "Марафон",  подумал  я.  Ну  что  ж,  всему  когда-нибудь
приходит конец, в том числе и моей призрачной надежде вернуться домой.
   Но писк и щебет затихли сразу же, как только вслед за столбом пламени с
поляны донесся сотрясающий  землю  рев.  Мой  гамак  начал  раскачиваться,
поскольку носильщики, видимо, растерялись от испуга и готовы были  уронить
его на землю.
   Затем они вдруг припустили вперед так быстро, что  я  глазам  своим  не
верил. Я чуть ли не летел по воздуху, то и дело огибая огромные деревья, а
порой вдруг резко сворачивая в сторону от каких-то зарослей,  и  вовсе  не
похожих на деревья. Сердце мое ушло в пятки.
   Рев на поляне тем временем завершился мощным ударом, и в небо, прорезав
слой облаков, вдруг унеслось алое копье. Это зрелище я видел множество раз
и прежде, но сейчас  я  никак  не  ожидал  полюбоваться  им  снова.  Старт
космического корабля! Это взлетел наш "Марафон"!
   Может быть, эти странные создания оказались такими умными,  что  стоило
им захватить совершенно незнакомый корабль, как они тут же  разобрались  в
управлении и решили перегнать его куда надо? Наверное, это и были те самые
существа, которых Ка считали гораздо могущественнее себя? Но тут я  поймал
себя на том, что наше нынешнее  положение  не  очень  вяжется  с  подобной
мыслью:  люди,  способные  управлять  космическим  кораблем,  тащат  своих
пленников в примитивных плетеных гамаках. Кроме того, их явный испуг и то,
как  они  припустились  бежать,  скорее  всего,  говорили   о   том,   что
впечатляющий  взлет  "Марафона"  явился  для  них  полной  неожиданностью.
По-видимому, от разгадки этой тайны я был весьма далек.
   Огненный след корабля, изгибаясь,  уходил  куда-то  на  север,  а  наши
носильщики по-прежнему бежали вперед  со  всех  ног.  По  пути  похитители
сделали лишь одну остановку, чтобы о чем-то посовещаться.  Их  непрерывный
щебет явственно показывал, что  остановились  они  отнюдь  не  перекусить.
Двадцать минут спустя мы снова остановились,  впереди  послышался  ужасный
рев.  Вокруг  нас  сразу  же  сгрудилась  охрана,  а  из  головы   колонны
послышались  крики,  перемежающиеся  громким  мяуканьем   и   ожесточенным
хлопаньем больших веток. Перед моим  внутренним  взором  тут  же  предстал
огромный ярко-зеленый тигр.
   Затем послышались звуки, наводящие на мысль о  стрелах,  втыкающихся  в
туго натянутую кожу.  Мяуканье  перешло  в  визг,  сменившийся  сдавленным
хрипом. Мы двинулись дальше, по широкой дуге огибая какие-то ужасного вида
заросли, которые я тщетно пытался разглядеть получше. Как жаль, что у этой
планеты  не  оказалось  своей  Луны!  Здесь  были  только  редкие  звезды,
проглядывающие среди облаков, да бесконечный враждебный лес,  над  которым
разносились все та же глухая дробь.
   Рассвет  наступил  как  раз  тогда,  когда  наши   носильщики   огибали
совершенно безобидные с виду кусты. Вскоре мы вышли на берег широкой реки.
И только здесь смогли как следует рассмотреть наших  похитителей,  которые
вместе со своими ношами начали спускаться с берегового откоса вниз.
   Они оказались существами, очень похожими на Ка, только чуть выше,  чуть
стройнее и с большими, очень умными глазами. У них была такая же  пористая
кожа, правда, скорее не зеленая, а сероватая, и точно такие же  хризантемы
на груди. В отличие  от  Ка,  у  них  были  какие-то  складчатые  одеяния,
плетеные ремни и разнообразные деревянные орудия, вроде  довольно  искусно
сделанных  духовых  трубок  и  пузатых  сосудов  с  узкими  горлышками.  У
некоторых на боку болтались плетеные корзинки с блестящими шариками, вроде
того, который отправил меня в нокаут у шлюза.
   Чуть приподняв голову, я попытался было рассмотреть что-нибудь еще,  но
смог увидеть только Джепсона, следующего  позади  меня,  и  Бренанда  -  в
гамаке за ним.
   В этот момент мой собственный гамак совершенно бесцеремонно бросили  на
землю у самой кромки воды. Рядом со мной плюхнулся Джепсон, а за ним и все
остальные образовали ровный ряд вдоль воды. Обратив ко мне  лицо,  Джепсон
сквозь зубы процедил:
   - Вонючие ублюдки!
   - Не бери в голову, - отозвался я. - Если будем играть по их  правилам,
они со временем обязательно ослабят бдительность.
   - А еще, - злобно продолжал он,  -  мне  страшно  не  нравятся  умники,
которые пытаются умничать не ко времени.
   - Ничего я не умничаю, - огрызнулся я. - И  вообще  кому-кому,  а  тебе
лучше бы помолчать! Ты же связан по рукам и ногам.
   - Опять ты за свое! - Он яростно задергался в своих путах, пытаясь хоть
немного растянуть их и высвободиться. - Ну погоди, я еще доберусь до  тебя
и уж тогда так свяжу, что ты вообще никогда не выпутаешься!
   Я даже не стал ему отвечать. Что толку попусту сотрясать  воздух,  если
собеседник  явно  не  в  духе?  Между  тем  становилось  все  светлее,   и
зеленоватый туман над зеленой рекой потихоньку рассеивался. Теперь  я  уже
смог различить Блейна и Миншула, лежащих позади Армстронга, а  за  ними  -
грузную фигуру капитана Макналти.
   С десяток наших похитителей прошлись вдоль ряда лежащих на земле людей.
У всех Десятерых при себе были те самые пузатые фляги. Ко мне тоже подошли
двое, распахнули форменную куртку, обнажив грудь и обалдело уставились  на
нее. Их явно что-то поразило, и с уверенностью  можно  было  сказать,  что
отнюдь не покрывавшая ее густая растительность.
   Дураку понятно, что туземцы, не обнаружив на моей груди столь милой  их
сердцу хризантемы, ужасно удивились тому, как я обхожусь без столько  лет.
Они позвали остальных, и вся шайка сгрудилась надо мной. Лежа перед ними с
обнаженной грудью, я чувствовал себя этаким  жертвенным  агнцем.  В  конце
концов  они  решили,  что  сделали  умопомрачительное  открытие,   которое
следовало подкрепить данными дальнейших исследований, и продолжили осмотр.
   Оказавшись возле Блейна и того придурка,  который  первым  выбрался  из
корабля, чтобы покидаться камешками, они развязали их,  раздели  догола  и
начали    внимательно,    будто    какую-то    призовую     скотину     на
сельскохозяйственной выставке, рассматривать.  Один  из  них  вдруг  ткнул
Блейна в солнечное сплетение, где, по его мнению, должна  была  находиться
их ненаглядная хризантема.
   Тут Блейн не выдержал и с диким криком бросился  на  обидчика,  повалив
того на землю. Второй наш товарищ, оставшийся без одежды, тут же  радостно
последовал его примеру. Армстронг, которого  вообще  трудно  было  назвать
дохляком, напрягся из последних сил, ужасно побагровел от  напряжения,  но
разорвал путы, вскочил и тоже с ревом кинулся в драку.
   После этого и все остальные задергались, стараясь  разорвать  путы,  но
безуспешно. Зеленые сбежались к месту свалки и начали  забрасывать  землян
своими шарами. Механик и Блейн вырубились почти одновременно.  Трясущемуся
же от ярости и матерящему зеленых на чем  свет  стоит  Армстронгу  удалось
продержаться достаточно долго, для того чтобы зашвырнуть двух  туземцев  в
реку, а третьего отправить в нокаут. Потом он все-таки рухнул на землю.
   Вытащив  своих  товарищей  из  воды,  зеленые  опять  одели  потерявших
сознание Блейна и механика, затем Армстронга и снова надежно  их  связали.
После этого они принялись совещаться.  Я  ни  бельмеса  не  понимал  в  их
канареечном языке, но у меня создалось впечатление, что, по их мнению,  мы
обладали просто необычайно большим количеством гамиша. Путы к тому времени
начали меня раздражать. Я бы дорого дал за то, чтобы освободиться от  них,
добраться до зеленых туземцев и вышибить мозги парочке-другой.
   Повернув голову, я окинул мрачным взглядом небольшой  кустик,  растущий
почти рядом с моим гамаком. Кустик яростно  размахивал  своими  крошечными
веточками и испускал резкий запах жженой карамели. Да, похоже, вся здешняя
растительность в основном занималась одним и тем  же.  Тут  вдруг  зеленые
перестали переговариваться и сгрудились у самой воды. Из-за излучины  реки
показалась целая флотилия длинных, узких и довольно изящных лодок,  вскоре
причаливших к берегу. Нас тут же погрузили на эти лодки - по пять  человек
в каждую. Оттолкнув свои пироги от  берега,  экипажи,  каждый  из  которых
состоял из двадцати человек, начали ритмично то толкать, то тянуть на себя
деревянные рычаги, имевшиеся у бортов  в  каждой  лодке.  Лодки  двигались
против течения, но тем не менее  развивали  довольно  приличную  скорость,
рассекая воду острыми носами.
   - Мой дедушка был миссионером, - сказал я Джепсону. - Однажды  он  тоже
попал в подобный переплет.
   - Ну и что?
   - Угодил в котел, - ответил я.
   - Знаешь, я искренне надеюсь, что и ты кончишь там  же,  -  безжалостно
отозвался Джепсон. Он все еще пытался освободиться от пут, но тщетно.
   Поскольку делать было нечего, я начал с интересом наблюдать за тем, как
наша команда управляет лодкой, и вскоре сделал вывод, что рычаги  приводят
в действие или два больших насоса, или несколько маленьких,  и  что  лодка
двигается вперед, засасывая воду спереди и выбрасывая ее сзади.
   Позднее выяснилось, что я ошибался. Все оказалось  гораздо  проще.  Под
водой рычаги  присоединялись  к  двадцати  веслам  с  состоящими  из  двух
половинок лопатками. При движении весла назад половинки лопаток сходились,
образовывая широкую лопасть, а  при  движении  вперед  весла  расходились,
свободно пропуская  воду.  Это  позволяло  туземцам  гнать  лодку  гораздо
быстрее,  чем  при  обычной  гребле  веслами,  которые  нужно   поднимать,
поворачивать и снова опускать в воду, тратя на это дополнительные усилия.
   Пока мы так плыли вверх по течению, солнце поднялось почти  до  зенита.
За вторым поворотом русло реки  разделилось  надвое,  и  течение  в  узких
протоках, с двух сторон огибающих каменистый островок ярдов в сто  длиной,
стало гораздо сильнее.
   На конце островка, что был выше по течению,  росла  группа  из  четырех
зловещего вида деревьев, стволы и ветви которых отливали какой-то мрачной,
переходящей в черноту зеленью.  От  стволов  отходило  множество  огромных
горизонтальных ветвей, затем стволы оголялись и только на высоте  футов  в
шестьдесят венчались пушистой кроной. Каждая из нависших над водой  ветвей
заканчивалась полудюжиной толстых  мощных  отростков,  которые  напоминали
готовые к удару хищные лапы.
   Гребцы работали рычагами как бешеные. Караван лодок направился в правый
проток, над которым нависали самые большие и самые грозные с  виду  ветви.
Стоило только носу  первой  лодки  оказаться  под  веткой,  как  та  жадно
пошевелила своими хищными пальцами. И мне вовсе не померещилось:  я  видел
это так же ясно, как вижу деньги, причитающиеся мне за полет, когда кассир
пододвигает их мне в окошко. Здоровенная лапа явно была готова  чем-нибудь
поживиться, а судя по ее размерам и размаху пальцев, она вполне  могла  бы
выхватить из воды всю лодку целиком и сделать с ее экипажем  и  пленниками
такое, о чем мне даже думать не хотелось.
   Но ничего подобного не случилось. Как  только  лодка  вошла  в  опасную
зону, рулевой встал и начал что-то громко втолковывать дереву. Пальцы  тут
же расслабились. Рулевой следующей лодки поступил точно так же. Затем  еще
один. Затем за дело принялся туземец из моей. Каково было мне,  неподвижно
лежащему на спине и не способному защищать свою жизнь, с  бешено  бьющимся
сердцем следить, как над головой  проплывает  чудовищная  лапа  древесного
Джека-Потрошителя!
   Наконец наш рулевой замолк, и ему на смену пришел рулевой следующей  за
нами лодки. Я почувствовал, что спина моя взмокла.
   Миль через пять мы свернули к другому берегу. Я не  мог  видеть  самого
пункта назначения до тех пор, пока зеленые не вытащили меня из гамака,  не
развязали и не поставили на ноги. Я, конечно, тут же потерял равновесие  и
сел на землю. Ноги временно отказались мне  служить.  Растирая  их,  чтобы
восстановить кровообращение, я с любопытством рассматривал место, куда нас
привезли.
   Цилиндрические здания были сделаны из  светло-зеленого  материала.  Все
они казались одинаковой высоты и диаметра, и в  центре  каждого  росло  по
дереву, диаметр кроны которого был  гораздо  больше,  чем  диаметр  самого
дома, поэтому листва надежно укрывала дома от  наблюдения  сверху.  Лучшей
маскировки для жилищ невозможно было себе и  представить,  хотя  и  причин
считать, что туземцам может что-то угрожать  сверху,  не  имелось,  однако
деревья, проросшие сквозь дома, не позволяли определить, сколько же  всего
домов  в  поселении,  поскольку  за  ближайшими  домами  виднелись  только
деревья, деревья и еще раз деревья, под каждым из которых вполне могли еще
таиться дома.
   Трудно было сказать, где мы находимся: в захолустной  деревушке  или  в
пригороде гигантского мегаполиса, уходящего  далеко  за  горизонт.  Ничего
удивительного, что с нашей шлюпки не удалось выявить на  планете  признаки
цивилизации.  Экипаж  шлюпки  мог  пролетать  над  районами,   населенными
миллионами аборигенов, и не заметить ничего, кроме джунглей.
   Вокруг нас столпилась часть аборигенов с оружием наготове, а  остальные
уже заканчивали развязывать последних  пленников.  Похоже,  их  ничуть  не
удивлял тот факт, что мы явились с неба в такой  странной  штуковине,  как
"Марафон". К этому времени ноги, кажется, снова готовы были служить мне. Я
натянул сапоги, встал и начал оглядываться. И вот тут-то я  испытал  сразу
два потрясения.
   Первое - когда понял, что в плен вместе  со  мной  угодило  всего  чуть
более половины экипажа "Марафона". Остальных с нами не было.  В  одном  из
гамаков  лежало  безжизненное  тело  парня,  принявшего   на   себя   залп
отравленных колючек сразу после посадки на планету. С чего  вдруг  зеленые
решили утащить с собой хладный труп, я даже представить себе не мог.
   На двух связанных вместе гамаках растянулась уже бодрствующая,  но  еще
довольно  сонная,  и  апатичная  туша  Саг  Фарна.  Правда,  он   оказался
единственным попавшим в  плен  марсианином.  Больше  никого  из  уроженцев
Красной Планеты с нами не было. Отсутствовали также шеф Дуглас,  Бэнистер,
Кейн. Ричарде, Келли, Эл Стор, Стив Грегори, Уилсон и около дюжины  других
членов нашего экипажа.
   Может, они погибли? Это казалось довольно сомнительным, иначе  с  какой
стати зеленые утащили бы с собой только один труп, а  прочие  оставили  на
корабле. Может, ребятам удалось сбежать? Или они просто попали  во  вторую
группу пленников, которых отправили совсем в другое место? В общем, пока о
судьбе остальных судить было рано, хотя их отсутствие и  выглядело  весьма
странным. Я подтолкнул локтем Джепсона:
   - Слышь, а ты заметил...
   Но меня на полуслове прервал зычный рев со стороны реки.  Все  зеленые,
как один, тут же уставились  куда-то  вверх,  воинственно  потрясая  своим
оружием. Губы  их  шевелились,  но  криков  никто  бы  не  смог  услышать,
поскольку рев был такой, что заглушал любые звуки. Я мгновенно  обернулся,
и глаза мои буквально полезли на лоб от удивления. К реке  спикировал  наш
катер с "Марафона" и снова взмыл вверх. Затем он  исчез  за  деревьями,  и
постепенно рев его двигателей стал затихать где-то вдали. Но  по  звуку  я
догадался, что он просто разворачивается. Рев снова стал оглушительным,  и
машина стала заходить в пике. Через мгновение она снова появилась  в  поле
зрения, пронеслась над самой рекой, едва не касаясь брюхом воды и оставляя
за собой шлейф зеленоватых брызг. Затем катер во второй раз взмыл в  небо,
причем так быстро и с таким шумом, что даже невозможно  было  понять,  кто
его пилотирует.
   Поплевывая на руки, Джепсон бросил на зеленых мрачный взгляд:
   - Ну сейчас эти уроды получат свое!
   - Не спеши, - проворчал я.
   - А ты... - Он не договорил, так как в этот  момент  к  нему  подскочил
тощий и определенно очень злой абориген. Он презрительно ткнул его в грудь
и прокричал что-то с явно вопросительной интонацией.
   - Убери лапы! - огрызнулся Джепсон и сильно толкнул его в ответ.
   Зеленый, не ожидавший  такого  отпора,  отлетел  назад  и,  восстановив
равновесие, вдруг резко взмахнул правой  ногой.  Я  думал,  что  он  хочет
отвесить  Джепсону  здоровенный  пинок,  но  ошибся.  Это  движение   ноги
оказалось гораздо более смертоносным. Он что-то метнул в Джепсона,  и  это
"что-то"  было  живым.  Я  успел  только  разглядеть  нечто   похожее   на
малюсенькую змейку. Она оказалась не длиннее и  не  толще  карандаша  и  -
видно, для разнообразия - не зеленой, а  ярко-оранжевой  в  мелкую  черную
крапинку.
   Эта штука шмякнулась Джепсону  на  грудь,  укусила  его  и  молниеносно
бросилась вниз. Оказавшись на земле,  она,  рассекая  траву,  мотнулась  к
своему хозяину. Обвернувшись колечком вокруг лодыжки зеленого,  она  снова
замерла и стала  похожа  на  какой-то  совершенно  безобидный  браслет.  Я
обратил внимание, что подобные украшения имелись на ногах лишь  нескольких
туземцев. И все они были оранжевыми с черным, кроме  одного  -  черного  с
желтыми крапинками.
   У укушенного Джепсона выпучились глаза, он  открыл  рот,  явно  пытаясь
что-то сказать, но не смог произнести ни  звука  и  зашатался.  Туземец  с
черно-желтой ядовитой гадиной на ноге, стоящий справа от меня, наблюдал за
муками Джепсона с чисто академическим интересом.
   Я сломал ему шею. Она переломилась со  звуком,  напомнившим  мне  треск
ломающейся гнилой швабры. Не успел он превратиться  в  падаль,  как  тварь
решила, что пора сматывать удочки. Двигалась она удивительно проворно,  но
на сей раз ей не повезло. Теперь я был готов. Как раз в тот момент,  когда
Джепсон навзничь рухнул на траву, каблук моего сапога опустился на мерзкую
голову псевдозмеи.
   Вокруг меня тут же началась свалка. Я успел разобрать только  тревожные
крики Макналти: "Ребята! Ребята!" Даже в такой ситуации  этот  совестливый
маразматик, видимо, живо представлял себе, как на Земле его отчитывают  за
дурное обращение с местным населением.
   Армстронг то и дело орал: "Еще один!"  И  каждый  раз  это  сопровождал
громкий всплеск. То и дело фукали духовые трубки, тут и там слышался треск
лопающихся шаров. Джепсон по-прежнему замертво валялся на земле, а над его
телом разгорелся самый настоящий бой. Рядом со мной  дрался  Бренанд.  Он,
тяжело дыша, изо всех сил старался  выдавить  своему  зеленому  противнику
глаз.
   Я  к  тому  времени  занялся  следующим  аборигеном  и  как  раз  начал
разделывать его на части, постаравшись представить, что это просто жареный
цыпленок. Однако зеленую тварь было просто не удержать. Он метался у  меня
в руках, как резиновый мяч. Бросив взгляд через его дергающееся  туда-сюда
плечо, я увидел Саг Фарна, который ухватил одновременно пятерых  и  теперь
буквально жонглировал ими. Оставалось только позавидовать тому, что у него
букет анаконд вместо рук.
   Мой оппонент тем временем изо всех сил вцепился пальцами  в  то  место,
где у меня, по его мнению, должна была быть хризантема. Не нащупав ее,  он
страшно удивился и, даже летя вверх тормашками в  реку,  похоже,  все  еще
раздумывал, каким бы способом вывести  меня  из  строя.  Тут  у  моих  ног
лопнуло сразу несколько шаров, и последнее, что я помню, так это очередной
торжествующий возглас Армстронга перед очередным громким всплеском  и  то,
как Саг Фарн, вдруг вспомнивший о том, что у него  одно  щупальце  не  при
деле, решает использовать его, и из шести бегущих на меня с разных  сторон
туземцев цели достигают только пять. Куда он дел шестого, я уже не видел.
   Как ни странно, но  я  не  отключился  полностью,  как  в  первый  раз.
Возможно, я просто получил неполную дозу той  гадости,  которую  испускали
эти шары, а может быть, это была какая-то  другая  их  разновидность  -  с
менее ядовитой дрянью внутри. Помню только, что, когда на меня  навалилось
пятеро туземцев, небо бешено завертелось у меня  перед  глазами,  а  мозги
превратились в какую-то холодную  вязкую  кашицу.  Затем,  к  собственному
удивлению, я обнаружил, что нахожусь в полном сознании и что  мои  верхние
конечности снова крепко связаны.
   Немного левее меня  целая  куча  туземцев  навалилась  на  кого-то,  не
видимого за их телами. Кто это был,  я  не  видел,  зато  отлично  слышал.
Из-под  кучи  тел  вдруг  раздался  воинственный  клич  Армстронга,  через
несколько томительных мгновений куча распалась, и выяснилось, что вместе с
ним отбиваются Блейн и Саг Фарн. Справа от меня валялся Джепсон. Руки  его
остались, по-видимому, свободны,  зато  ноги  явно  не  двигались.  Катера
больше  нигде  не  было  видно,  не  слышалось  и  рева  его   двигателей,
свидетельствовавшего о том, что он поблизости.
   Когда все закончилось, туземцы без лишних разговоров протащили нас миль
на пять в глубину леса, или города,  или  как  он  у  них  там  назывался.
Джепсона двое туземцев несли на плетеных носилках. Но даже несмотря на то,
что мы преодолели такое расстояние, домов по-прежнему было не меньше,  чем
вначале.  На  порог  то  одного,  то  другого  дома  выходили  туземцы   и
бесстрастно наблюдали за тем, как мы понуро двигаемся мимо. По их взглядам
можно  было  подумать,  что  мы  последние  из  сохранившихся  в   природе
экземпляров вымирающей птицы додо.
   Во время этого марша смерти прямо за мной плелись Миншул и Макналти. До
меня вдруг донеслись исполненные важности слова последнего:
   - Я обязательно поговорю об этом с их руководством и непременно  обращу
их внимание на то,  что  это  бессмысленное  столкновение  в  значительной
степени явилось результатом ничем не оправданной враждебности  со  стороны
именно их представителей.
   - Совершенно с вами согласен, - с явной  издевкой  в  голосе  подхватил
Миншул.
   - Даже учитывая определенные трудности в достижении взаимопонимания,  -
продолжал Макналти, - я тем не менее совершенно  убежден  в  том,  что  мы
заслуживаем более уважительного обращения.
   - Вы абсолютно правы, - снова поддакнул  Миншул.  Теперь  его  тон  был
торжественно-серьезен, как у председателя на съезде владельцев  похоронных
контор. - И мы считаем, что оказанный нам  прием  оставляет  желать  много
лучшего.
   - Именно, - одобрил капитан.
   - А посему в дальнейшем любые враждебные по отношению к нам действия мы
будем рассматривать как достойные всяческого сожаления, - продолжал Миншул
с абсолютно серьезной миной.
   - Разумеется, - подтвердил Макналти. - Не  говоря  уже  о  том,  что  в
подобном случае  мы  будем  вынуждены  выпустить  кишки  всем  до  единого
зеленозадым уродам, населяющим эту вонючую планетку.
   - Что? - с ужасом переспросил Макналти, от неожиданности даже  сбившись
с шага. - Что вы сейчас сказали?
   Миншул изобразил на лице самое невинное удивление:
   - Я? Ничего, капитан. Я даже рта  не  раскрыл.  Вам,  наверное,  просто
послышалось.
   Но что собирался ответить разъяренный капитан, так и  осталось  тайной,
поскольку в этот момент один  из  зеленых  заметил,  что  тот  отстает,  и
подтолкнул его в спину. Макналти сердито хрюкнул, прибавил шагу и  за  всю
дорогу больше не произнес ни слова.
   В конце концов дома под сенью огромных деревьев кончились, и  мы  вышли
на  поляну,  наверное,  раза  в  два  больше  той,  где  совершил  посадку
"Марафон". Она была почти круглая, совершенно ровная и вся поросла  густой
изумрудно-зеленой травой. Солнце, висящее у  нас  над  головами,  заливало
своими бледно-зелеными лучами этот местный амфитеатр,  по  краям  которого
толпились молчаливые,  чего-то  ждущие  туземцы:  тысячи  глаз  пристально
рассматривали нас.
   Наше внимание сразу привлек  центр  поляны.  Там  рос  самый  настоящий
монстр из местных деревьев, напоминающий  прямо-таки  какой-то  небоскреб,
вроде тех, что строят у нас дома, на Земле.  Не  знаю,  уж  какой  он  был
высоты, но могу  с  уверенностью  сказать,  что  даже  мамонтовые  деревья
Калифорнии показались бы рядом с ним просто  тростинками.  Ствол  его  был
никак не меньше сорока футов в диаметре, а ветки  -  невероятно  толстыми,
хотя и казалось, что чем выше, тем они становятся тоньше. Дерево выглядело
столь внушительно, что мы не могли отвести от него глаз. Если эти  зеленые
зулусы все-таки собирались нас  вздернуть,  то  болтаться  нам  предстояло
высоко. Наши конвульсивно дергающиеся тела на  таком  дереве  казались  бы
просто мошками, застрявшими где-то между небом и землей.
   Видимо, Миншула одолевали те же самые мысли, поскольку я  услышал,  как
он сказал Макналти:
   - Похоже на гигантскую новогоднюю елку. А мы, скорее всего,  станем  на
ней украшениями. Возможно, они даже будут тянуть  жребий,  и  счастливчику
будет предоставлено право решать, кому висеть на самом верху.
   - Не преувеличивайте, - оборвал его Макналти. - Они не посмеют пойти на
столь вопиющее нарушение законов.
   Как раз в этот момент какой-то здоровенный морщинистый абориген  указал
на нашего столь оптимистически  настроенного  капитана,  и  шестеро  дюжих
молодцов  тут  же  навалились  на  него,  прервав  рассуждения   на   тему
межзвездного  права.  Выказывая  совершеннейшее  презрение   и   полностью
игнорируя все те обычаи и правила, которые столь высоко ценила их  жертва,
они поволокли капитана к грозному дереву.
   До этого мы как-то не обращали внимания  на  разносящийся  над  поляной
приглушенный, но непрекращающийся рокот.  Этот  странный,  не  поддающийся
определению звук преследовал нас с самого начала, и мы успели привыкнуть к
нему, перестали осознавать его постоянное присутствие, подобно  тому,  как
люди в конце концов перестают слышать тиканье домашних часов.  Но  теперь,
возможно потому, что эти  ритмичные  удары  как-то  особенно  подчеркивали
серьезность происходящего, мы снова обратили внимание на  эти  глухие,  но
мощные "дроб-дроб-дроб".
   В зеленоватом свете местного солнца  лицо  капитана,  который  не  стал
упираться  и  послушно  зашагал  вперед,  приобрело  какой-то   призрачный
оттенок. Однако он и сейчас держался с присущей ему важностью, а лицо  его
выражало до смешного непоколебимую уверенность  в  преимуществах  разумных
договоренностей.  Я  никогда  не  встречал  человека  с  такой  по-дурацки
неистребимой верой  в  силу  писаных  законов.  И  сейчас,  видя,  как  он
величественно  шествует  вперед,  я  знал:   его   поддерживает   глубокая
убежденность в том, что эти жалкие, ничтожные  существа  просто  не  могут
сделать ему ничего плохого,  не  напечатав  сначала  кучу  соответствующих
бумажек, а затем не получив на них необходимые подписи и печати.  Если  уж
Макналти и предстояло умереть, то это обязательно должно было произойти  с
одобрения  вышестоящих  органов   и   с   соблюдением   всех   необходимых
формальностей.
   Когда Макналти и  его  эскорт  прошли  уже  полпути  к  дереву,  к  ним
приблизились девять высоких туземцев. Хотя они и были одеты точно так  же,
как и все остальные  их  соплеменники,  они  каким-то  неуловимым  образом
ухитрялись дать понять, что они не имеют ничего общего с толпой. "Шаманы",
- решил я.
   Шестеро, конвоирующие Макналти, тут же передали его с рук на руки  этой
девятке и сломя голову бросились к краю поляны, будто вот-вот в ее  центре
должен появиться  сам  дьявол.  Но  никакого  дьявола,  кроме  чудовищного
дерева, там не было. Но  зная,  на  что  способны  и  что  уже  выделывали
некоторые представители флоры этого суперзеленого мира, вполне можно  было
предположить, что это дерево - видимо, прапрадедушка всех здешних деревьев
- способно на какое-то из  ряда  вон  выходящее  и  совсем  уж  немыслимое
злодейство. Насчет этого невообразимого  куска  древесины  сомневаться  не
приходилось в одном - гамиша у него просто немерено.
   Девять "шаманов" быстро раздели Макналти до пояса. Все это время он  не
переставая что-то им  втолковывал,  но  мы  стояли  слишком  далеко  и  не
слышали, что за убедительную лекцию, на которую его слушатели не  обращали
ни малейшего внимания, он им читал. Раздев капитана, они  снова  принялись
внимательно изучать его грудь, потом о чем-то посовещались между  собой  и
потащили Макналти еще ближе к дереву. Наш командир, с приличествующим  его
званию достоинством, упирался. Но туземцы, поняв, что  он  не  хочет  идти
подобру-поздорову, наплевали на церемонии и, подняв его на  руки,  понесли
вперед. Тут Армстронг, еле сдерживая ярость, сказал:
   - Ноги-то у нас свободны, или что? - И тут же мощной подсечкой  сбил  с
ног ближайшего стража.
   Но  не  успели  мы  последовать  его  примеру  и   затеять   еще   одну
бессмысленную потасовку, как наши взгляды вновь обратились наверх. На фоне
доносящегося из леса барабанного боя вдруг возник гораздо  более  громкий,
пронзительный, похожий на стон звук, который  вскоре  превратился  во  все
нарастающий вой. Вой почти сразу перешел в грохот, и мы увидели,  как  над
треклятым деревом пронесся наш серебристый проворный катер. Что-то  выпало
из брюха пикирующей машины, распахнулось, как зонтик, на мгновение застыло
в воздухе и стало медленно опускаться вниз. Парашют! Я даже смог различить
фигурку человека, держащегося за стропы, всего за какую-нибудь секунду  до
того,  как  его  поглотила  густая  верхушка  дерева.  Правда,  на   таком
расстоянии я не смог разглядеть, кто же этот нежданный пришелец с небес.
   Девятеро" что несли Макналти, бесцеремонно  швырнули  его  на  траву  и
уставились на дерево. Как ни странно, но пришелец с небес поверг  туземцев
скорее в изумление, чем в ужас. Дерево по-прежнему оставалось неподвижным.
И тут вдруг среди верхних веток блеснул тонкий луч, прошел насквозь  через
основание одной из  веток  и  отделил  ее  от  ствола.  Отрубленная  ветвь
полетела вниз. Тотчас же, наверное, не меньше  тысячи  похожих  на  бутоны
утолщений, которые до сей поры  мирно  прятались  между  листьями,  начали
набухать, как воздушные шарики, достигли размеров огромных  тыкв  и  стали
взрываться  с  глухими  хлопками.  При  этом  из  них  вырывались  облачка
какого-то желтоватого тумана, так быстро сливавшегося в огромную тучу, что
меньше чем через минуту им оказалось окутано почти все дерево.
   Все  присутствующие  на  поляне  туземцы  вдруг   заухали,   как   стая
перепуганных  сов,  повернулись  и  бросились  бежать.  Те  девятеро,  что
занимались Макналти, видимо, тоже сразу забыли, что собирались сделать,  и
бросились следом за своими сородичами. Не успели они  пробежать  и  десяти
шагов, как луч срезал двоих из них, а остальные  семеро  только  прибавили
ходу. Макналти остался на месте, безуспешно пытаясь развязать себе руки, а
желтый туман тем временем подползал к нему все ближе и ближе.
   Луч снова сверкнул среди веток, и еще  одна  толстенная  ветвь  рухнула
вниз. Само дерево уже почти скрылось в облаке  тумана.  Последний  туземец
исчез в лесу. Медленно наползающий туман  был  уже  ярдах  в  тридцати  от
капитана, а тот в  каком-то  оцепенении  все  стоял  и  смотрел  на  него.
Запястья его  по-прежнему  были  туго  связаны.  В  гуще  тумана  все  еще
слышались хлопки, хотя уже и не такие частые.
   Истошно крича Макналти, чтобы он воспользовался  нижними  конечностями,
мы принялись лихорадочно освобождаться от пут, помогая друг  другу.  Между
тем у Макналти хватило  сообразительности  лишь  попятиться  на  несколько
шагов. Сверхчеловеческим  усилием  Армстронг  наконец  избавился  от  пут,
выхватил из кармана брюк складной нож и начал разрезать веревки на руках у
остальных. Миншул и Блейн, которых он таким образом освободил первыми, тут
же помчались  к  Макналти,  все  еще  величаво,  подобно  могучему  Аяксу,
торчавшему на одном месте, будто бросая вызов инопланетным  богам.  Ребята
схватили его и потащили назад. Когда  мы  окончательно  освободились,  над
нашими головами снова  промчался  катер,  скрылся  за  высоченным  столбом
желтого тумана и с грохотом  исчез  где-то  вдали.  Мы  хрипло  закричали:
"Ура!" Тут из основания желтого облака появилась огромная фигура, тащившая
за собой два безжизненных тела. Это оказался Эл Стор. На спине у него была
небольшая рация.
   Он  приблизился  к  нам,  огромный,  могучий,  как  всегда   сверкающий
неугасимым пламенем своих очей, и, бросив к нашим ногам два трупа, сказал:
   - Смотрите - вот что с вами сделает  этот  туман,  если  сейчас  же  не
возьмете ноги в руки!
   Мы уставились на два тела, которые он притащил с  собой.  Это  были  те
двое, которых  он  срезал  излучателем,  но  то,  как  ужасно  они  успели
разложиться, явно не было результатом воздействия игольного луча.  Процесс
гниения зашел настолько далеко,  что  трупами  их  было  называть  немного
поздно, а скелетами - немного рано. На гниющих костях висели  лишь  клочки
кожи да остатки внутренних органов. Можно себе представить, что  случилось
бы с Элом, если бы он был: человеком из плоти и крови, как  мы,  или  даже
если бы он просто дышал воздухом.
   - Скорее к реке, - бросил нам Эл. - Даже если нам придется  пробиваться
с боем. "Марафон" приземлится на берегу, и мы во что бы то ни стало должны
до него добраться.
   - И попрошу вас не забывать, - официальным тоном  добавил  Макналти.  -
Устраивать ненужную бойню нам ни к чему.
   Ну просто со смеху умереть можно! Все, чем мы  располагали  из  оружия,
так  это  излучателем  Эла,  ножиком  Армстронга  да  своими  собственными
кулаками. А позади нас, совсем близко и по-прежнему неумолимо  приближаясь
к нам, двигалась стена желтой смерти. Между нами и рекой  лежал  мегаполис
зеленых, населенный черт знает  каким  количеством  туземцев,  вооруженных
черт знает каким оружием. Образно говоря, мы оказались между двух огней.
   Мы двинулись вперед. Первым шел  Эл,  за  ним  -  Макналти  и  здоровяк
Армстронг. Следом за ними шли двое, волочившие на себе  Джепсона,  хоть  и
неспособного ходить, зато способного  отлично  ругаться.  Еще  двое  несли
тело, которое наши похитители не поленились притащить от  самого  корабля.
Не встретив никакого сопротивления и без особых затруднений мы  углубились
сотни  на  две  ярдов  в  лес  и  там  наскоро  похоронили  парня,  первым
вступившего на негостеприимную почву этой планеты. Он ушел в  землю  тихо,
без особых почестей, хотя в  лесу  по-прежнему  слышался  непрекращающийся
барабанный бой.
   Через сто ярдов нам пришлось хоронить еще одного. Приятель покойного  -
тот, с которым они развлекались, швыряя камешки, -  расстроенный  подобным
окончанием жизненного пути приятеля, в  качестве  своего  рода  искупления
вины решил идти первым. Мы продвигались вперед довольно медленно  и  очень
осторожно,   пытаясь   заранее   обнаружить   возможную   засаду,   успеть
среагировать на малейшее движение мечущего отравленные колючки  куста  или
готового залить нас клеем дерева. Парень, идущий впереди, обошел сторонкой
одно из деревьев,  проросших  сквозь  очередной  из  домов.  Все  внимание
несчастный полностью сосредоточил на темном зеве входа в дом и не  заметил
другое дерево, под которым как раз проходил. Оно было не слишком  высоким,
с серебристого оттенка корой, продолговатыми фигурными листьями, с которых
свисали  многочисленные  длинные  нити,  всего  фута  три  или  четыре  не
достающие до земли. Он рукой отодвинул пару  этих  самых  нитей.  Блеснула
яркая голубоватая вспышка, в воздухе распространился запах озона и паленых
волос. Парень рухнул как подкошенный. Его убило током  так  же  мгновенно,
как если бы в него ударила молния.
   Туман не туман, но мы все же вернулись на сто только  что  преодоленных
ярдов назад и похоронили его  рядом  с  товарищем.  Церемонию  провели  на
скорую руку - когда мы закончили, ползучая желтая отрава уже наступала нам
на пятки. Мы снова двинулись вперед. Зеленоватые лучи  солнца,  пробиваясь
сквозь листву над нашими головами, покрывали землю мозаикой из  светлых  и
темных пятен. Обойдя стороной дерево-убийцу, окрещенное нами вольтивой, мы
вскоре вступили на центральную улицу туземного города. Продвижение по  ней
имело как  положительную,  так  и  отрицательную  сторону.  Дома  тянулись
ровными рядами слева и справа от  нас,  на  порядочном  удалении  друг  от
друга. Теперь мы могли двигаться по середине улицы так, что над головами у
нас проглядывало небо и местная враждебная  растительность  уже  не  могла
дотянуться до нас. Но это  же  обстоятельство  делало  нас  гораздо  более
уязвимыми для внезапного нападения туземцев, если те  все  же  постараются
любой ценой не дать нам уйти. То есть нам предстояло преодолеть весь  путь
обратно при том, что мы со всех сторон были как на ладони.
   Пока  мы  упрямо  шли  вперед  по  улице,  морально  готовые  к   любым
неожиданностям. Саг Фарн сказал мне:
   - Слушай, у меня появилась одна неплохая идея.
   - Что за идея? - спросил я, в душе надеясь,  что  она  может  оказаться
спасительной.
   - А вот представь, что если сделать доску в двенадцать клеток, а  не  в
восемь, - жизнерадостно сказал он,  совершенно  игнорируя  наше  плачевное
положение, - то на ней можно расположить дополнительно по четыре  пешки  и
по четыре новые старшие фигуры с каждой стороны. Я  предлагаю  назвать  их
"лучниками". Они могли бы ходить на две клетки вперед, а вражеские  фигуры
могли  бы  брать  только  на  одну  клетку  вбок.  По-моему,  это   просто
восхитительно усложнило бы игру.
   - Знаешь что, надеюсь, ты когда-нибудь  все  же  проглотишь  шахматы  и
подавишься ими, - разочарованно огрызнулся я.
   - Увы, мне  следовало  бы  помнить,  что  твои  умственные  способности
находятся на уровне низших  позвоночных.  -  С  этими  словами  он  извлек
бутылочку с хулу, которую каким-то чудом  ухитрился  пронести  сквозь  все
выпавшие на нашу долю  испытания,  отошел  от  меня  подальше  и  принялся
демонстративно нюхать. Нет, что ни говори, а я все равно  ни  в  жизнь  не
поверю, что мы воняем, как утверждают марсиане!
   Тут Эл Стор прекратил и нашу пикировку, и продвижение вперед вообще. Он
возвестил:
   - Думаю, пора! - С этими словами он  включил  свою  портативную  рацию,
настроил ее и сказал в микрофон: - Стив, как слышишь меня? Прием.
   Последовала пауза, затем послышалось:
   - Да, мы в четверти мили от реки. Пока все тихо. Но  это  явно  затишье
перед бурей. Скоро окажемся на месте. - Снова пауза. - Хорошо,  будем  вас
направлять.
   Оторвавшись от микрофона и подняв глаза к небу, Эл  по-прежнему  держал
наушник у уха и внимательно слушал. Мы тоже стали прислушиваться.  Сначала
мы не слышали ничего, кроме барабанного боя, который на  этой  сумасшедшей
планете, кажется, вообще никогда не прекращается, но вскоре до нас донесся
отдаленный шум, похожий на гудение гигантского шмеля. Эл снова  взялся  за
микрофон. - Теперь мы вас слышим. Идите  прямо  в  нашу  сторону  и  скоро
будете над нами. - Гул  становился  все  громче.  -  Ближе,  ближе.  -  Он
подождал еще немного. Гул вроде бы чуть отклонился в сторону. - Теперь  вы
немного сбились с курса. - Новая недолгая  пауза.  Отдаленный  звук  вдруг
стал мощным и громким. - Так держать! - Гул превратился в рев. -  Давайте!
- закричал Эл. - Вы почти над нами!
   Он с надеждой взглянул вверх, и мы все как один  тоже  последовали  его
примеру.
   В следующий миг над узким разрывом в кронах деревьев промчался катер  и
в мгновение ока скрылся из вида. Тем не менее экипаж катера, очевидно, все
же заметил нас, поскольку маленькое  суденышко  сделало  изящный  поворот,
вновь пару  миль  пронеслось  параллельно  улице  и  на  умопомрачительной
скорости вышло прямо на нее. Теперь мы все ясно видели  катер  и  радостно
приветствовали его, прыгая, как ошалевшие от радости дети.
   - Видите нас? - спросил Эл в микрофон.  -  Тогда  попробуйте  во  время
следующего захода.
   Катер снова сделал круг, лег на прежний курс и с ревом  помчался  прямо
на нас.
   Сейчас он напоминал чудовищный снаряд, выпущенный из древней пушки.  Из
его брюха вдруг посыпались  какие-то  предметы:  тюки  и  ящики,  начавшие
медленно спускаться к нам на парашютах. Все это посыпалось на наши  головы
как манна небесная, а катер тем временем с ревом понесся дальше и исчез  в
северном направлении. Если бы не проклятые деревья, катер  мог  бы  просто
сесть, взять нас на борт и улететь, вырвав из лап опасности.
   Мы  жадно  накинулись  на  припасы,  разрывая  упаковки  и   вытаскивая
содержимое. Скафандры на всех. Что ж, они помогут нам уберечься от разного
рода газообразной отравы.  Полностью  заряженные  излучатели  с  запасными
обоймами. Небольшой ящичек с полудюжиной крошечных атомных бомб. А еще  по
пузырьку йода и по пакету первой помощи на каждого.
   Один здоровенный  тюк  застрял  высоко  на  дереве.  Вернее,  за  ветки
зацепились стропы парашюта, а сам тюк, соблазнительно покачиваясь, висел в
воздухе. Горячо надеясь, что в нем не  содержится  ничего  такого,  отчего
можно взлететь на воздух, мы лучом перерезали стропы, и тюк упал  вниз.  В
нем  оказались  концентрированные   рационы   и   пятигаллонная   канистра
фруктового сока.
   Сложив парашюты и нагрузившись припасами, мы двинулись  дальше.  Первую
милю  преодолели  без  осложнений:  деревья,  деревья,  деревья  и   дома,
покинутые обитателями. Только сейчас  я  заметил,  что  над  всеми  домами
возвышались деревья одного и того же вида. Ни один дом  не  стоял  ни  под
клеешлепками, ни под вольтивами, с ужасными свойствами  которых  мы  имели
несчастье познакомиться. Были ли домашние деревья  безобидными,  никто  из
нас проверять не стал, но Миншул наконец выяснил, что именно они  являлись
источниками непрекращающегося барабанного боя.
   Наплевав на  Макналти,  который  сразу  возбужденно  расквохтался,  как
курица-наседка, Миншул на цыпочках прокрался в один  из  пустующих  домов,
держа наготове излучатель. Через несколько секунд  он  вновь  появился  на
пороге и сообщил, что дом совершенно пуст,  но  ствол  дерева,  проходящий
сквозь него, грохочет, как африканский тамтам. Он приложился к стволу ухом
и услышал, как внутри бьется могучее сердце. Макналти тут  же  пустился  в
рассуждения насчет того, что мы,  скорее  всего,  просто  не  имеем  права
калечить или каким-либо иным способом  причинять  вред  деревьям  на  этой
планете. Мол, если на самом деле они являются пусть даже  и  полуразумными
существами, то,  по  межзвездным  законам,  все  равно  обладают  статусом
аборигенов и в качестве таковых подпадают под действие  раздела  такого-то
параграфа такого-то Транскосмического Кодекса, регулирующего  межпланетные
отношения. Он с большим  смаком  углубился  в  юридические  аспекты  этого
вопроса, совершенно не принимая во внимание то, что еще  до  вечера  может
угодить в котел с кипящим маслом.  Когда  он  наконец  остановился,  чтобы
перевести дух, Эл Стор заметил:
   - Слушайте, капитан, похоже, у здешних жителей свои собственные  законы
и они собираются  неукоснительно  придерживаться  именно  их.  -  С  этими
словами он указал прямо вперед.
   Я проследил взглядом  за  его  указательным  пальцем  и  тут  же  начал
лихорадочно облачаться в скафандр.
   Говорят,  рекорд  по  надеванию  скафандра  равняется   двадцати   семи
секундам. Честное слово, я натянул его  на  двадцать  секунд  быстрее,  да
только мне вряд ли кто поверит. Ну вот, решил я, и настал час расплаты.  В
угрожающе  нависшей  надо  мной  деснице  возмездия  я  ясно  видел   того
несчастного гуппи и банку сгущенного молока.
   В полумиле  впереди  нас  поджидал  вражеский  авангард,  состоящий  из
каких-то змееподобных чудовищ толщиной с меня  и  длиной  никак  не  менее
сотни футов. Все они скользили в одном направлении и на  ходу  практически
не извивались. За ними в нашу сторону неуклюже  продвигалась  целая  армия
обманчиво безобидных с виду кустов. А вот уже за кустами, громко  вопя  от
сознания собственной неуязвимости, наползала целая орда зеленых  туземцев.
Скорость наступления этой совершенно кошмарной армии  определялась  темпом
продвижения змееподобных существ, ползущих впереди. Они  двигались  как-то
неестественно, как будто им сейчас  приходилось  перемещаться  раз  в  сто
быстрее, чем обычно.
   Охваченные ужасом при виде этого невероятного зрелища, мы  остановились
как вкопанные. Ползучие гады  продолжали  надвигаться  на  нас,  производя
впечатление существ невероятной мощи, которая в нужный момент  выплеснется
наружу. Чем ближе  они  к  нам  подползали,  тем  больше  и  омерзительней
казались. Когда до них оставалось не более трехсот  ярдов,  я  понял,  что
любой из этих тварей ничего не стоит обвиться сразу вокруг шестерых из нас
и сдавить так, как никакой, даже самый исполинский, удав не сможет сжать и
жалкого козленка. Это были самые  дикие  исчадья  здешнего  бескрайнего  и
полуразумного леса. Я понял это инстинктивно и даже услышал, как  на  ходу
они издают негромкие мяукающие звуки. Так вот, значит,  как  выглядят  мои
таинственные зеленые тигры, с одним из которых нашим похитителям  пришлось
сразиться, когда  нас  уносили  от  корабля.  Но,  очевидно,  они  все  же
поддавались дрессировке, и их мощь и злобу можно  было  как-то  держать  в
узде.  Во  всяком  случае,  здешним  обитателям  это,   похоже,   удалось.
Следовательно, вполне возможно, что они стоят  на  гораздо  более  высокой
ступени развития, чем Ка.
   - Думаю, дистанция как раз самая подходящая, - вдруг  сказал  Эл  Стор,
когда расстояние между нами и чудовищами сократилось до двухсот ярдов.
   Он небрежно поигрывал маленькой бомбочкой, которая, в  принципе,  могла
бы превратить в пыль не только наш "Марафон", но  и  корабль  раза  в  два
больший.
   Главным и самым серьезным недостатком Эла  было  то,  что  он,  похоже,
плохо представлял мощь игрушек, с которыми  ему  приходилось  иметь  дело.
Поэтому они поигрывал бомбочкой  так  беззаботно,  что  мне  вдруг  ужасно
захотелось, чтобы он оказался от меня где-нибудь подальше - желательно  на
другом краю Вселенной, - и только когда я уже едва не дрожал от страха, он
размахнулся и швырнул бомбу в наступающих.  Его  мощная  рука  со  свистом
рассекла воздух, и  смертоносный  снаряд  по  широкой  дуге  отправился  в
сторону неприятеля.
   Мы мгновенно залегли. Земля вздыбилась, вверх взметнулось ослепительное
пламя, и полетели клочья пористых зеленых ошметков, на мгновение  зависших
в небе, а потом дождем посыпавшихся вниз.
   Вскочив, мы бросились вперед и, пробежав сотню  ярдов,  снова  залегли,
увидев, что Эл бросает еще одну бомбу. На сей раз у меня было впечатление,
что прямо у меня под боком вдруг проснулся вулкан.  Взрыв  оказался  таким
сильным, что я от удара чуть  не  распался  на  молекулы.  Не  успели  его
отзвуки затихнуть, как послышался рев вновь появившегося  катера,  который
спикировал на противника с тыла  и,  похоже,  сбросил  еще  парочку  бомб.
Просто кошмар какой-то!
   - Давай! - крикнул Эл. Схватив обезножившего Джепсона, он  вскинул  его
на плечо и бросился вперед. Мы помчались за ним.
   Первым препятствием стал огромный кратер,  на  дне  которого,  все  еще
дымясь, кипела земля и корчились изувеченные  остатки  гигантских  червей.
Пробегая по краю кратера, я чуть не налетел на шестифутовый обрубок  одной
из этих тварей, который все еще продолжал  конвульсивно  дергаться.  Между
этим кратером и следующим там  и  сям  были  рассеяны  остатки  вражеского
ползучего авангарда. И внутри и  снаружи  эти  гадины  оказались  насквозь
зелеными,  а  кожу  их  покрывали  тоненькие  волоски,  которые  и  сейчас
продолжали подрагивать. Сотню ярдов, разделяющую два кратера, мы покрыли в
рекордно короткий срок, Эл по-прежнему несся  впереди,  даже  несмотря  на
свою тяжеленную  ношу.  Я  потел,  как  загнанная  лошадь,  и  то  и  дело
благодарил свою счастливую звезду за пониженную гравитацию. Только поэтому
мне все еще удавалось поддерживать этот безумный темп.
   Потом снова пришлось разделиться и с двух сторон огибать второй кратер.
Вот тут-то нам и довелось впервые встретиться лицом к лицу с  противником,
и дальнейшее я помню уже смутно.
   Передо мной возник куст. По старой земной привычке я отнесся к  нему  с
пренебрежением,  на  мгновение  позабыв  те  невзгоды,  которые   мы   уже
претерпели от здешних проклятых растений.  Я  почти  не  обратил  на  него
внимания и мчался вперед. Зловредный куст отступил в сторону и,  мгновенно
обвившись вокруг моих ног,  завалил  меня  на  всем  скаку.  Я  с  размаху
грохнулся  о  землю  и,  хотя  как  будто  ничего  себе  не  повредил,  от
неожиданности стал ругаться на чем свет стоит. Тем временем куст  принялся
методично посыпать мой скафандр серым порошком. Через мгновение  я  увидел
длинное кожистое щупальце, которое  оторвало  от  меня  куст  и  методично
разорвало его на куски.
   - Спасибо, Саг Фарн, - выдохнул я, вскочил и снова помчался вперед.
   Второго растительного недруга  я  уже  скосил  лучом,  который,  пройдя
сквозь него, заодно поджарил стоящего ярдах в шестидесяти - семидесяти  от
меня, что-то  кричащего  и  отчаянно  жестикулирующего  туземца.  Саг  тем
временем занялся третьим кустом, порвал его и разбросал в разные  стороны.
Странный порошок на него, похоже, никак не действовал.
   К  этому  времени  Эл  находился  уже  ярдах  в  двадцати  впереди.  Он
остановился, выхватил еще одну бомбу, швырнул ее, бросился на землю, затем
снова вскочил и, громко топоча башмаками,  бросился  вперед  с  Джепсоном,
болтающимся у него на плече. Над нашими головами снова  загрохотал  катер.
Он устроил самую настоящую бойню во вражеском тылу. Откуда-то  из-за  моей
спины вдруг сверкнул игольный луч, едва не задевший шлем моего  скафандра,
и испепелил еще один куст.  У  меня  в  наушниках  одновременно  слышались
голоса по крайней мере шести человек,  на  все  лады  честящих  зловредных
аборигенов. Справа от меня вдруг  начало  крениться  и  рухнуло  на  землю
огромное дерево, но у меня не было ни времени, ни желания  оглядываться  и
выяснять, кто его срубил.
   Потом одна из змей схватила  Блейна.  Как  ей,  единственной  из  всех,
удалось уцелеть, было уму непостижимо. Она, подобно  остальным,  лежала  и
дергалась, как и все ее подруги, но при этом сохранила  свою  смертоносную
силу. Блейн налетел на нее, и в  тот  же  миг  она  свернулась  кольцом  и
стиснула его. Он отчаянно заверещал в микрофон  шлема.  Этот  предсмертный
крик был просто ужасен. В том месте, где могучие кольца стиснули скафандр,
он лопнул, и во все стороны брызнула кровь. Это зрелище и вопль умирающего
Блейна так ошеломили меня, что я невольно остановился и  в  меня  врезался
бегущий прямо за мной Армстронг.
   - Не останавливаться! - проревел он и, толкнув меня  вперед,  мгновенно
разорвал бешено извивающуюся гадину на  несколько  корчащихся  кусков.  Мы
снова помчались вперед, вынужденные оставить изуродованные останки  Блейна
на милость враждебных джунглей.
   К этому времени мы уже пробились сквозь передовые отряды псевдорастений
и  врезались  в  изрядно  поредевшие  боевые  порядки  яростно  завывающих
туземцев. Под нашими ногами с треском лопалось множество шаров с  отравой,
но  скафандры  надежно  защищали  нас  от  воздействия  их   газообразного
содержимого. Да и в любом случае мы неслись слишком быстро,  чтобы  успеть
почувствовать  на  себе  действие  отравы.  Я  одного  за  другим   срезал
излучателем трех зеленых туземцев  и  успел  заметить,  как  Эл,  даже  на
мгновение не притормозив, оторвал голову еще одному.
   Мы уже начали  задыхаться  от  быстрого  бега,  когда  враг  неожиданно
дрогнул. Услышав вой заходящего  в  очередное  смертоносное  пике  катера,
оставшиеся в  живых  аборигены  прыснули  в  разные  стороны  и  мгновенно
скрылись в  густом  лесу.  Путь  был  свободен.  Мы,  не  сбавляя  хода  и
по-прежнему держа излучатели наготове, наконец выскочили на берег реки.  А
там, на поляне у самой воды,  нас  ждало  самое  приятное  и  долгожданное
зрелище на свете - наш милый "Марафон".
   И тут Саг Фарн,  когда  мы  уже  радостно  ринулись  было  к  открытому
входному  люку,  сделал  нечто  совершенно  непредвиденное,  изрядно   нас
напугав. Он обогнал нас, заслонил люк своей огромной тушей и, подняв вверх
обрубок щупальца, заявил:
   - На вашем месте я бы так не торопился! - В чем дело? - спросил Эл. Его
горящие глаза уставились на обрубок щупальца марсианина, и он  добавил:  -
Что с тобой случилось?
   - Я лишился большей части щупальца, - сказал  Саг  Фарн  так  небрежно,
будто для него лишиться щупальца так же легко, как снять шляпу. - Это  все
тот порошок. Он состоит из  мириадов  субмикроскопических  насекомых.  Они
пожирают все, на что попадут.  И  уже  начали  есть  меня.  Оглядите  себя
получше.
   Елки-палки, он оказался совершенно прав! Начав внимательно  осматривать
скафандр, я заметил на  нем  серые  пятнышки  порошка,  медленно  меняющие
форму.
   Так, значит, рано или поздно они проедят ткань скафандра и примутся  за
меня!
   Мне еще никогда в жизни не было так паршиво. Одним словом, нам пришлось
тут же возле корабля, по-прежнему не спуская глаз с опушки леса, с полчаса
заниматься раздражающей и довольно потной  работенкой:  прожаривать  другу
другу скафандры расширенными до максимума лучами на минимальной  мощности.
К тому времени,  когда  последние  остатки  живого  порошка  обуглились  и
отвалились, я чувствовал  себя  так,  будто  меня  и  самого  как  следует
прожарили.
   Молодой Уилсон, которого хлебом не корми, а дай возможность  посмеяться
над другими, воспользовался случаем и заснял  всю  унизительную  процедуру
взаимного прожаривания на пленку. Я отлично знал, что  в  один  прекрасный
день  все  это  будет  продемонстрировано   любопытному   миру,   вальяжно
развалившемуся в мягких креслах у экранов и страшно  далекому  от  всякого
рода невзгод, выпавших на нашу долю у Ригеля. Втайне я надеялся, что  хоть
немного  серых  жучков  уцелеет,  доберется  до  его  пленки   и   добавит
происходящему на ней хоть малую толику подлинного реализма.
   Затем, напустив  на  себя  официальный  вид,  Уилсон  сделал  несколько
снимков  леса,  реки  и  парочки  перевернутых   туземных   лодок   с   их
двухлопастными веслами. В конце концов мы  с  облегчением  погрузились  на
корабль.
   Катер тоже был принят на борт, и "Марафон" незамедлительно стартовал.
   Никогда еще я не  испытывал  такого  облегчения,  видя  в  иллюминаторе
нормальный и приятный глазу желтовато-белый свет, навсегда смывший с наших
лиц желчную трупную зелень. Стоя у иллюминатора  вместе  с  Бренандом,  мы
наблюдали, как эта странная жуткая планета уменьшается в  размерах,  и  не
могу сказать, чтобы я уж очень сильно жалел  об  этом.  Тут  к  нам  сзади
подошел Эл и сообщил:
   - Сержант,  посадок  больше  не  предвидится.  Капитан  принял  решение
возвращаться на Землю.
   - А почему? - спросил Бренанд. Он указал на  уменьшающийся  зеленоватый
шарик: - Ведь мы так и не обнаружили почти ничего стоящего.
   - Макналти считает, что мы узнали вполне достаточно  и  привезем  более
чем ценную информацию.  -  Паузу  заполнил  ритмичный  гул  двигателей.  -
Макналти  говорит,  что  он  соглашался  возглавить   экспедицию,   а   не
скотобойню. С него, мол, довольно, и он намерен подать в отставку.
   - Идиот напыщенный! -  в  сердцах  заметил  Бренанд,  не  выказывая  ни
малейшей уважительности к капитану.
   - Хотелось бы все-таки понять, что же такого мы узнали? - спросил я.
   - Ну прежде всего нам удалось выяснить, что жизнь  на  этой  планете  в
основном симбиотична, - отозвался Эл. - Разные  ее  формы  сосуществуют  и
совместно используют свои  возможности.  Люди  сосуществуют  с  деревьями,
причем у каждого народа деревья свои. А сосуществовать им дает возможность
как раз тот самый странный орган на груди.
   - Лекарства в обмен на кровь, - с отвращением заметил Бренанд.
   - Но, - продолжал Эл, - на планете есть и гораздо более цивилизованные,
чем Ка, народы, настолько высокоразвитые и богоподобные, что могут надолго
отрываться от своих деревьев и  путешествовать  по  всей  планете  днем  и
ночью. Они умеют доить свои деревья, хранить и носить с собой  питательную
жидкость и пить ее из чашек. Они - единственные, кто сумел извлечь  пользу
из навязанного им симбиотического образа жизни и - по меркам этой планеты,
конечно, - обрести свободу.
   - На поверку они оказались не такими уж богоподобными! - усмехнулся я.
   - Не в этом дело, - возразил Эл. - Верно, нам удалось с боем  вырваться
из их плена, но победить их нам не удалось. Они как были, так  и  остались
единственными хозяевами своего мира. А мы понесли довольно тяжелые  потери
и еле унесли ноги, да еще не знаем, как снова поставить на ноги Джепсона.
   Когда он повернулся, собираясь уходить, я кое-что вспомнил:
   - Эй, послушай-ка, а что все-таки случилось после нападения на корабль?
И как вам удалось напасть на наш след?
   - Мы уже начали терпеть поражение. И решили,  что  главное  достоинство
храбреца - благоразумие. Поэтому мы  взлетели  до  того,  как  они  успели
полностью вывести корабль из строя. А  уж  после  обнаружить  вас  особого
труда не составляло. - Его глаза  горели,  как  всегда,  невозмутимо,  но,
готов поклясться, на сей раз в них сверкали искорки  насмешки.  -  С  вами
оказался Саг Фарн. А с нами  остались  Кли  Янг  и  все  остальные.  -  Он
постучал себя пальцем по лбу. - Забыл, что ли?  У  марсиан  очень  большой
гамиш.
   - Они  же  могут  общаться  между  собой  телепатически!  -  с  досадой
воскликнул Бренанд. - Совсем вылетело из головы! Но ведь Саг Фарн ни  разу
даже словом об этом не обмолвился. Косоглазый паук просто дрых всю дорогу.
   - И тем не менее, - сказал Эл, - он все  время  поддерживал  со  своими
приятелями контакт.
   Он пошел дальше по коридору и скрылся за углом. Тут раздался сигнал,  и
мы с Бренандом, обнявшись,  как  братья,  вместе  с  кораблем  перешли  на
флетнеровский режим полета. Зеленый мир превратился в  крошечную  точку  с
быстротой, которой я никогда не перестану изумляться. Постепенно приходя в
себя, мы кое-как разогнулись, и Бренанд тут же  протянул  руку  к  клапану
давления марсианского отсека и повернул регулятор. Когда стрелка  поползла
направо и наконец остановилась на  отметке  пятнадцать  фунтов,  лицо  его
озарилось мрачным удовлетворением.
   - Слушай, марсиане ведь сейчас там, - напомнил я. - Боюсь,  им  это  не
понравится.
   - А им это и не должно нравиться. Я покажу этим резиновым чучелам,  как
водить нас за нос!
   - Макналти тоже будет не в восторге!
   - А кого волнует, будет он в восторге, или нет? - проревел он.
   В этот момент из-за угла внезапно появился Макналти, шествуя со  всегда
присущим ему достоинством.
   Бренанд быстро и довольно громко добавил:
   - Как тебе не  стыдно!  Мог  бы  относиться  к  нему  поуважительнее  и
называть его капитаном!
   Понятно? В общем, если вам когда-нибудь доведется оказаться в  космосе,
насчет корабля можете не беспокоиться. Если вам что-нибудь и угрожает,  то
только находящиеся вместе с вами на борту подлецы.

Пролог Часть 1 Часть 2 Часть 3


все книги автора